тебя сколько зубов осталось — говори сколько, старая хрычовка, — я все решу.

Мавруша (громко). Не знаю, батюшка, не знаю, я это так сказала — я никого видом не видала и слыхом не слыхала.

Расплюев (Варравину). Изволите видеть, ваше превосходительство. Ничего, говорит, не видала и не слыхала. Ведь это уж такое племя. Оно без меры врать будет; а если теперь с первых разов его шарахнешь, то оно уже и совсем другие ноты поет.

Варравин (думает). Странно… ну делайте свое распоряжение; выносите тело — да живее — что его долго держать.

Расплюев. Сию минуту, вынесем, ваше превосходительство. (Мушкатерам.) Эй, мушкатеры, тащи его!

Шатала, Качала и за ними Расплюев — быстро уходят.

Явление 15

Варравин, потом Тарелкин.

Варравин (в задумчивости). Ну куда бы могли они у него запропаститься? Теряюсь, — всего жду, — все подозреваю. Страшусь одного: взял он их да в страховом письме к его высокопревосходительству и отправил… гм…

Тарелкин (выходит из-за ширм и говорит не своим голосом). Сетовать изволите, ваше превосходительство, слугу потеряли, потерю ощутили.

Варравин. Да-с; товарища, сослуживца потерял — вы его знали?

Тарелкин. Знал, — так, по соседству. Искать что-то изволите?

Варравин. Да. Формальные безделушки кое-какие.

Тарелкин. Конечно. В жизни все годится. Что же, нашли?

Варравин. Нет, не нашел.

Тарелкин. Достойно сожаления. А бывает. Кажется, иное близко, а оно далеко, а иное далеко, а оно близко. (Хлопает себя по груди. В сторону.) Что, крокодил? На моей улице праздник.

Варравин. Как вы говорите?

Тарелкин. Говорю я, ваше превосходительство, бывает так: око видит, да зуб неймет, а иногда и так: зуб-то и ймет, да око не видит.

Шум. Шатала и Качала в глубине театра несут гроб.

Ах, вот и его выносят. Дозвольте, ваше превосходительство, старому знакомому прощальное, напутственное слово сказать.

Варравин. Извольте.

Тарелкин (торжественно). Органы порядка — остановитесь.

Мушкатеры останавливаются.

Милостивые государи. Ваше превосходительство! Итак, не стало Тарелкина! Немая бездна могилы разверзла пред нами черную пасть свою, и в ней исчез Тарелкин!.. Он исчез, извелся, улетучился — его нет. И что пред нами? Пустой гроб, и только… Великая загадка, непостижимое событие. К вам обращаю я мое слово, вы, хитрейшие мира сего, — вы, открыватели невидимых миров и исчислители неисчислимых звезд, скажите нам, где Тарелкин?.. гм… (Поднимая палец.) То-то!..

Да, почтенные посетители, восскорбим душами о Тарелкине!.. Не стало рьяного деятеля — не стало воеводы передового полку. Всегда и везде Тарелкин был впереди. Едва заслышит он, бывало, шум совершающегося преобразования или треск от ломки совершенствования, как он уже тут и кричит: вперед!! Когда несли знамя, то Тарелкин всегда шел перед знаменем; когда объявили прогресс, то он стал и пошел перед прогрессом — так, что уже Тарелкин был впереди, а прогресс сзади! Когда пошла эмансипация женщин, то Тарелкин плакал, что он не женщина, дабы снять кринолину перед публикой и показать ей… как надо эмансипироваться. Когда объявлено было, что существует гуманность, то Тарелкин сразу так проникнулся ею, что перестал есть цыплят, как слабейших и, так сказать, своих меньших братий, а обратился к индейкам, гусям, как более крупным. Не стало Тарелкина, и теплейшие нуждаются в жаре; передовые остались без переду, а задние получили зад! Не стало Тарелкина, и захолодало в мире, задумался прогресс, овдовела гуманность…

Но чем же, спросите вы, воздали ему люди за такой жар делания?.. Ответ, — нет, не ответ, — скажу: ирония перед вами! Простой гроб, извозчик, ломовые дроги и грошовая могила… Однако — глядите, у этого убогого гроба стоит сановник (указывает на Варравина) — он властный мира сего — он силою препоясан. Что же говорит нам его здесь присутствие? Ужели лицемерием, или хитростию, или своекорыстною целию приведен он сюда и у этого гроба между нами поставлен? О нет! Своим присутствием он чтит в чинах убожество, в орденах нищету, в мундире слугу — слугу, который уносит с собою даже и в могилу собственные, сокровеннейшие интимнейшие его превосходительства…

Варравин (с движением). Что такое?!!

Тарелкин (продолжает). Слезы… (Варравину.) Я о слезах ваших говорю, ваше превосходительство.

Варравин делает утвердительный знак и медленно выходит.

Итак, почтим этот пустой, но многознаменательный гроб теплою слезою и скажем: мир праху твоему, честный труженик на соленом поле гражданской деятельности. (Кланяется и отходит на авансцену.)

Расплюев (мушкатерам). Несите.

Гроб уносят. За ним выходят чиновники.

Явление 16

Расплюев и Тарелкин.

Расплюев (надевши треуголку). Именно — вы справедливо, государь мой, заметили: душа бессмертна.

Тарелкин (в духе; берет его за руки). А, — не правда ли? Бессмертна, то есть мертвые не умирают.

Расплюев. Так, так! Не умирают!! (Подумавши.) То есть как же, однако, не умирают??!

Тарелкин (твердо). Живут… но, знаете, там (указывая) — далеко!!

Расплюев. Да — далеко!! ну так. Скажите, звание его какое было?

Тарелкин. О, почтенное. Коллежский советник. Ну, знаете, он у Варравина все дела делал.

