Возьмите с дюжину этих произведений, предпочтительно макгилловых (если из любой кучи открыток вы наудачу будете выбирать самые забавные, то скорее всего обнаружится, что большинство из них рисовал Макгилл), и разложите их на столе. Что видите?
Прежде всего бросается в глаза всеподавляющая вульгарность. И это помимо неизбывной непристойности, помимо чудовищного колорита. Низменность интеллектуальной атмосферы в них совершенна, она создается не только природой юмора, но и, в большей степени, гротескным, кричащим, лубочным качеством рисунков. Изображения, как бы сделанные рукой ребенка, полны уродливых линий и пустот, каждая фигура, каждый жест, каждое выражение нарочито безобразны, лица ухмыляются, женские прелести чудовищно развиты, зады выпирают, как у готтентотов[25]. Но почти сразу возникает трудно выразимое ощущение чего-то знакомого. Что все это напоминает? Во-первых, они, конечно, напоминают вам такие же открытки-комиксы, которые вы рассматривали в детстве. Но это не все. У вас перед глазами сейчас нечто с традициями столь же глубокими, как и у греческой трагедии, своего рода подмир созданных для шлепка задниц и вечно худых тещ, который стал частью западноевропейского сознания. Не сказал бы, что все шутки, если перебирать их одну за другой, непременно окажутся затасканными. Бесстыдства им не занимать, но открытки-комиксы повторяют самих себя не так часто, как юмористические колонки в приличных журналах. Только их основная, тема, вид шутки, к которому они тяготеют, не меняется никогда. Некоторые из них по-настоящему остроумны, в стиле Макса Миллера. Образчики:
— Мне нравится провожать домой опытных девушек.
— Но у меня нет опыта!
— Так мы еще и до дома не дошли!
— Я бог знает сколько лет бьюсь, чтобы получить шубу. Как тебе досталась твоя?
— Я перестала биться.
Судья: Вы уклоняетесь от прямого ответа, сэр. Спали вы или не спали с этой женщиной?
Ответчик: Глаз не сомкнул, ваша честь!
В целом они все же не остроумны, а юмористичны, причем, замечу (особенно это касается открыток Макгилла), что чаще рисунок на них куда забавнее шуточной подписи под ним. Совершенно очевидно, что непристойность является характернейшей, можно сказать, выдающейся чертой открыток-комиксов. Подробнее об этом я еще скажу, а пока — беглый анализ их обычной тематики с некоторыми необходимыми разъяснениями:
Секс. Больше половины, если не три четверти, шуток связаны с сексом, от безобидных до балансирующих на грани непечатного. Вероятный фаворит номер один — незаконнорожденный младенец. Типичные надписи: «Не могли бы вы обменять этот предохраняющий талисман на детскую бутылочку с соской?», «На крестины она меня не позвала, так я к ней и на свадьбу не пойду». Далее следуют новобрачные, старые девы, голые статуи и женщины в купальных костюмах. Все это ipso facto[26] забавно, всего лишь упоминание об этом способно вызвать смех. Шутки с рогоносцами используются редко, а таких, где речь идет о гомосексуалистах, нет совсем.
Постулаты сексуальной шутки:
1) Брак выгоден только женщинам. Каждый мужчина плетет сети обольщения, а каждая женщина — сети брака. Ни одна женщина никогда добровольно незамужней не остается.
2) Сексуальная привлекательность исчезает к двадцати пяти годам. Хорошо сохранившиеся, симпатичные люди, переступившие порог первой молодости, никогда не изображаются. Влюбленная парочка поры медового месяца вновь появляется на сцене в облике зловещего вида жены и оплывшего красноносого усача-мужа. Никаких промежуточных стадий не допускается.
Семейная жизнь. Самая любимая шутка после секса — подкаблучник-муж. Типичная подпись: «Твоей жене сделали рентгеновский снимок челюсти в больнице? — Снимок не получился, у них все время кино выходило».
Постулаты:
1) Такой вещи, как счастливый брак, на свете не существует.
2) Ни одному мужу никогда не взять верх над женой в споре.
Пьянство. Как пьянство, так и чрезмерная трезвость ipso facto забавны, смешны.
Постулаты:
1) У всех пьяниц возникают оптические иллюзии.
2) Пьянство — отличительная черта мужчин средних лет.
Пьяные юноши или женщины не изображаются никогда.
Шутки «00». Таких много. Ночные горшки ipso facto смешны, так же как и общественные туалеты. Изображение на типичной открытке с подписью «Друг по нужде»: шляпа, слетевшая с головы мужчины, скатывается по лестнице, ведущей в дамский туалет.
Внутриклассовый снобизм рабочих. Многое в открытках дает основание предположить, что предназначены они обеспеченным рабочим и служащим победнее. Много шуток построено на неправильном словоупотреблении, неграмотности, просторечии и грубых манерах обитателей трущоб. Не счесть открыток, изображающих неопрятных фурий, похожих на опереточных уборщиц, которые обмениваются «не подобающей леди» руганью. Образчик ответного остроумия: «Жаль, что ты не статуя, а я не голубка!» Некоторые открытки, появившиеся с началом войны, затрагивают тему эвакуации, причем с неодобрительным отношением к эвакуированным. Довольно часты расхожие шутки о бродягах, нищих и преступниках, а также о комичной прислуге. Попадаются и смешные землекопы, матросы с барж (лингво-духовные наследники былых бурлаков) и т. п. Но шуток, задевающих профсоюзы, нет. Говоря обобщенно, объектом осмеяния считается любой, чей доход гораздо больше и гораздо меньше 5 фунтов в неделю. «Важная шишка» почти так же автоматически попадает в смешные персонажи, как и обитатель трущоб.
