7.2.41
Сейчас мнения все более и более разделяются – вопрос подразумевался с самого начала, но люди лишь недавно стали задумываться: сражаемся мы против наци или против немецкого народа. Это связано с вопросом о том, следует ли Англии объявить о своих целях в войне и вообще иметь какие-то цели в этой войне. Все, чье мнение можно считать уважаемым, выступают против того, чтобы вообще придавать войне какое бы то ни было значение («Наша задача – побить бошей, эта единственная цель войны, о какой стоит говорить»), и с таким же успехом эта позиция может в итоге превратиться в официальную политику. Памфлет Ванситтарта «Ненавидеть Германию»{430}, по слухам, расходится как горячие пирожки.
Из Франции определенных новостей нет. Очевидно, что Петен сдастся и возьмет Лаваля в кабинет министров. Потом начнутся заново разговоры о проходе войск через неоккупированную Францию, о базах в Африке и т. д., очередная «твердая позиция» и новые уступки. Все зависит от фактора времени, т. е. смогут ли немцы получить точку опоры в Африке, прежде чем итальянские армии там окончательно капитулируют. Вероятно, затем оружие будет обращено против Испании и нам будут сообщать, что Франко занял «твердую позицию» и что это показывает, как правильно британское правительство предпочло примиренческое обращение с Испанией, – до тех пор пока Франко не сдастся и не нападет на Гибралтар или не позволит немецкой армии пройти по его территории. Или, возможно, Лаваль, придя к власти, недолгое время будет сопротивляться наиболее жестким требованиям немцев, и тогда Лаваль вдруг внезапно превратится из негодяя в патриота, который занимает «твердую позицию», как ныне Петен. Беда в том, что британские консерваторы не желают понимать, что правые сами по себе не имеют никакой силы и существуют, лишь пока их не вышибут.
12.2.41
Артур Кёстлер{431} будет призван на этой неделе и направлен в саперский корпус{432}, все прочие виды войск для него закрыты как для немца. Потрясающий идиотизм – иметь в своем распоряжении достаточно молодого, талантливого человека, говорящего не сосчитать на скольких языках и кое-что знающего по-настоящему о Европе, особенно о европейских политических движениях, и не найти ему другого применения, кроме как ворочать кирпичи.
Поражен сегодня разрушениями вокруг Святого Павла, которых до сих пор не видел. Сам собор, слегка оцарапанный, стоит как скала. Я впервые подумал: как жаль, что крест на вершине купола так изукрашен. Это должен быть простой крест, вздымающийся, словно рукоять меча. Занятно, что практически нет откликов на слухи о том, что старый глупец Айронсайд примет титул «лорд Айронсайд Архангельский»{433}. Это в самом деле беспредельная наглость, против такого следует протестовать, независимо от собственных взглядов на российский режим.
1.3.41
Б., которые приехали в Лондон всего несколько недель назад и не застали блиц, говорят, что, на их взгляд, лондонцы сильно переменились, все очень истеричны, говорят гораздо громче и т. д., и т. д. Если это верно, то это происходит постепенно и этого не замечаешь, находясь внутри ситуации, как не замечаешь, насколько вырос ребенок. Единственная перемена, которую я точно заметил с тех пор, как начались налеты: люди гораздо охотнее разговаривают на улицах с незнакомцами…. Станции метро теперь вовсе не воняют, новые металлические нары вполне хороши{434}, и люди, каких тут вижу, достаточно удобно устроены в смысле ночлега и кажутся вполне довольными и нормальными во всех отношениях, но именно это меня и беспокоит. Что думать о людях, которые продолжают жить этой не вполне человеческой жизнью ночь за ночью, месяцами, в том числе по три и более недели в период, когда ни один самолет не приближается к Лондону?.. Чудовищно видеть детей все еще на станциях метро, принимающих это как должное и развлекающихся поездками по Внутреннему кругу, еще и еще раз. Недавно Д. Дж.{435} ехал в Лондон из Челтенхема, и в поезде была молодая женщина с двумя детьми, которые были эвакуированы куда-то на запад, и теперь она везла их домой. Когда поезд приближался к Лондону, начался воздушный налет, и до конца поездки женщина проплакала. Вернуться ее побудило то, что в ту пору неделю или дольше не было налетов, и она пришла к выводу, что «теперь все в порядке». Возможно ли постичь менталитет этих людей?
3.3.41
Прошлым вечером с Г.{436} осматривали убежище в крипте под церковью Гринвич. Обычные деревянные просевшие нары, грязные (и, несомненно, с наступлением тепла станут вшивыми), плохо освещенные и вонючие, но в этот конкретный вечер было не слишком многолюдно. Крипта попросту система узких коридоров, проходящих между склепами с именами похороненных в них семей, наиболее недавние около 1800-го…. Г. и другие настаивали, что я не видел самого худшего, потому что по ночам, когда тут все заполнено (около 250 человек), вонь становится почти невыносимой. Однако я придерживаюсь мнения, хотя никто из остальных со мной не согласился, что для детей гораздо хуже играть среди заполненных трупами склепов, чем потерпеть некоторое количество вони от живых людей.
