издали прозревающею мыслию, почему и сопровождает все священнодействие словами пророка Исаии [29], издали, из тьмы веков, прозревавшего будущее чудное рождение, жертвоприношение и смерть и возвестившего о том с ясностью непостижимою. Водружая копье в правую сторону печати, произносит слова Исаии: «как овечка ведется на заколение»; водрузив копье потом в левую сторону, произносит: «и как непорочный ягненок, безгласный перед стригущими его, не отверзает уст своих»; водружая потом копье в верхнюю сторону печати: «Был осужден за свое смиренье в смиреньи Его суд Его взятся». Водрузив потом в нижнюю, произносит слова пророка, задумавшегося над дивным происхождением осужденного Агнца,- слова: «Род же его кто исповесть?» И приподъемлет потом копьем вырезанную средину хлеба, произнося: «яко вземлется от земли живот Его»; и начертывает крестовидно, во знамение крестной смерти Его, на нем знак жертвоприношенья, по которому он потом раздробится во время предстоящего священнодействия, произнося: «Жертвоприносится Агнец Божий, вземлющий грех мира сего, за мирской живот и спасение». И, обратив потом хлеб печатью вниз, а вынутой частью вверх, в подобье агнца, приносимого в жертву, водружает копье в правый бок, напоминая, вместе с заколеньем жертвы, прободение ребра Спасителева, совершенное копьем стоявшего у креста воина; и произносит: «един от воин копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода: и видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его». И слова сии служат вместе с тем знаком диакону ко влитию в святую чашу вина и воды. Диакон, доселе взиравший благоговейно на все совершаемое иереем, то напоминая ему о начинании священнодействия, то произнося внутри самого себя: «Господу помолимся!» при всяком его действии, наконец вливает вина и воды в чашу, соединив их вместе и испросив благословенья у иерея. Таким образом приготовлены и вино, и хлеб, да обратятся потом во время возвышенного священнодействия предстоящего.
И во исполненье обряда первенствующей церкви и святых первых христиан, воспоминавших всегда, при помышлении о Христе, о всех тех, которые были ближе к Его сердцу исполнением Его заповедей и святостью жизни своей, приступает священник к другим просфорам, дабы, изъяв от них части в воспоминание их, положить на том же дискосе [30] возле того же святого хлеба, образующего самого Господа, так как и сами они пламенели желанием быть повсюду с своим Господом. Взявши в руки вторую просфору, изъемлет он из нее частицу в воспоминание пресвятыя Богородицы и кладет ее по правую сторону святого хлеба, произнося из псалма Давида [31]: «Предста Царица одесную тебя, в ризы позлащенны одеяна, преукрашенна». Потом берет третью просфору, в воспоминанье святых, и тем же копьем изъемлет из нее девять частиц в три ряда, по три в каждом. Изъемлет первую частицу во имя Иоанна Крестителя [32], вторую во имя пророков, третью во имя апостолов и сим завершает первый ряд и чин святых. Затем изъемлет четвертую частицу во имя святых отцов, пятую во имя мучеников, шестую во имя преподобных и богоносных отцов и матерей и завершает сим второй ряд и чин святых. Потом изъемлет седьмую частицу во имя чудотворцев и бессребреников, восьмую во имя Богоотец Иоакима и Анны [33] и святого, его же день; девятую во имя Иоанна Златоуста или Василия Великого [34], смотря по тому, кого из них правится в тот день служба, и завершает сим третий ряд и чин святых и полагает все девять изъятых частиц на святой дискос возле святого хлеба по левую его сторону. И Христос является среди своих ближайших, во святых Обитающий зрится видимо среди святых своих — Бог среди богов, человек посреди человеков. И принимая в руки священник четвертую просфору в поминовенье всех живых, изъемлет из нее частицы во имя императора, во имя синода и патриархов, во имя всех живущих повсюду православных христиан и, наконец, во имя каждого из них поименно, кого захочет помянуть, о ком просили его помянуть. Затем берет иерей последнюю просфору, изъемлет из нее частицы в поминовение всех умерших, прося в то же время об отпущении им грехов их, начиная от патриархов, царей, создателей храма, архиерея, его рукоположившего, если он уже находится в числе усопших, и до последнего из христиан, изъемля отдельно во имя каждого, о котором его просили или во имя которого он сам восхочет изъять. В заключение же всего испрашивает и себе отпущения во всем и также изъемлет частицу за себя самого, и все их полагает на дискос возле того же святого хлеба внизу его. Таким образом, вокруг сего хлеба, сего агнца, изобразующего самого Христа, собрана вся Церковь Его, и торжествующая на небесах, и воинствующая здесь. Сын человеческий является среди человеков, ради которых Он воплотился и стал человеком. Взяв губку, священник бережно собирает ею и самые крупицы на дискос, дабы ничто не пропало из святого хлеба, и все бы пошло в утверждение.
И, отошедши от жертвенника, поклоняется иерей, как бы он поклонялся самому воплощению Христову, и приветствует в сем виде хлеба, лежащего на дискосе, появление Небесного Хлеба на земле, и приветствует его каждением фимиама, благословив прежде кадило и читая над ним молитву: «Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню благоухания духовного, которое принявши во превышенебесный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать пресвятаго Твоего Духа».
