предстоящем ему служении, в котором должно подобиться ангельскому летанью — от престола к народу и от народа к престолу, собирая всех в едину душу, и быть, так сказать, святой возбуждающею силою, и чувствуя недостоинство свое к такому служению, — молит смиренно иерея: «Помолись обо мне, владыко!» — «Да исправит Господь стопы твоя!» — ему ответствует на то иерей. «Помяни меня, владыко святый!» — «Да помянет тебя Господь во царствии Своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков». Тихо и ободренным гласом диакон произносит: «аминь», и выходит из олтаря северной дверью к народу. И, взошед на амвон [43], находящийся противу царских врат, повторяет еще раз в самом себе: «Господи, отверзи уста моя — и уста моя возвестят хвалу Тебе»; и, обратившись к олтарю, взывает еще раз к иерею: «Благослови, владыко!» Из глубины святилища возглашает на то иерей: «Благословенно царство…», и литургия начинается.

ЛИТУРГИЯ ОГЛАШЕННЫХ

Вторая часть литургии называется литургией оглашенных. Как первая часть, проскомидия, соответствовала первоначальной жизни Христа, Его рождению, открытому только ангелам да немногим людям, Его младенчеству и пребыванию в сокровенной неизвестности до времени появленья в мир,- так вторая соответствует Его жизни в мире посреди людей, которых огласил Он словом истины. Называется она литургией оглашенных еще потому, что в первоначальные времена христиан к ней допускались и те, которые только готовились быть христианами, еще не приняли св. крещения и находились в числе оглашенных. Притом самый образ ее священнодействий, состоя из чтений пророков, апостола [44] и св. евангелия, есть уже преимущественно огласительный.

Иерей начинает литургию возглашеньем из глубины олтаря: «Благословенно царство Отца, и Сына, и Святаго Духа…» Так как чрез воплощенье Сына стало миру очевидно ясно таинство Троицы [45], то по этому самому троичное возглашенье предшествует и предсияет начинанью всяких действий, и молящийся, отрешившися от всего, должен с первого разу поставить себя в царстве Троицы.

Стоя на амвоне, лицом к царским вратам, изобразуя в себе ангела, побудителя людей к моленьям, подняв тремя перстами десныя руки узкое лентие,- подобье ангельского крыла,- диакон призывает молиться весь собравшийся народ теми же самыми молитвами, которыми неизменно от апостольских времен молится Церковь, начиная с моленья о мире, без которого нельзя молиться. Собранье молящихся, знаменуясь крестом, стремясь обратить свои сердца в согласно настроенные струны органа, по которым должно ударять всякое воззванье диакона, восклицает мысленно вместе с хором поющих: «Господи, помилуй!»

Стоя на амвоне, держа молитвенный орарь, изобразующий поднятое крыло ангела, стремящего людей к молитве, призывает диакон молиться: о свышнем мире и спасении душ наших, о мире всего мира, благосостоянии святых Божьих церквей и соединении всех; о святом храме и о входящих в него с верой, благоговением и страхом; о государе, синоде, начальствах духовных и гражданских, палатах, воинстве, о граде, об обители, в которой служится литургия, о благорастворении воздухов, об обилии плодов земных, о временах мирных; о плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасенье их, о избавлении нас от всякия скорби, гнева и нужды. И, собирая все сею всеобъемлющею цепью молений, называемою великой эктенией [46], на всякое ее отдельное призванье собранье молящихся восклицает вместе с хором поющих: «Господи, помилуй!».

В знаменованье бессилья наших молений, которым недостает душевной чистоты и небесной жизни, призывает диакон, — вспомня о тех, которые умели лучше нашего молиться, — предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь нашу Христу Богу. В желанье искреннем предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь нашу Христу Богу, как умели это сделать вместе с Богоматерью святые и лучшие нас, взывает вся церковь совокупно с ликом [47]: «Тебе, Господи!» Цепь молений завершает диакон троичным славословием, которое, как вседержащая нить, проходит сквозь всю литургию, начиная и оканчивая всякое ее действие. Собранье молящихся ответствует утвердительным: «Аминь: Буди! да будет!» Диакон сходит с амвона; начинается пенье антифонов.

Антифоны — противугласники, песни, выбранные из псалмов, пророчески изобразующие пришествие в мир Сына Божья,- поются попеременно обоими ликами на обоих крылосах [48]; они заменили сокращенно прежние псаломские, более продолжительные.

Пока продолжается пенье первого антифона, священник молится в олтаре внутренней молитвой; а диакон стоит в молитвенном положении пред иконою Спасителя, подняв орарь тремя перстами руки. Когда же окончится пенье первого антифона, восходит он снова на амвон призывать собранье молящихся словами: «Вновь и вновь Господу помолимся!» Собранье молящихся восклицает: «Господи, помилуй!» Обратив взоры к ликам святых, диакон напоминает вспомнить вновь Богоматерь и всех святых, предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь Христу Богу. Собранье восклицает: «Тебе, Господи!» Троичным славословием заключает он. Утвердительный «аминь» изглашает вся церковь. Следует пенье второго антифона.

