поклонения. Религия одного человека ни вредна, ни полезна для другого. Не религиозно принуждать кого бы то ни было к религиозному почтению. Его должно воздавать добровольно, не вследствие насилия» [21].

Свобода совести, таким образом, следует из естественного права.

У Тертуллиана ясна выражена мысль о служебном предназначении государства. Следует уважать государственную власть не саму по себе, а до тех пор, пока она соответствует своему предназначению и не посягает на Божественные почести (Scorpiace, 14). Источником права, по Тертуллиану, является Бог (Apologeticum, 30).

20 «Все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам». См.: Св. Иустин. Апология II, 13.

21 Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви (репринт). М., 1994. Т. III. C.42.

[337]

Лактанций († ок. 320), которого иногда называют «христианским Цицероном», четко говорит о приоритете личности над государством: «люди, утверждающие, что надо уважать своих сограждан и не заботиться о чужеземцах, разрушают общество рода человеческого и вместе с тем уничтожают благость, щедрость и правду» (О Божественных наставлениях, VI, 6).

Лактанций убежденно повторяет мысль Цицерона об универсальной этике (общечеловеческих ценностях), которая до сих пор остается недостаточно популярной, несмотря на всю ее кажущуюся простоту: «Истинный закон есть прямой и с природой сообразный разум, который врожден во всех людях, который неизменен, постоянен и вечен, который велит делать добро и запрещает делать зло… Ни сенат, ни народ не могут ничего в нем отменить, ни опровергнуть… Нет надобности ни в объяснениях, ни в толкованиях на него… Тут не случится, чтобы один закон был для Рима, а другой для Африки, один для настоящего, другой — для будущего времени. Он для всех народов одинаков и пребудет во все времена неизменно» (О Божественных наставлениях, VI, 8).

Слова Лактанция звучат почти по-евангельски: «Нужно защищать религию не убивая, но умирая; не жестокостию, а терпением; не злодеянием, а честностью… Ибо нет ничего в такой мере свободного (добровольного), как религия…» [22]

Без комментариев ясно, до какой степени это противоречит расхожему представлению о религии как полезной обрядности.

22 Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. С. 42.

[338]

Секулярный взгляд на государство встречается и у восточных отцов, хотя и реже, чем у западных.

Так, св. Феофил Антиохийский (II в.) писал: «Царь сотворен не для того, чтобы ему поклоняться, но чтобы воздавать ему законную честь. Он не Бог, но человек, от Бога поставленный, не для того, чтобы ему поклонялись, но чтобы судил праведно, ибо ему некоторым образом вверено от Бога управление… но никому не следует поклоняться кроме Бога» (Апология. 1-я книга к Автолику, II гл.).

Св. Иларий Пиктавийский († ок. 367) обращался к императору Констанцию: «Для того вы и поставлены, за тем вы и смотрите, чтобы ваши подданные пользовались сладчайшей свободой. Возмущенный мир церкви нельзя восстановить, разрозненных нельзя собрать иначе, как предоставив им полную свободу жить по своим убеждениям, без всякого рабского принуждения… Если бы вы употребили насилие даже в интересах истинной веры, и тогда епископы, с их учительским авторитетом, пошли бы против вас и сказали: Бог — Господь всей вселенной, Он не нуждается в подневольном послушании, не требует вынужденного исповедания. Его нельзя обмануть, а Его благоволение можно заслужить искренним исповеданием Его» [23].

Св. Афанасий Александрийский писал, защищаясь от агрессивных ариан, которых поддерживал император Констанций: «Сам Господь не принуждает, а отдает на полное произволение, когда говорит всем: «если кто хочет идти за Мною» (Мф. 16, 24),

23 Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. С. 55-56.