И весь переносится мыслию иерей во время, когда совершилось рождество Христово, возвращая прошедшее в настоящее, и глядит на этот боковой жертвенник, как на таинственный вертеп [35], в который переносилось на то время небо на землю: небо стало вертепом и вертеп — небом. Обкадив звездицу [36] (две золотые дуги с звездою наверху) и постановив ее на дискосе, глядит на нее, как на звезду, светившую над Младенцем, сопровождая словами: «И, пришедши, звезда стала вверху, иде же бе Отроча»; на святой хлеб, отделенный на жертвоприношение,- как на новородившегося Младенца; на дискос — как на ясли, в которых лежал Младенец; на покровы — как на пелены, покрывавшие Младенца. И, обкадив первый покров, покрывает им святой хлеб с дискосом, произнося псалом: «Господь воцарися, в лепоту облечеся… и проч.» — псалом, в котором воспевается дивная высота Господня. И, обкадив второй покров, покрывает им святую чашу, произнося: «Покрыла небеса, Христос, Твоя добродетель, и хвалы Твоей исполнилась земля». И, взяв потом большой покров, называемый святым воздухом [37], покрывает им и дискос, и чащу вместе, взывая к Богу, да покроет нас кровом крыла своего. И, отошед от предложения, поклоняются оба святому хлебу, как поклонялись пастыри — цари новорожденному Младенцу, и кадит пред вертепом, изобразуя в сем каждении то благоухание ладана и смирны [38], которые были принесены вместе с златом мудрецами.
Диакон же по-прежнему соприсутствует внимательно иерею, то произнося при всяком действии: «Господу помолимся», то напоминая ему о начинании самого действия. Наконец, принимает из рук его кадильницу и напоминает ему о молитве, которую следует вознести ко Господу о сих для Него приуготовленных дарах, словами: «О предложенных честных дарах Господу помолимся!» И священник приступает к молитве. Хотя дары эти не более как приуготовлены только к самому приношению, но так как отныне ни на что другое уже не могут быть употреблены, то и читает священник для себя одного молитву, предваряющую о принятии сих предложенных к предстоящему приношению даров. И в таких словах его молитва: «Боже, Боже наш, пославший нам небесный хлеб, пищу всего мира, нашего Господа и Бога Иисуса Христа, Спасителя, Искупителя и Благодетеля, благословляющаго и освящающаго нас, сам благослови предложение сие и приими во свыше-небесный Твой жертвенник: помяни, как благой и человеколюбец, тех, которые принесли, тех, ради которых принесли, и нас самих сохранив неосужденными во священнодействии божественных тайн Твоих». И творит, вслед за молитвой, отпуск проскомидии; а диакон кадит предложение и потом крестовидно святую трапезу. Помышляя о земном рождении Того, кто родился прежде всех веков, присутствуя всегда повсюду и повсеместно, произносит в самом себе: «во гробе плотски, во аде же с душою, яко Бог, в раю же с разбойником и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняли Неописанный». И выходит из олтаря, с кадильницей в руке, чтобы наполнить благоуханием всю церковь и приветствовать всех, собравшихся на святую трапезу любви. Каждение это совершается всегда в начале службы, как и в жизни домашней всех древних восточных народов предлагались всякому гостю при входе омовения и благовония. Обычай этот перешел целиком на это пиршество небесное — на тайную вечерю, носящую имя литургии, в которой так чудно соединилось служение Богу вместе с дружеским угощением всех, которому пример показал сам Спаситель, всем услуживший и умьхвший ноги [39]. Кадя и поклоняясь всем равно, и богатому, и нищему, диакон, как слуга Божий, приветствует их всех, как найлюбезных гостей Небесному Хозяину, кадит и поклоняется в то же время и образам святых, ибо и они суть гости, пришедшие на тайную вечерю: во Христе все живы и неразлучны. Приуготовив, наполнив благоуханием храм и возвратившись потом в олтарь и вновь обкадив его, полагает наконец кадильницу в сторону, подходит к иерею, и оба вместе становятся перед святым престолом [40].
Став перед святым престолом, священник и диакон три раза поклоняются долу и, готовясь начинать настоящее священнодействие литургии, призывают Духа Святого, ибо все служение их должно быть духовно. Дух — учитель и наставник молитвы: «о чесом бо помолимся, не вемы» [41], говорит апостол Павел: «но сам Дух ходатайствует о нас воздыханьи неизглаголанными». Моля Святого Духа, дабы вселился в них и вселившись очистил их для служения, и священник, и диакон дважды произносят песнь, которою приветствовали ангелы рождество Иисуса Христа: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». И вослед за сей песнью отдергивается церковная занавесь, которая отдергивается только тогда, когда следует подъять мысль молящихся к высшим горним предметам. Здесь отъятье горних дверей знаменует, вослед за песнеи ангелов, что не всем было открыто рождество Христово, что узнали о нем только ангелы на небесах, Мария с Иосифом [42], волхвы, пришедшие поклониться, да издалека прозревали о нем пророки. Священник и диакон произносят в себе: «Господи! отверзи уста мои — и уста мои возвестят хвалу Твою». Священник целует евангелие, диакон целует святую трапезу и, подклонив главу свою, напоминает так о начинании лигургии: тремя перстами руки подъемлет орарь свои и произносит: «Время сотворить Господу: благослови, владыко!» И благословляет его священник словами: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков». И помышляя диакон о
