Михайло Васильевич Кречинский.

Полицейский чиновник (Расплюеву). Ваше имя и фамилия?

Расплюев (совершенно потерявшись). М…и…хайло ва…ч…а? Михайло Васильич… а?

Кречинский смотрит ему в глаза.

Я… у… у… ме… ня… нет фамилии… я так… без фамилии.

Полицейский чиновник. Я у вас спрашиваю ваше имя и фамилию.

Расплюев. Да, помилуйте, когда я без фамилии…

Кречинский (спокойно). Его зовут Иван Антонов Расплюев.

Полицейский чиновник отходит к другой группе и говорит тихо с Муромским почти до конца пьесы. Кречинский делает движение.

Бек (кричит). Стой, стой! Держи, держи его! Ай! ай! держи! (Становится пред ним, расставив руки.)

Полицейский чиновник. Никанор Савич! я вас прошу! успокойтесь!

Бек (кричит). Да ведь это зверь! ведь он зверь! уйдет! Держи! Моих шесть тысяч за стекло выдано, за фальшивую булавку! Подлог!.. В тюрьму его, в тюрьму!..

Лидочка (отделяется от группы, переходит всю сцену и подходит к Беку). Милостивый государь! оставьте его!.. Вот булавка… которая должна быть в залоге: возьмите ее… это была (заливается слезами) ошибка!

Муромский и Атуева. Лидочка, что ты? Лидочка!

Бек. А? что, сударыня? (Смотрит на булавку.) Она, она! а? Господи! девушка-то! доброта-то небесная! ангельская кротость…

Лидочка закрывает лицо руками и рыдает.

Кречинский (в сторону, стоя к публике). А ведь это хорошо! (Прикладывает руку ко лбу.) Опять женщина!

Атуева. Батюшка Петр Константиныч! что ж нам-то делать?

Муромский. Бежать, матушка, бежать! от срама бегут!

Лидочка стремительно выходит вон, за нею Нелькин, Муромский и Атуева.

Занавес опускается.

1854

Дело

Драма в пяти действиях

{88}

К публике

(Писано в 1862 году)

Предлагаемая здесь публике пиеса «Дело» не есть, как некогда говорилось, Плод Досуга, ниже, как ныне делается Поделка литературного Ремесла, а есть в полной действительности сущее, из самой реальнейшей жизни с кровью вырванное дело.

Если бы кто-либо — я не говорю о классе литераторов, который так же мне чужд, как и остальные четырнадцать, но если бы кто-либо из уважаемых мною личностей усомнился в действительности, а тем паче в возможности описываемых мною событий, то я объявляю, что я имею под рукою факты довольно ярких колеров, чтобы уверить всякое неверие, что я ничего невозможного не выдумал и несбыточного не соплел. Остальное для меня равнодушно.

Для тех, кто станет искать здесь сырых намеков на лица и пикантных пасквильностей, я скажу, что я слишком низко ставлю тех, кто стоит пасквиля, и слишком высоко себя, чтобы попустить себя на такой литературный проступок.

Об литературной, так называемой, расценке этой Драмы я, разумеется, и не думаю; а если какой-нибудь Добросовестный из цеха Критиков и приступил бы к ней с своим казенным аршином и клеймеными весами, то едва ли такой официал Ведомства Литературы и журнальных Дел может составить себе понятие о том равнодушии, с которым я посмотрю на его суд… Пора и этому суду стать публичным. Пора и ему освободиться от литературной бюрократии. Пора, пора публике самой в тайне своих собственных ощущений и в движениях своего собственного нутра искать суд тому, что на сцене хорошо и что дурно. Без всякой литературной Рекомендации или другой какой Протекции, без всякой Постановки и Обстановки, единственно ради этих внутренних движений и сотрясений публики, Кречинский уже семь лет правит службу на русской сцене, службу, которая вместе есть и его суд. Я благодарю публику за такой лестный для меня приговор, я приветствую ее с этой ее зачинающеюся самостоятельностию, — и ныне мое искреннее, мое горячее желание состоит лишь в том, чтобы и это мое «Дело» в том же трибунале было заслушано и тем же судом судимо.

Марта 26 д. 1862 г.

Гайрос.

P. S. протекло шесть лет! но мое желание не могло исполниться, и теперь я с прискорбием передаю печати то, что делал для сцены.

