централизации власти) как наилучшей политической форме правления. Представление о возможности полного контроля «сверху» над обществом (патернализм).

б) Упование граждан на государство, способное разрешить все социальные проблемы (социальный инфантилизм).

в) Непонимание (неприятие) идеи самоуправления и роли горизонтальных общественных связей.

г) Непонимание (неприятие) принципа разделения властей и других правил социальной гигиены, основанных на сознательно-критическом (не нигилистическом!) отношении к любой власти.

(Государство должно быть достаточно сильным, чтобы требовать от граждан только выполнения ясно изложенных законов, сознательно отказываясь от какого-либо манипулирования гражданами.)

3.2.3. Социально-психологические.

а) «Патерналистско-аграрный» коллективистский комплекс, сформированный при архаических социо-экономических условиях, противостоящий городской культуре (цивилизации). Неизжитый славянофильско-почвенный комплекс противопоставления деревенской «душевности» городскому «рационализму». Неприятие новых идей.

[255]

(Российское общество остается традиционным по своей социальной психологии. Задача социальной модернизации продолжает быть актуальной. Православие должно быть в равной степени открыто для всех и не содержать в себе элементов, предрасполагающих к его принятию какую-либо социально обусловленную группу [178].)

б) Коммунистическое «наследие» — общественный паралич, как результат тотального огосударствления общественной жизни.

в) Национализм и псевдопатриотизм (в основном в среде малообразованных людей), когда понятие Бога подменяется понятиями единства, родины, государства, империи.

(При этом возможна лишь реставрация старой формулы: «православие, самодержавие, народность». Создание внешней социальной доктрины невозможно без создания системы внутрицерковного взаимодействия, «внутренней социальной доктрины», способствующей развитию соборно-демократических начал.)

3.2.4. Мировоззренческие.

а) Отсутствие трезвого критического осмысления исторического и духовного пути России.

178 Социологические исследования показывают, что доля верующих среди образованных и необразованных примерно одинакова, но продолжающийся «аграрный комплекс» православия (обязательные головные платки у женщин, бороды у духовенства) препятствует практическому обращению к Церкви образованных людей, часто считающих себя «христианами вообще».

[256]

a)Недостаточно лишь ссылаться на «славное прошлое», на 1000-летие Православия на Руси, на происки врагов и на «попущения Божии».)

б) Отсутствие традиций популярной социальной философии (кроме архаическо-интегристской), философско-богословской концепции общества в условиях уже необратимо немонархической десакрализованной (не полностью, конечно) государственности.

в) Общая слабость универсально-рационального начала в общественном сознании.

г) Размытость, неопределенность и эклектичность социологических представлений в популярном сознании. Общее отсутствие концепции социального развития. Сказывается отсутствие эпохи Просвещения в России. Просвещение состоялось лишь в очень немногих головах.)

д) Отсутствие концепции христианского гуманизма и «общего блага». В традиционно-православной среде никак не осмыслена языческая природа монархии, как не осмыслено и христианское обоснование социализма (немарксистского) и демократии.

Необходимо развить традиции богословско-философской социальной мысли, причем не только в жанре историософских, теологических или иных «видений» и «созерцаний», но и в виде богословски оправданного конструктивно-рационального дискурса (в случае выбора европейской модели развития).

Следует учиться интеллектуальной честности и ценить правильную мысль, от кого бы она ни исходила.

Необходимо, наконец, на церковном уровне признать ценность либеральной русской религиозно-философской социальной мысли (начиная с В. С. Соловьева).

Глава 4. Христианство и демократия

[259]

Демократия является методом нахождения возможных решений для неразрешимых проблем.

Рейнхольд Нибур (1892–1971)

Как известно, в России продолжается поиск национальной идентичности в социально-политической сфере. Какой тип государственного устройства более всего соответствует российскому менталитету? В зачаточной форме у нас уже существуют новые экономические и политические реалии, которых ранее не было: рыночная экономика, частная собственность, демократия.