[339]

и ученикам: «не хотите ли и вы отойти?» (Ин. 6, 67) …Спаситель, приходя ко всякому, не вторгается с насилием, а только стучит (Откр. 3, 20) … и когда отворяют, входит, а когда медлят и не желают принять, уходит. Нет, не мечами и стрелами, не посредством военных отрядов, а убеждением и советом возвещается истина. А какое убеждение там, где страх от царя? Какой совет там, где возражающего наказывают изгнанием или смертью?» [24]

Но значение этих протестов ослаблялось тем, что, как считал профессор СПбДА В. В. Болотов (1854–1900), они исходили от партии гонимой (арианами). Будь эти слова сказаны тогда, когда громы императорской власти разражались над арианами, — их действие, может быть, было бы более сильным [25].

Последовательное разделение сфер Божественного и светского (кесарева) очень важно, так как язычески-сакрализованный тип государства, несмотря на все попытки его «воцерковления» в христианскую эпоху, всегда противостоял, особенно на Востоке, человеческой личности, отказывая ей в праве самоопределения [26].

Конечно, не все христиане так рассуждали, и некий Юлий Фирмик Матерн в своем сочинении «De errore profanarum religionum» (О заблуждении нечестивой религии) (348), адресованном тому же импе-

24 Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. С. 55.

25 Там же. С. 56.

26 Насколько актуальны эти мысли раннехристианских авторов, видно из истории нашей страны, особенно из коммунистического 70 летнего периода, когда государство имело структуру древневосточной деспотии.

[340]

ратору Констанцию, советовал ему искоренять насильственными мерами язычество, указывая на библейский пример истребления богоизбранным народом хананеев.

Классическим для той эпохи было понимание свободы совести у блаженного Августина (354–430). До тех пор пока еретики (донатисты) имели преобладающее положение в Африке и преследовали его, Августин был горячим сторонником свободы совести; но потом, когда их позиции ослабели, он обратился к императорской власти с просьбой подавить еретиков. Удачный опыт этой операции убедил его в пользе избранного метода, и Августин даже сформулировал принцип: «multis enim profuit prius timore vel dolore cogi, ut postea possent doceri» [27], находя, что подобное принуждение не менее оправдано, чем то, которое совершается над больным человеком, не знающем о своей болезни. Если следует его изолировать ради заботы о здоровых, то тем более следует принимать строгие меры к еретикам, которые уводят верующих от спасения. Таким образом, Августин полагал, что насилие оправдано, если оно совершается во имя истины. Он указывал и на слова «убеди прийти» (Лк. 14, 23) из евангельской притчи о званых на вечерю. Греческий глагол убеждать имеет характер принудительности. Впоследствии аргументация Августина использовалась для оправдания казней еретиков.

Св. Амвросий Медиоланский одобрял насильственные действия императора Феодосия против язычества,

27 Смысл высказывания: страх и страдание иногда способствуют приближению к истине.

[341]

разрушение языческих храмов и статуй [28]. В 380 году Феодосий издал эдикт, обязывающий все подвластные ему народы исповедовать «ту религию, которой апостол Павел научил римлян; что должно веровать в Единое Божество Отца, Сына и Св. Духа, равночестных во Святом триединстве». Эдикт устанавливал уголовную ответственность за поклонение другим богам.

В 382 году был издан закон, карающий манихеев смертной казнью, конфискацией имущества и возлагающий обязанность на префектов претория учреждать специальных должностных лиц — инквизиторов, которые должны были разыскивать манихеев и обвинять их перед судом.

В целом западные христианские авторы (Лактанций, св. Амвросий, св. Августин, св. Григорий Великий) утверждали, что человек должен добровольно отвечать Богу верой в Него, поэтому никто не может быть принуждаем принимать веру вопреки своей воле. Самому характеру веры претит принуждение.

Св. Фома Аквинский был явным сторонником веротерпимости, убеждая правительство не подавлять религиозные меньшинства, не лишать их возможности свободно прийти к истинной вере.

