1991; Youssef 1985; Beck 1979.
(3) Примером влияния фундаментализма стала уничтожающая критика выступления Патриарха Алексия II, сделанного в еврейской общине в Америке в 1991 г.
(4) К последним можно причислить такие как сжигание книг либеральных богословов еп. Екатеринбургским Никоном (1998), “освистывание” митр. Санкт-Петербургского Владимира за заявление по поводу церковного календаря (1997), критика вплоть до прещения либеральных священников (А. Борисова, Г. Чистякова, Г. Кочеткова, архим. Зенона и др.), обличения “экуменических” иерархов и т. д.
(5) История православной Церкви также характеризуется глубоким конфликтом с модерном, который не преодолён и сегодня. Очень существенным фактором для её столкновения с модерном явилась неспособность воспринять и отреагировать на импульс Просвещения, исходящий из светской культуры. Тем не менее в этом конфликте православная Церковь неоригинальна: то же характерно и для иных христианских конфессий, хотя в более смягчённом варианте [cм. Kitromilides 1994].
(6) Дуализм проявляется тем ярче, чем решительнее предпринимаются попытки подчеркнуть “ничтожество ничто”, отвести от божества источник зла. В вопросе о субстанциальности “ничто” граница между моническим неоплатонизмом и дуалистическим манихейством намного тоньше, чем это традиционно представляется [см. Плотин 1991].
(7) В своём классическом варианте (у последователей Валентина) гностицизм особенно отчётливо приобретает манихейские характеристики, когда зло, творение, власть над “нынешним эоном” приписываются Демиургу. Даже в эпоху христианского богословия (христианские) гностики не смогли совершить перехода от теогонического мифа к рациональному богословию [см. Лосев 1993].
(8) Примером одного из ярких первых столкновений такого рода может служить эпизод “литературной травли” (Розанов) архим. Феодора Бухарева со стороны консервативного литератора В. И. Аскоченского [см. Флоровский 1991: 244-248; Розанов 1995б].
(9) Эту черту хорошо подметил Г. Флоровский: “Есть что-то от позитивизма в этом непримиримом отталкивании Победоносцева от всякого рассуждения… И когда он говорит о вере, он всегда разумеет веру народа, не столько веру Церкви, …именно “простую” веру, т. е. чутье или чувство, некий инстинкт, пресловутую ‘веру угольщика’” [Флоровский 1991: 410-411].
(10) К. Касьянова пишет о религиозном фундаментализме: “отвлечённые размышления о Боге и о своей душе, необычные мистические переживания, попытки творческого вмешательства в мирские дела и отношения людей – всё это может быть отодвинуто на второй и третий план, заглушено очень сильными переживаниями по поводу выполнения или невыполнения того или иного конкретного религиозного запрета, правила, нормы… В нём нет чётко выраженной религиозной или моральной интуиции” [Касьянова 1994: 194-196].
(11) Вначале инцест, затем и внебрачные отношения, внебрачные дети стали предметом жёсткого общественного контроля с применением насилия. Достаточно сказать, что и до сего дня главным содержанием такой формы бытовой коммуникации как “сплетня” оказывается сексуальное поведение индивида.
(12) Национализм тематизирует биологическую форму расширенной семьи – нацию, коммунизм – социальную форму – коллектив. И для той, и для другой формы характерны наиболее строгие образцы родовой морали. В своей философии фундаментализм идёт по самому естественному пути – пытается отыскать корни родовой морали в традиции. Поэтому, когда коммунистические и националистические идеологии испытывают кризис, они возвращаются к источникам, к религиозному фундаментализму, как это случилось в постсоветской России.
(13) Книга архиеп. Серафима может служить в некотором роде “катехизисом” православного фундаментализма.
(14) Надо заметить, что уже в античной философии, например, у Аристотеля, чётко различались власть семейная (отца), власть господская (хозяина) и власть политическая (монарха) [cм. Аристотель 1984].
(15) Следует обратить внимание на непростую борьбу, которая ведётся сегодня церковной властью с фундаментализмом: Священный Синод неоднократно выносил осуждающие определения в отношении митр. Иоанна (Снычёва), газеты “Русь православная” и т. д. Нельзя назвать беспроблемными и отношения церковной власти с более умеренными организациями подобного толка.
(16) Протестантский фундаментализм до сих пор имеет очень сильные позиции. Как отмечает Г. Зимпфендёрфер, в антиэкуменический Международный совет христианских церквей (создан в 1948 г. в противовес экуменическому Всемирному Совету Церквей) входят 480 протестантских церквей (в ВСЦ – только 320, но крупных) [Simpfendorfer 1989; cм. также Ammerman 1988; Boone 1989; Neuhaus 1987; Aland 1983].
(17) Показательной для католического фундаментализма может служить энциклика “Syllabus” (1864). Организации, упрекаемые в фундаментализме, – отколовшееся после Второго Ватиканского собора движение еп. Марселя Лефевра, католические движения “Opus Dei”, польское радио “Мария”, марксистски окрашенные направления “богословия освобождения” и “политического богословия” и т. д. [см. Keating 1988; Beinert 1991].
(18) После Второго Ватиканского собора угроза усиления фундаменталистских кругов в церкви полностью преодолевается.
(19) К. Леонтьев, “отец” русского традиционализма, чётко выделил два начала православной культуры и “идеологии”: православие и государство [см. Леонтьев 1993].
(20) Более классический пример, чем Россия, – движение 1968 г., немецкие “зелёные”, альтернативная культура 1970-1980-х годов в Европе и т. д. (Все они были так или иначе подвержены влиянию марксизма.)
(21) Довольно сказать, что после Архиерейского Собора 1997 г., воздержавшегося от канонизации царской семьи и отметившего недостаток чудотворений как основное препятствие на пути канонизации, за прошедшие три года было зафиксировано 2500 такого рода чудотворений.