Не будем здесь вдаваться в долгий разговор о том, насколько всего этого раньше не было. Если что-то и было, то коммунизм [1] основательно с этим покончил. Гласная процедура принятия решений (на народном собрании, например, как это кое-где было на Руси) является лишь одной из предпосылок демократии. Нервом же современной либеральной демократии является уважение к меньшинствам и к самому малому «меньшинству» — человеку. И не просто уважение, а социофилософский принцип, его отражающий и законодательно выраженный. А вот такой демократии в России, можно твердо сказать, никогда не было.

Первый вариант данной статьи под тем же названием был опубликован в журнале «Вопросы философии», 1996, № 7.

1 Под «коммунизмом» здесь понимается не «светлое будущее», а та социальная реальность, которая была создана Коммунистической партией.

[260]

Сегодня говорят о примате личности над государством (даже в Конституции РФ есть об этом ст. 2), о правах человека. К сожалению, духовно-нравственных предпосылок для восприятия этих реалий явно недостаточно. Более того, в России у значительной части православных и сочувствующих им эти реалии вызывают неприятие (иногда скрытое). И понятно почему: до сих пор в нашем национальном сознании в той или иной форме, иногда на уровне интуиции, живет известная уваровская парадигма: «православие, самодержавие, народность», т. е. некий симбиоз религиозного, государственного и национального факторов. «Права человека» при этом представляются чем-то искусственным, избыточным, «светским», чуть ли не проявлением индивидуализма и эгоизма. Ведь так легко предположить, как это делают наши новые пиетисты, что если у нас будет истинная вера, то все остальные проблемы решатся сами собой.

В общем-то, это верно, но совсем не легко и даже очень трудно определить, чту есть истинная вера не только на уровне догматики и литургики, но и на уровне ежедневной жизни.

Социологические опросы показывают, что «православность» не обязательно предполагает мистический аспект религиозности, веру в Бога, а часто связывается с исторической, культурной, национальной идентичностью. И в этом смысле коммунист может быть вполне «православным», симпатизируя при этом, например, «соборности», которая является для него синонимом коллективизма, примата общего интереса над частным.

Неудивительно, что православные на Западе совсем иначе относятся к этой проблеме. Они давно

[261]

поняли практически, что демократия не только не мешает религиозности, но, наоборот, создает для нее относительно благоприятные условия. (Достаточно вспомнить, например, что писал о религиозной жизни в Америке архиепископ Иоанн Шаховской, проживший там много лет.) Возникает вопрос: так ли уж несовместимо христианство с демократией?

1. Метафизические предпосылки и их социальные последствия.

Самым сложным вопросом с метафизической, да и с практической точки зрения, была и остается проблема соотнесения, взаимодействия двух уровней реальности: духовного и материального, Божественного и человеческого, а в этической плоскости — должного и фактического. Ясно, что то, что мы называем «духовностью», прямолинейно не проецируется в категориях «должного» на социум в виде соответствующих политических институтов. В Библии сказано: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18, 36). И в этом смысле между религией и политикой есть непреодолимая дистанция. Сама религия, особенно в восточном понимании, есть усилие и направленность к трансцендентному, а не зримому, земному. В то же время христианский максимализм и универсализм требуют соответствующего осмысления всей полноты окружающей действительности, включая социально-политическую сферу, что предполагает и адекватное обращение и взаимодействие с ней. Мера этого взаимодействия и есть мера отношений двух уровней реальности.

[262]

Здесь известны две крайности.

Первая — устремленность к Божественному при игнорировании земного порядка. Это можно наблюдать в некоторых восточных религиях. Материальный мир здесь рассматривается как нечто недолжное, как следствие какого-то грехопадения в высших сферах. И поэтому материальный уровень всерьез не воспринимается. Ясно, что на этом пути развития цивилизация создаваться не может, хотя отдельные духовно развитые личности, святые могут быть. Этот подход можно назвать монофизитско [2]-спиритуалистическим, «чисто духовным». В социальном плане такому типу религиозности более всего соответствует монархизм. Одному Богу на небе как бы соответствует один царь на земле. Эта модель пленяет неискушенные умы своей мнимой простотой.