Конечно, было бы натяжкой попытаться путем подбора более или менее подходящих цитат из Евангелия и из работ христианских авторов обосновать современную концепцию прав и свобод человека с соответствующими механизмами их защиты.

28 Ему принадлежит призыв: «Volve, qbaleso, atque excute sectam gentilium!» (Смысл высказывания: следует гнать язычников).

[342]

В основе права лежат две великих идеи: абсолютное достоинство человеческой личности и равенство всех людей. Эти идеи входили в сознание человечества постепенно и явились продуктом исторического развития. Всемирное значение эти идеи получили лишь в проповеди Евангелия [29].

Важно то, что именно в Библейско-христианской традиции признается историческое развитие человечества, а значит, и необходимость творческого осмысления новых общественных реалий в свете Божественного Откровения.

За кажущимся «формализмом» права кроются глубокие вещи: правда и справедливость.

4.4. Особенности понимания власти на Востоке и на Западе.

На протяжении всей интеллектуальной истории Западной Европы наряду с разработкой богословских и философских вопросов, существовал и постоянный интерес к социально-политической и правовой проблематике. Конечно, интерес к праву возник не на пустом месте: существовало достаточно разработанное Римское право, которое можно считать вершиной развития «естественного права» в древнем мире. Христианство дало более глубокое понимание человеческой личности, изменило ее самоощущение и самосознание [30]. Это происходило, конечно, не одно-

29 Булгаков С.Н. О социальном идеале // Труды по социологии и теологии. М., 1997. Т.1.С/ 260/

30 См.: Лосский В.Н. Богословское понятие человеческой личности //БТ. М., 1975. N 14.

[343]

моментно, а на протяжении многих лет. Образно говоря, «естественное» стало приобретать новый смысл и как бы восполняться «сверхъестественным» (укорененностью в трансцендентном).

Характерной чертой западного менталитета было мнение, что «сверхъестественное» и «естественное» не должны противоречить друг другу и что «сверхъестественное» может проявляться не только прямо (что бывает крайне редко), но и опосредованно, косвенным образом, через «естественное». Для западной мысли было также очень свойственно критическое отношение к власти. Не всякая власть считалась законной властью («от Бога», см.: Рим. 13, 1), а только та, которая соответствовала своему предназначению. В Средние века было даже разработано теоретическое положение, оправдывающее свержение дурной власти.

В целом Запад пошел по пути ограничения государственного левиафана; там была презумпция недоверия к государству.

Восток же двинулся по пути «воцерковления» государства. Здесь была презумпция доверия к государству, в котором видели что-то мистическое. Но в результате не левиафан «воцерковился», а сама Церковь «вогосударствилась», т. е. стала выполнять сервильные функции.

В Восточной части Римской империи — в Византии чувствовалось, соответственно, влияние восточного фатализма. Известному высказыванию апостола Павла: «нет власти не от Бога» (Рим. 13, 1) здесь придали почти безусловный смысл, не обращая особого внимания на последующие слова апостола о качестве этой власти от Бога, при которой начальник является «Божиим слугой», носящим меч для

[344]

наказания делающих зло (Рим. 13, 3–6), равно как и на слова апостолов Петра, Иоанна и других о том, что «должно повиноваться больше Богу, чем людям» (Деян. 4, 19; 5, 29).

В Византии, а позже и в России, не без давления самой императорской власти, христиане все отношение к ней свели к молитве за власть, даже если она была явно богоборческой (наиболее яркий пример: коммунистическая власть в России). Отношения Церкви и государства мыслились не в паритетно-правовой (как на Западе), а в гармонической парадигме (симфонии), согласно VI новелле (новом законе), изданной при Византийском императоре Юстиниане (483–565). Новелла гласила, что «священство и царство суть величайшие дары Божии. Первое служит делам Божеским, второе заботится о делах человеческих. Оба происходят из одного источника и украшают человеческую жизнь. Поэтому, если первое поистине беспорочно и украшено верностью Богу,