быть принудительной. Государство не должно превращать себя в Церковь и строить Царство Божие на земле, оно призвано лишь создавать условия людям для их достойного существования. Непостижимость Божества имеет свой коррелят в творении, в том числе и на социальном уровне. Уче-
[48]
ные со своей стороны приходят к тому же выводу: «Возможность планомерного развития общества — заблуждение, чреватое трагическими последствиями» (58). Сложность управления системой находится в экспоненциальной зависимости от ее сложности, что окончательно развеивает рационалистическую утопию тотальной управляемости. Максимум, что люди могут определить, это направленность своей деятельности и соответственно — недеятельности. Социальная инженерия не менее опасна, чем генная.
Сказать, что сейчас сложное время — это почти ничего не сказать. Сегодня на рубеже тысячелетий обострился чрезвычайно болезненный и непредрешаемый процесс смены мировоззренческой парадигмы, лежащей в основе всей современной культуры и самого образа жизни. Вспоминаются слова Христа: «Ныне суд (кризис) миру этому» (Ин. 12, 31). Возможно ли сейчас представление о мире как органическом целом, несмотря на страшные катастрофические процессы XX века, покажет будущее, что ни в малейшей степени не снимает с нас, как средоточия тварного мира, вселенской ответственности.
Глубинное динамическое начало жизни нашло сильнейшее выражение у Ф. М. Достоевского, видевшего возможность просветления и преображения этого начала только во Христе, показавшего «онтологическую значительность человека» (С. Л. Франк), его укорененность в «мирах иных», давшего своим антиномическим творчеством мощный импульс русской религиозной философии.
58 Моисеев Н. Н. Универсальный эволюционизм // Вопросы философии. 1991. № 3. С. 20.
[49]
Этой философии с ее основополагающими идеями конкретной метафизики, соборности, не тоталитарного всеединства (В. С. Соловьев), с ее социальной отзывчивостью свойственна глубокая интуиция жизненной целостности, персонализма (Н. Бердяев), возможности преображения мира, в том числе и социального (С. Л. Франк, Г. П. Федотов), вообще причастности глубинным истокам Бытия. К сожалению, эти идеи пока не восприняты современным российским Православием, как и общественным сознанием.
Не случаен, конечно, и интерес к богословию «онтологической энергетики» св. Григория Паламы у многих авторов нашего столетия, вообще к богословию духовного Ренессанса в Византии XIV века (в России — эпоха преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева), богословию, живоносный дух которого оказался в определенной степени созвучным русскому религиозно-философскому ренессансу XX в.
Целостная (а значит — религиозная) антропология невозможна и без космологии, современная проблемность которой, конечно, не способствует традиционному органическому мировоззрению. С другой стороны, современный антропный космологический принцип с его явным телеологизмом отражает возрастающую тенденцию к осмыслению макрокосмоса через микрокосм (человека).
Несомненно, что и сегодня насущно необходимо выработать уважение к человеку как носителю образа и подобия Божия, как исходной ценности тварного мира. Без ориентации на углубленное осмысление человека как сотаинника Божия, его Создателя, как
[50]
показал исторический опыт, другие задачи, в том числе самые утилитарные, не решаются, ибо человеческая природа неделима.
Сегодня права и свободы человека (в основе которых лежит свобода совести, мировоззрения) только начинают признаваться (с большим трудом и с периодическими откатами назад) исходной ценностью в нашем обществе. Но безмерность и тоска свободы, ее апофатизм, нуждаются в Том, Кто сказал: «Я есть Путь, Истина и Жизнь».
Глава 2. Проблемы религиозно-церковного сознания
[53]
Мы спрашиваем не о том, во что человек верует, а какого он духа.
Г. П. Федотов (1886–1951)
1. Типология аномалий религиозного сознания
Известный христианский апологет К. С. Льюис (1898–1963) прибегает к такому образу для пояснения роли догматики в религиозной жизни. Он ее сравнивает с географической или морской картой, с помощью лаконичной и суховатой схемы которой можно, преодолевая наполненные жизненными энергиями стихии и штормы бытия, достигнуть желанного и спасительного берега, что без карты было бы почти невозможным.
Можно предложить следующее развитие этого образа: все религии и конфессии имеют свои собственные картосхемы (догматические системы различной степени развитости). Но многие из них вместо того, чтобы помнить о том, что только одному Богу точно известно, кто из отправившихся в рискованное путешествие достиг другого берега, а кто нет; вместо того чтобы сочувственно относиться друг к другу, помня о том, что даже очень хорошей карты еще
Первая версия данной статьи (под названием «Актуальные проблемы российского православного церковного сознания») была опубликована в журнале «Вопросы философии». 1999. № 2.
[54]
недостаточно, чтобы достичь спасительного берега, они принялись хвастаться своими картами, соответственно считая их самыми лучшими.
Некоторые на этом не остановились и принялись украшать свои карты, чтобы еще более показать их неоспоримое перед другими преимущество. Они настолько в этом преуспели, составили такие прекрасные песнопения, что им даже расхотелось отправляться в какой-либо путь, в опасное плавание, и они стали проводить время в созерцании самой карты, благочестивом хождения вокруг нее, уже как бы прозревая спасительный берег и как бы уже на нем находясь. При этом они стали очень презирать берег, на котором все-таки продолжали находиться, решив, что вовсе не следует заниматься его благоустройством, а на время ожидания можно устроиться лишь в храмах, собственных домах и квартирах, периодически выглядывая и посматривая, что вокруг делается. А те, кому благоустроенных квартир не хватило, принялись скрупулезно подсчитывать дату неизбежного конца света.