Вторая крайность — это устремленность к материальному при игнорировании высшего духовного начала. Философским обоснованием такого подхода является соответственно материализм, а его наиболее последовательной политической проекцией — коммунизм, декларирующий заимствованные из христианского гуманизма принципы свободы, равенства, братства, справедливости. Но поскольку духовное начало как объективная реальность все равно не исчезает, то оно начинает извращаться; возникает зловещая пародия на христианство без Бога. Религия редуцируется

2 Монофизитство (одна природа) — христологическая ересь, осужденная на Четвертом Вселенском Соборе (451). Согласно этой ереси, Божественная природа Иисуса Христа поглотила Его человеческую природу. Тем самым подрывалась основа христианства как религии Богочеловечества.

[263]

в идеологию, т. е. усеченное рационалистическое миропонимание. Здесь дается санкция на не ограниченную ничем (по причине неизбежного атеизма) преобразовательную деятельность, активизм, в соответствии с односторонне (человеческим разумом только) определенной концепцией «общего блага» («Мы наш, мы новый мир построим…»). Мир уже не рассматривается как творение Божие. Отсюда развивается конструктивистско-силовой подход к действительности.

Видно, что подобное мировоззрение (основанное на второй крайности) возможно вследствие неправомерного переноса закономерностей редукционистско-механистического монологического мышления на общественно-политическую сферу, рассматриваемую как объект манипуляций. Возникает тоталитарный соблазн: создать идеальное общество-инкубатор, заповедник, управляемый определенными людьми, якобы познавшими закономерности исторического развития (а по сути дела их отменившими), по аналогии с законами природы.

В результате во имя «светлого будущего» строится кошмарное настоящее общества, имеющего структуру концлагеря. (То, что немногие люди в этом лагере, который назывался «социалистическим», осуществляли, по недосмотру охранников, интеллектуально-духовную деятельность, не меняло сути дела.) Отсюда, кстати говоря, видно, что последовательный материализм невозможен. (Равно как и последовательный идеализм.) Псевдосакральная, заидеологизированная коммунистическая система ясно свидетельствовала об этом.

Как известно, крайности сходятся: религиозное монофизитство приводит к игнорированию фактора

[264]

человеческой личности, рассматриваемой лишь как частность, т. е. к деперсонализации. Это создает основательную предпосылку для тоталитаризма как в виде древних восточных деспотий, так и в форме модернизированной деспотии — коммунизме.

При коммунизме же монофизитская схема мышления сохраняется, она лишь вместо идеалистического наполняется иным, якобы материалистическим содержанием [3]. Модернизм коммунизма развивается именно по этой, западно-технократической линии. Архаический патернализм — по линии восточной.

И в спиритуалистическом монофизитстве, и в материалистическом монофизитстве, таким образом, человек теряется как личность, становится чем-то незначащим, строительным элементом, «винтиком».

Вообще говоря, человеческий «разум имеет непреодолимую склонность к монизму или к дуализму… С этой естественной склонностью человеческого мышления, не вмещающего тайну двуединства, связаны и уклоны духовности. Духовность принимает или характер крайнего монизма, или характер крайнего дуализма… Противоположна же этому духовность, основанная на встрече человека и Бога, на богочеловечности, в которой соединение сохраняет различение…» [4]

Коммунизм как бы сочетал в себе крайности материализма и, несмотря на все отречения коммунистических идеологов, идеализма. При актуализации

3 Возможны, таким образом, два вида монофизитства.

4 Бердяев Н. А. Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 436.

[264]

«материализма» из-за паралича и падения уровня производства, вызванных идеократией, стал исчезать воспетый «материальный базис».

В целом же коммунизм не вписывается ни в одну традиционную схему, так как в нем имеется волюнтаристский аспект, позволяющий делать периодические диаметральные развороты. Постоянным здесь остается только одно — глубокое презрение к отдельному человеку, вообще к людям.

Это прямое следствие как атеизма, редуцировавшего человека к «материи на высшей стадии ее развития», так и утилитаристского коллективизма, легко приносящего в жертву любое число людей ради «общей пользы».

Не случайно коммунизм (в основном по причине монофизитства и коллективистской установки) в той или иной форме, иногда религиозно окрашенной, в основном привился на Востоке: в Корее, Китае, Вьетнаме, Кампучии, Албании и, наконец, в России — главном рассаднике коммунизма по всему миру (перечень стран не отражает хронологию коммунистических режимов) [5]. Какими бы сложными путями эта идеология ни проникала