1868 г. Февраля 21 д.

Кобылинка.

Данности

Со времени расстроившейся свадьбы Кречинского прошло шесть лет.

Действие происходит в Санкт-Петербурге, частию на квартире Муромских, частию в залах и апартаментах какого ни есть ведомства.

Действующие лица

I. Начальства

Весьма важное лицо. Здесь всё, и сам автор, безмолвствует.

Важное лицо. По рождению князь; по службе тайный советник. По клубу приятный человек. На службе зверь. Есть здоров, за клубничкой охотится, но там и здесь до пресыщения, и потому геморроидалист.

II. Силы

Максим Кузьмич Варравин. Правитель дел и рабочее колесо какого ни есть ведомства, действительный статский советник, при звезде. Природа при рождении одарила его кувшиным рылом. Судьба выкормила ржаным хлебом; остальное приобрел сам.

Кандид Касторович Тарелкин. Коллежский советник и приближенное лицо к Варравину. Изможденная и всячески испитая личность. Лет под сорок. Одевается прилично; в белье безукоризнен. Носит парик, но в величайшей тайне; а движения его челюстей дают повод полагать, что некоторые его зубы, а может быть, и все, благоприобретенные, а не родовые. Говорит как Демосфен, именно тогда, когда последний клал себе в рот камни{89}.

Иван Андреевич Живец. Этот совершил карьеру на поле чести. Получив там несколько порций палкою и от этого естественно выдвинувшись вперед, он достиг обер-офицерского звания. Теперь усердствует Престол-Отечеству как экзекутор.

III. Подчиненности

Чибисов. Приличная, презентабельная наружность. Одет по моде; говорит мягко, внушительно и вообще так, как говорят люди, которые в Петербурге называются теплыми, в прямую супротивность Москве, где под этим разумеются воры.

Ибисов. Бонвиван, супер и приятель всех и никого{90}.

Касьян Касьянович Шило. Физиономия корсиканского разбойника. Клокат. Одет небрежно. На всех и на вся смотрит зло. От треволнений и бурь моря житейского страдает нравственною морскою болезнию, и от чрезмерной во рту горечи посредь речи оттягивает, а иногда и вовсе заикается.

Чиновники: Герц, Шерц, Шмерц колеса, шкивы и шестерни бюрократии.

Чиновник Омега. Имеет и состояньице, и сердце доброе; но слаб и в жизни не состоятелен.

IV. Ничтожества,

или частные лица

Петр Константинович Муромский. Та же простота и непосредственность натуры, изваянная высоким резцом покойного М. С. Щепкина{91}. В последние пять лет поисхудал, ослаб и поседел до белизны почтовой бумаги.

Анна Антоновна Атуева. Нравственно поопустилась; физически преуспела.

Лидочка. Как и на чьи глаза? Для одних подурнела; для других стала хороша. Побледнела и похудела. Движения стали ровны и определенны; взгляд тверд и проницателен. Ходит в черном, носит плед Берже и шляпку с черной густой вуалеткой.

Нелькин. Вояжировал[46] — сложился. Утратил усики, приобрел пару весьма благовоспитанных бакенбард, не оскорбляющих, впрочем, ничьего нравственного чувства. Носит сзади пробор, но без аффектации.

Иван Сидоров Разуваев. Заведывает имениями и делами Муромского; прежде и сам занимался коммерцией, торговал, поднялся с подошвы и кое-что нажил. Ему теперь лет за шестьдесят. Женат. Детей нет; держится старой веры; с бородою в византийском стиле. Одет, как и все приказчики: синий двубортный сюртук, сапоги высокие, подпоясан кушаком.

V. Не лицо

Тишка. И он познал величия предел! После такой передряги спорол галуны ливрейные, изул штиблеты от ног своих и с внутренним сдержанным удовольствием возвратился к серому сюртуку и тихим холстинным панталонам.

Действие первое

Квартира Муромских; гостиная. Три двери: одна направо — в комнату Лидочки и Атуевой, другая налево — в кабинет Муромского, третья прямо против зрителей — в переднюю. Бюро; диван; у окна большое кресло.

Явление 1

Атуева пьет чай, входит Нелькин.

Нелькин (кланяясь). Доброе утро, Анна Антоновна!

Атуева. Здравствуйте, здравствуйте.

Нелькин (осматриваясь). Не рано ли я?