Другие решили, что лучший способ — это не рассуждать самим в сложном вопросе толкования обозначений на карте, а положиться во всем на авторитетные источники (предания), где раз и навсегда все определено. А если что-то и не определено, то, стало быть, этого знать и не надобно. Эти люди решили не замечать, что море, которое следует пересечь, очень изменилось: в нем появились новые рифы и видоизменились старые, возникли новые течения и новые острова, стала другой «роза ветров»; оказалось, что часть противоположного берега так изменилась (или их способ мировосприятия изменился — это тоже с достовер-
[55]
ностью неизвестно), что стало еще более неясно, что принадлежит тому берегу, а что нет, и где он, собственно говоря, начинается. Стала другой и навигационная техника, появились знаки и условные обозначения. То есть возникла необходимость в обновлении карты и навигационного оборудования. Но сама картосхема оказалась настолько освящена древностью, что мысль о приведении ее в соответствие с изменившимися условиями казалась кощунственной (мало ли что нового может вообще появиться!). Сторонники этого направления утверждают, что если каждый верующий станет настоящим верующим, то все «внешние» проблемы решатся сами собой, а поэтому самими этими проблемами как таковыми заниматься вовсе не следует, а следует лишь внутренне совершенствоваться. Эти люди чаще говорят не о «пути» (предполагающем динамику), а об «истинном состоянии», которое, по их мнению, и дает их конфессия. Поэтому у них уже не карта, а подробные догматические описания и ритуальные инструкции. Но, все же не обладая внутренней уверенностью в своей правоте, они стали угрюмыми и гордыми, совершенно оставив миссионерство.
Народ же попроще решил, что путем точного соблюдения обрядов можно получить от Бога какую-то помощь. Поэтому эти люди занимаются бесконечным выяснением у «батюшек», «чего можно, а чего нельзя» при соблюдении ритуала. Здесь вообще сама идея спасения как-то плохо воспринимается, но есть желание заручиться покровительством свыше. В этой группе нередко встречаются люди, не имеющие никакого специфического мистического чувства, что не мешает им считать себя верующими. Эта группа самая многочисленная.
[56]
Надо сказать и об еще одной странной группе (правда, очень малочисленной), которая думает не столько о собственном спасении, и даже не о спасении других, сколько о «создании условий» для возможности спасения, причем не столько в трансцендентном (проще говоря: индивидуально-загробном, понятном для всех смысле), сколько в каком-то экзистенциально-социальном, ставя на первое место общение и взаимодействие людей. Они утверждают, что надо идти не только внутренним путем, но и внешним, так как эти пути тесно взаимосвязаны, и иногда правильно выбранный внешний путь способствует правильному выбору внутреннего пути. Эти люди иногда договариваются до таких странных вещей, как «христианская общественность», «христианская политика», и даже… «христианская экономика». Поэтому у них уже не карта, а какой-то «перечень приоритетов» и мероприятий по реформе строя религиозной жизни. Эти люди вызывают возмущение не только у верующих, но даже у неверующих.
Но и это все-таки еще не самые странные люди. Есть и такие, которые и вовсе не верят в спасение, но очень почему-то хотят, чтобы другие в него верили. Они неустанно ищут врагов, клеймят еретиков и особенно тех, кто, как им кажется, подрывает религию изнутри, предлагая карты с небольшими погрешностями, могущими привести к катастрофическим последствиям в деле спасения, в котором не может быть мелочей. Они обличают тех, кто размывает ясные, как им кажется, границы религии, говоря о каких-то туманных общечеловеческих ценностях, совершенно неопределенном гуманизме или вовсе подозрительном универсализме. Сторонники этого на-
[57]
правления всегда выступают за конкретность и ясность, и у них самих вместо карты — ясные и понятные лозунги.
Есть и еще одна группа людей, которые обратили внимание на слова Христа о том, что Царство Божие (другой берег) начинается в душах людей уже здесь и сейчас, и для этого не следует долго изучать сложную систему навигации, выработанную предшественниками, а нужно непосредственно «здесь и сейчас» выполнять простые и ясные заповеди Христа о любви к Богу и к всем людям (вот и вся схема), и что таким образом — экзистенциальным снятием противоположности «внутреннего» и «внешнего» — можно достигнуть желаемого берега, к которому, может быть, и не приложимы пространственно-временные категории. Эта группа простотой своей идеи вызывает раздражение почти у всех предыдущих, которые ее обвиняют в антиисторизме и в пренебрежении Священным Преданием.
Причем все эти группы в ходе взаимных дискуссий и противостояния все более и более стали как-то забывать об общей цели пути, не видя и того, что, при всем желании бесконечно уточнять свои догматические формулировки (карты), они никак не могут полностью устранить область неопределенности (о которой упоминает и апостол Павел: 1 Кор. 8, 2; 1 Кор. 13, 12), а значит, и связанного с ней довольно неприятного риска, которого вроде бы не должно быть.
Почти во всех группах нашлись немногие люди, которые стали напоминать о важности первоначальной общей цели, обращать равное внимание не только на догматический аспект, но и на этический, при
[58]
зывать к единству в главном при естественном многообразии культурных и философских традиций. Но члены различных групп и конфессий настолько привыкли существовать раздельно друг от друга, что у них уже не было особого желания как-то объединяться.
Есть и такие (стоящие совсем особняком), которые решили, что любая привнесенная извне религия плоха уже тем, что не у них возникла, что она неестественна и неорганична для них и что следует исходить из своих корней и из своей почвы. Некоторые из них в своем традиционализме дошли до самого натурального язычества как «первоистока», который и принялись с увлечением изучать, находя в нем глубокий