4.3.41
В Уоллингтоне. Крокусы повсюду, несколько желтофиолей дали бутоны, подснежники во всей красе. Зайцы парами сидят в озимой пшенице и глядят друг на друга. Время от времени в этой войне, раз в несколько месяцев, удается на несколько мгновений вынырнуть и заметить, что Земля все еще вращается вокруг Солнца.
14.3.41
Последние несколько дней повсюду были слухи, а также намеки в газетах, что на Балканах «что-то вот-вот произойдет», т. е. мы собираемся послать экспедиционные силы в Грецию. Если так, это, очевидно, должна быть армия, которая сейчас в Ливии, или ее основная часть{437}. Месяц назад я слышал, что Метаксас{438} перед смертью просил у нас 10 дивизий, а мы предложили ему 4. Кажется крайне опасным рисковать армией где-либо к западу от Проливов. Чтобы составить сколько-нибудь стоящее представление о стратегии подобной кампании, нужно знать, сколькими людьми располагает Уэйвелл и сколько нужно, чтобы удерживать Ливию, как обстоит дело с морской переправой, в каком состоянии коммуникации между Болгарией и Грецией, сколько своих танков немцы сумели провезти через Европу и кто реально контролирует море между Сицилией и Триполи. Было бы чудовищным несчастьем, если бы наши главные силы застряли в Салониках, а немцы сумели бы пересечь море из Сицилии и вернуть все то, что потеряли итальянцы. Любой, кто думает об этом, разрывается надвое. Направить армию в Грецию – огромный риск и не сулит существенного позитивного выигрыша за исключением того, что, когда будет вовлечена и Турция, наши военные корабли смогут войти в Черное море; с другой стороны, если мы подведем Грецию, мы раз и навсегда продемонстрируем, что не можем и не хотим помогать каким-либо европейским странам в битве за независимость. Более всего я опасаюсь нерешительной интервенции и жалкого поражения, как было в Норвегии. Я за то, чтобы сложить все яйца в одну корзину и рискнуть крупным поражением, потому что я не думаю, чтобы любая победа или поражение в узковоенном смысле были важнее, чем эта демонстрация: мы на стороне слабых против сильных.
Беда в том, что нам все труднее понимать реакцию европейцев, точно так же как и они, видимо, не способны понимать нашу реакцию. Множество немцев, с которыми я говорил, возмущались нашей чудовищной ошибкой в начале войны, когда, вместо того чтобы сразу разбомбить Берлин, мы всего лишь разбрасывали дурацкие листовки{439}. И все же я уверен, что все англичане были восторге от этого жеста (мы были бы в восторге, даже если бы уже тогда знали, какая чушь понаписана в листовках), потому что мы воспринимали это как демонстрацию, что с народом Германии мы не ссоримся. С другой стороны, в книге, которую мы только что опубликовали, Хаффнер{440} заявляет, что с нашей стороны безумие позволять ирландцам удерживать жизненно важные базы и что нам следует попросту без лишних слов забрать эти базы. Он говорит, что вся Европа смеется над тем, как мы позволяем псевдонезависимой стране вроде Ирландии нас дурачить. Вот вам европейский взгляд, с полным непониманием англоговорящих народов. Вообще-то, если бы мы захватили ирландские базы силой, без долгой предварительной пропаганды, реакция общественного мнения не только в США, но и в Англии была бы катастрофической.
Мне не нравится тон официальных высказываний об Абиссинии. Они бормочут, что после возвращения императора там понадобится британский «резидент», как при дворах индийских раджей. Реакция может оказаться чудовищной, если мы допустим, чтобы хотя бы предположительно было сказано: мы забираем Абиссинию себе. Если итальянцев удается выгнать оттуда{441}, у нас есть шанс сделать замечательный жест, убедительно продемонстрировав, что мы боремся не только ради собственной корысти. Это вызовет отклик во всем мире. Но хватит ли им духа и достоинства поступить так? Уверенности нет. Можно предвидеть благовидные предлоги, которые пойдут в ход, чтобы присвоить Абиссинию себе, весь этот вздор о рабстве и т. д., и т. д.
Существенное число немецких самолетов сбито в последние несколько ночей, возможно потому, что ночи были ясные и благоприятные для истребителей, но все взволнованно говорят о каком-то «секретном оружии», которое было пущено в ход. Распространенный слух – это сеть из проволоки, которую забрасывают в небо и в ней запутываются самолеты{442}.
20.3.41
Довольно сильные налеты прошлой ночью, но сбит только один самолет, так что, очевидно, слухи о «секретном оружии» оказались вздором. Много бомб в Гринвиче, одна в тот момент, когда я говорил с Э[йлин] по телефону. Внезапная пауза в беседе и дребезжащий звук.
Я: Что это?
Она: Да просто окна разбились{443}.
Бомба упала в парке напротив дома, перебила кабель аэростата заграждения, были ранены один человек из охраны аэростата и один ополченец. Гринвичская церковь загорелась, люди оставались в убежище в крипте, огонь бушевал над их головами, и вода протекала к ним, а они не пытались выйти, пока их не заставили сторожа.
Немецкий консул в Танжере (впервые с 1914-го). По-видимому, уступая американскому мнению, мы намерены пропускать больше продуктов во Францию. Даже если будет назначена какая-то нейтральная комиссия для надзора за этим, это не поможет французам. Немцы просто оставят им столько хлеба и т.