Постоянные персонажи. Редко или совсем не изображаются иностранцы. Если брать территориальный признак юмора, то главное лицо здесь — шотландец, этот неисчерпаемый кладезь шуток. Адвокат всегда мошенник, а священник всегда психованный идиот, говорящий глупости невпопад. Все еще появляются, совсем как во времена короля Эдуарда, «щеголь» или «сердцеед», хотя вид их и подустарел: вечерние туалеты, шелковые цилиндры или даже короткие гетры и тросточки с набалдашниками. Вот еще пример выживания — суфражистка, примадонна смеха в период до 1914 г., типаж слишком ценный, чтобы отказаться от него. Внешне она ничуть не изменилась, но теперь играет роль лектора-феминистки или фанатички трезвости.
Особенность самых последних лет — полное отсутствие антиеврейских открыток, «еврейский юмор», всегда более злонравный, чем «шотландский юмор», пропал сразу же после прихода к власти Гитлера.
Политика. Любое современное событие, культ или движение (например, «свободная любовь», феминизм, ПВО, нудизм), которое чревато комическими возможностями, быстро находит путь на рисованую открытку. Общая атмосфера открыток тем не менее исключительно старомодна, она навеяна политическим радикализмом, свойственным году эдак 1900-му. В спокойные времена комиксы не только не патриотичны, но и слегка осмеивают патриотизм в шутках по поводу «Боже, храни короля», Юнион-Джека[27] и т. д. Где-то в 1939 году на открытках нашла свое преломление европейская ситуация, прежде всего через смешные грани ПВО. Даже сейчас (1941 год — перев.) немногие открытки в военной теме выходят за пределы ПВО-шуточек — толстуха застряла в горловине лаза подземного убежища; патрульные, забыв о своих обязанностях, глазеют в окно на раздевающуюся женщину, пренебрегающую светомаскировкой, и т. д. и т. п. На некоторых выражены антигитлеровские чувства, впрочем, не очень мстительные. Одна (не Макгилла) изображает Гитлера с обычной гипертрофированной задницей, наклонившегося, чтобы сорвать цветок. Подпись: «А что бы сделал ТЫ, приятель?» Тут, пожалуй, потолок патриотического полета, которым с радостью ограничится любая открытка. В отличие от двухпенсовых еженедельных газет, открытки-комиксы не стали продукцией какой-либо огромной компании-монополии, и как средство формирования общественного мнения они явно не принимаются в расчет. В них не найти и тени попытки навязывать взгляды, приемлемые для правящего класса.
Здесь следует вернуться к разговору о непристойности, этой в глаза бьющей, самодовлеющей особенности открыток-комиксов. Из-за нее-то их и помнят все, в ней их целеполагающая основа, выраженная, правда, так, что распознаешь ее не сразу и не вдруг.
Постоянно повторяющийся, едва ли не доминирующий мотив комиксов — женщина с пышно развитым задом. На половине, если не больше, открыток, даже когда содержание шутки никак не связано с сексом, изображена эта самая женская фигура, упитанная, «сладострастная», в платье, облегающем тело, словно вторая кожа, с грудями или ягодицами (в зависимости от того, куда обращена фигура) сильно преувеличенных размеров. Нет и не может быть сомнения, что такие картинки ослабляют узду на очень распространенном сдерживаемом чувстве, которое естественно в стране, где женщины, пока молоды, склонны к худобе до костлявости. В то же время комиксы Макгилла (и это относится ко всем открыткам данного жанра) не столь прямолинейны, как порнография: вещицы попикантнее, они скорее пародия на порнографию. Готтентотские фигуры женщин — это карикатура на тайный идеал англичанина, а не портрет этого идеала. Присматриваясь к открыткам Макгилла внимательнее, замечаешь, что юмор данного сорта сопряжен, и прочно, с довольно строгим моральным кодексом. Если в таких газетах, как, например, «Эсквайр» или «Ви паризьен» в основу юмора всегда закладывается распущенность, полное сокрушение устоев, то основа комиксов Макгилла — брак, супружество. В них четыре ведущие темы для шуток: нагота, незаконнорожденные дети, старые девы и молодожены,— ни одна из которых не позабавит действительно распутное общество или же общество «изощренное». В открытках с парочками, проводящими медовый месяц, царит дух непотребного действа тех деревенских свадеб, где до сих пор заходятся от смеха, пришивая колокольчик к постели новобрачных. Вот, например, изображение на одной из них: молодой муж, выбираясь поутру из постели после брачной ночи, восклицает: «Первое утро в нашем собственном гнездышке, дорогая! Пойду заберу молоко с газетой и принесу тебе чашку чая». В общую картинку врезан рисунок крыльца их дома: на нем четыре газеты и четыре бутылки молока. Если хотите, непристойно, но — не безнравственно. Скрытый смысл тут — и как раз такого смысла «Эсквайр» или «Ньюйоркер» избегали бы любой ценой — в том, что брак есть нечто глубоко захватывающее, волнующее, по сути, самое большое событие в жизни среднего человека. Точно так же и с шутками о «пилящих» женах и властных тираноподобных тещах: на самом деле они, по крайней мере, подразумевают стабильное общество, где брак нерасторжим, а привязанность к семье сама собой разумеется. С этим-то и связан отмеченный мною раньше факт: нет или почти нет изображений симпатичных людей за порогом первой молодости. Есть «ненаглядные» парочки и есть среднего возраста пары, живущие как кошка с собакой, но никаких — между ними. Интимная связь в виде незаконного, но более или менее пристойного любовного романа, предмет расхожих шуток французских юмористических газет,