В продолженье второго антифона священник в олтаре молится внутреннею молитвою. Диакон становится опять в молитвенном положении пред иконой Спасителя, держа молитвенный орарь тремя перстами руки; по окончанье же пенья восходит он снова на амвон и обращается к ликам святых, призывая, как прежде, словами: «В мире Господу помолимся!» Собранье восклицает: «Господи, помилуй!» Диакон взывает: «Заступи, помилуй, спаси и сохрани нас. Боже, Твоею благодатию». Собранье восклицает: «Господи, помилуй!» Возведя глаза к ликам святых, диакон продолжает: «Пресвятую, пречистую, преблагословенную, славную владычицу нашу Богородицу со всеми святыми помянувше, сами себя, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». Собранье восклицает: «Тебе, Господи!» Троичным славословием оканчивается моленье; утвердительным «Аминь» ответствует вся церковь; диакон сходит с амвона. А священник в закрытом олтаре молится внутренней молитвой; она — в сих словах: «Ты, даровавший нам сии общие и согласные молитвы! Ты, обещавший двум и трем собравшимся во имя Твое, подать прошенья! исполни же теперь к полезному прошенья рабов Твоих: подай в настоящем веке познанье Твоей истины, а в будущем даруй вечную жизнь!»

С крылоса громко возглашаются во всеуслышанье блаженства [49], возвестившие в настоящем веке познанье истины, а в будущем вечную жизнь. Собранье молящихся, взывая воззваньем благоразумного разбойника, возопившего к Христу на кресте: «Во царствии Твоем помяни нас. Господи, егда приидеши во царствии Твоем», повторяет вослед за чтецом сии слова Спасителя:

«Блаженны нищие духом, яко тех есть царствие небесное» — не гордящиеся, не возносящиеся умом.

«Блаженны плачущие, яко тии утешатся» — плачущие еще больше о собственных несовершенствах и прегрешениях, чем от оскорблений и обид, им наносимых.

«Блаженны кроткие, яко тии наследят землю» — не питающие гнева ни противу кого, всепрощающие, любящие, которых оружие — всепобеждающая кротость.

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся» — алчущие небесной правды, жаждущие восстановить ее прежде в самих себе.

«Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут» — состраждущие о каждом брате, в каждом просящем видящие самого Христа, за него просящего.

«Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят» — как в чистом зеркале успокоенных вод, не возмущаемых ни песком, ни тиной, отражается чисто небесный свод, так и в зеркале чистого сердца, не возмущаемого страстями, уже нет ничего человеческого, и образ Божий в нем отражается один.

«Блаженны миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся» — подобно самому Сыну Божию, сходившему на землю затем, чтобы внести мир в наши души: так и вносящие мир и примиренье в домы — истинные Божьи сыны.

«Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть царствие небесное» — изгнанные за возвещенье правды не одними устами, но благоуханьем всей своей жизни.

«Блаженны есте, егда поносят вас и изженут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесах» — многа, ибо заслуга их троекратна: первая — что уже сами по себе они были невинны и чисты; вторая — что, быв чисты, были оклеветаны; третья — что, быв оклеветаны, радовались, что потерпели за Христа.

Собранье молящихся слезно повторяет вослед за чтецом сии слова Спасителя, возвестившие, кому можно ждать и надеяться на вечную жизнь в будущем веке, которые суть истинные цари мира, сонаследники и соучастники небесного царства.

Здесь торжественно открываются царские врата, как бы врата самого царствия небесного, и глазам всех собравшихся предстает сияющий престол, как селенье Божией славы и верховное училище, отколе исходит к нам познанье истины и возвещается вечная жизнь. Приступив к престолу, священник и диакон снимают с него евангелие и несут его к народу не царскими вратами, но позади олтаря боковой дверью, напоминающей дверь в той боковой комнате, из которой в первые времена выносились книги на середину храма для чтения.

Собранье молящихся взирает на евангелие, несомое в руках смиренных служителей церкви, как бы на самого Спасителя, исходящего в первый раз на дело божественной проповеди: исходит Он тесной северной дверью, как бы неузнанный, на середину храма, дабы, показавшись всем, возвратиться во святилище царскими вратами. Служители Божьи посреди храма останавливаются; оба преклоняют главы. Иерей молится внутреннею молитвой, чтобы Установивший на небесах воинства ангелов и чины небесные в служенье славы своей повелел теперь сим самым силам и ангелам небесным, сослужащим нам, совершить вместе с ними вшествие во святилище. А диакон, указывая молитвенным орарем на царские двери, говорит ему: «Благослови, владыко, святый вход!» — «Благословен вход святых Твоих, всегда, ныне и присно, и во веки веков!» — возглашает на это иерей. Дав поцеловать ему святое евангелие, диакон несет его в олтарь; но в царских вратах останавливается и, возвысив его в руках своих, возглашает: «Премудрость!» — знаменуя сим, что Слово Божье, Его Сын, Его Вечная Премудрость благовестилась миру, чрез евангелие, которое он теперь возвысил в своих руках. И вслед за тем возглашает: «Прости!» — т. е. воспряньте, воздвигнитесь от лени, от небрежного стоянья. Собранье молящихся, воздвигаясь духом, вместе с хором взывает: «Придите, поклонимся и припадем ко Христу! Спаси нас, Сыне Божий, Тебе поющих: Аллилуия!» В еврейском слове аллилуия выражается: «Господь идет, хвалите Господа»; но так как по существу священного языка в слове идет сокрыто и настоящее и будущее, то есть: идет пришедший и вновь грядущий, то, знаменуя вечное хождение Божие, это слово аллилуия сопутствует всякий раз тем священнодействиям, когда сам Господь исходит к народу в образе евангелия или Даров святых.

Евангелие, возвестившее слово жизни, поставляется на престоле. На крылосах раздаются или песни в честь праздника того дня, или же хвалебные тропари [50] и гимны в честь святому, которого день празднует церковь за то, что он уподобился тем, которых поименовал Христос в прочитанных блаженствах, и что живым примером собственной жизни показал, как возлегать вослед за ним в жизнь вечную.

По окончанье тропарей наступает время трисвятого пенья. Испросив на него у иерея благословенья, диакон показывается