Атуева. И нет; у нас уж и старик встает.

Нелькин. А Лидия Петровна еще не встала?

Атуева. Это вы по старине-то судите; нет, нынче она раньше всех встает. Она у ранней обедни, сейчас воротится.

Нелькин (садится). Давно мы, Анна Антоновна, не видались, — скоро пять лет будет.

Атуева. Да, давно. Ну где ж вы за границей-то были? Нелькин. Много где был, а все тот же воротился. Все вот вас люблю.

Атуева. Спасибо вам, а то уж нас мало кто и любит… одни как перст остались. Доброе вы дело сделали, что сюда-то прискакали.

Нелькин. Помилуйте, я только того и ждал, чтобы к вам скакать, — давно б вы написали, видите — не замешкал…

Крепко обнимаются; Атуева утирает слезы.

Ну полноте — что это все хандрите?

Атуева. Как не хандрить?!

Нелькин. Да что у вас тут?

Атуева (вздыхая). Ох, — нехорошо!

Нелькин. Да что ж такое?

Атуева. А вот это Дело.

Нелькин. Помилуйте, в чем дело? Какое может быть тут дело?

Атуева. Батюшка, я теперь вижу: Иван Сидоров правду говорил — изо всего может быть Дело. Вот завязали, да и на поди; проводят из мытарства в мытарство; тянут да решают; мнения да разногласия — да вот пять лет и не знаем покоя; а все, знаете, на нее.

Нелькин. На нее? Да каким же образом на нее?

Атуева. Всякие, видишь, подозрения.

Нелькин. Подозрения?! В чем?

Атуева. А первое, в том, что она, говорят, знала, что Кречинский хотел Петра Константиновича обокрасть.

Нелькин (покачав головою). Она-то!

Атуева. А второе, говорят, в том, что будто она в этом ему помощь оказала.

Нелькин (подняв глаза). Господи!

Атуева. А третье, уж можно сказать, самое жестокое и богопротивное, говорят, в том, что и помощь эту она оказала потому, что была, видите, с ним в любовной интриге; она невинная, видите, жертва, — а он ее завлек…

Нелькин. Так, стало, этот подлец Кречинский…

Атуева (перебивая). Нет, не грешите.

Нелькин. Нет уж, согрешу.

Атуева (перебивая). Позвольте… в самом начале теперь дела…

Нелькин (перебивая). Неужели вы от этой болезни еще не вылечились?

Атуева. От чего мне лечиться? — дайте слово сказать.

Нелькин (махая руками). Нет, — не говорите.

Атуева (вскочив с места). Ах, создатель!.. (Берет из бюро бумагу.) Так вот нате, читайте.

Нелькин (вертит бумагу). Что читать?

Атуева. А вот это письмо, которое по началу Дела писал Кречинский к Петру Константиновичу.

Нелькин. Кречинский?!! Письмо! Так разве вы меня выписали из-за границы, чтоб Кречинского письма читать. Знаете ли вы, что я этого человека ненавижу. Он Каин! Он Авеля убил!!

Атуева. Да не он убил! Читайте!

Нелькин (читает). «Милостивый государь Петр Константинович! — Самая крайняя нужда заставляет, меня…» (Останавливается.) Ну так и есть; опять какая-нибудь штука.

Атуева. Думали мы, что штука; да не то вышло… Читайте, сударь.

Нелькин (читает сначала равнодушным голосом, но потом живо и с ударением). «Милостивый государь Петр Константинович! — Самая крайняя нужда заставляет меня писать к вам. Нужда эта не моя, а ваша — и потому я пишу. С вас хотят взять взятку — дайте; последствия вашего отказа могут быть жестоки. Вы хорошо не знаете ни этой взятки, ни как ее берут; так позвольте, я это вам поясню. Взятка взятке розь: есть сельская, так сказать, пастушеская, аркадская взятка; берется она преимущественно произведениями природы и по стольку-то с рыла, — это еще не взятка. Бывает промышленная взятка; берется она с барыша, подряда, наследства, словом, приобретения, основана она на аксиоме — возлюби ближнего твоего, как и самого себя; приобрел — так поделись. — Ну, и это еще не взятка. Но бывает уголовная, или капканная взятка, — она берется до истощения, догола! Производится она по началам и теории Стеньки Разина и Соловья Разбойника;