Расплюев. Скажите! Отчего же похороны, можно сказать, в такой убогости… Что даже вот… и закусить нечего. Ведь это уже и религия наша обыкновенно предписывает.

Тарелкин. Ну, что делать — добродетелен был, — прост.

Расплюев (с увлечением). Так! Понимаю… Знаете, что я вам скажу: добродетель-то в свете не вознаграждается.

Тарелкин. Так! Так! Не вознаграждается! Да кто вознаграждать-то будет? Люди? Вы их видели?

Расплюев. Видел.

Тарелкин. Сердце-то у них какое, видели?

Расплюев. Видел. Волчье!

Тарелкин. Именно волчье. (Берет Расплюева за руку.) А что, вы, стало, страдали?

Расплюев (подмигивает публике). Таки бывало. А вы?

Тарелкин. Паче песка морского!

Расплюев. Что вы? Да в гражданской службе, знаете… этого… не бывает — особенно в чинах.

Тарелкин. Нет — в чинах оно больнее выходит!

Расплюев (с удивлением). Больнее??! Однако не публично, а так промеж себя?

Тарелкин. Ну, разумеется: знает бог да я!..

Расплюев (фыркает). Пффу!! Так расскажите, пожалуйста. Кем? Как? По какому случаю? Это меня интересует.

Тарелкин. Да что тут: я полагаю, ведь после похорон-то закусить не откажетесь.

Расплюев. Признаюсь — не без удовольствия. Должность-то наша собачья; так вот только тем и душу отведешь, что закусишь этак в полной мере да с просвещенным человеком покалякаешь.

Тарелкин. Так не угодно ли после церемонии на закуску ко мне?

Расплюев. Да какая церемония? На извозчике-то свезти да в яму зарыть. Это у меня, государь мой, и мушкатеры справят, а я только зайду, вот тут одному дворнику надо зубы почистить, а там и к вам. (Уходит.)

Явление 17

Тарелкин (один).

Тарелкин. Провидение! Благодарю тебя. И как все это легко и благополучно совершилось. Теперь одно: благоразумие. Вон отсюда! Завтра сдаю квартиру и в путь! В глушь! В Москву! Там и притаюсь — пока все это совершенно смолкнет и успокоится… Сейчас укладываюсь! (Берет чемодан.) Сейчас! Сейчас!

Занавес опускается.

Действие второе

Та же комната. Чемоданы, ящики — все уложено; посреди комнаты накрыта закуска.

Явление 1

Тарелкин (один).

Тарелкин (сидит в креслах). Да, я теперь только понимаю счастие, сердцем чувствую, носом слышу. Вот оно… (Осматривается вокруг себя.) Тишина, покой, — независимость!! Вот счастье!.. Нет начальства, — нет кредиторов, — даже друзей нет, чтобы отравить минуту отдохновения. Лихое дело справил. Одним махом стряхнул старые грехи, в прах полетели цепи, уплачены долги, и сама природа актом моей смерти подмахнула так: получено сполна! А здесь, при мне, вот тут, на самом сердце, запасный капитал. (Вынимает бумаги.) Собственноручные варравинские бумаги… Петля, в которой сидит его проклятая голова. Годик, другой — все будет тихо, — а там и предъявлю — и зло предъявлю, черт возьми. Ему и в голову войти не может, что я жив. Ха, ха, ха!

Явление 2

Расплюев входит; Тарелкин убирает стол.

Тарелкин. Добро пожаловать.

Расплюев. Мое почтение.

Тарелкин. Что же вы так задержались?

Расплюев. Нельзя было. Пришлось до кладбища промолоть, — сам генерал Варравин провожали. (Ставит в угол шпагу и треуголку.)

Тарелкин (указывая на закуску). Вот не угодно ли?

Расплюев (трет руки и подходит к столу). Не прочь, сударь, — не прочь.

Тарелкин (ставит вино и водку). Чем бог послал.

Расплюев (рассматривая с удовольствием закуску). Он недурно послал. (Берет хлеб и селедку. Вздыхает.) Эх, эх, эх — слабости человеческие. (Пропускает все и запивает вином.)

Тарелкин. Сыру не угодно ли?

Расплюев (переходя к сыру). Мы — и сыру. (Берет хлеб, отламывает кусок сыру, пропускает все и опоражнивает бутылку.)

Тарелкин (в сторону). Что за пасть такая?

Расплюев (жует). Именно… справедливо вы давеча в вашей речи упомянули, что душа-то та бессмертна.

Тарелкин (осматривая на свет пустую бутылку). Бессмертна… сударь, — бессмертна…

Расплюев (берет еще сыру). И знаете, — что с ее стороны обязательно: ни она ест, ни она пьет. (Жует.)

Тарелкин (обирает пустые тарелки). Да, действительно обязательно.

Расплюев (жует). Ну, если бы таперь душа да еще кушать попросила, так что бы это было… Ложись да умирай.

Тарелкин. Точно, умирай. (Хочет налить ему в рюмку.)

Расплюев (подставляя стакан). Нет, вот стакан. (Пьет.) Эх ты, валяй, гуляй, душа-девица.

Тарелкин (приносит еще хлеба). Что за пасть такая. Да это бездонная яма! Куда ж это у него проваливается?

Расплюев пропускает ломоть.

Еще!.. Что тебя, прорвало, что ли? (Вслух.) Скажите, как вы себя чувствуете?..

Расплюев. Ну — скажу вам, еще ничего не чувствую.

Тарелкин. Неужели?

Расплюев. Натура такая: орган. (Наливает стакан водки.)

Тарелкин. Это водка.

Расплюев. Водка — так водка. (Выпивает.) У меня это, батюшка, под одним номером.

Тарелкин смотрит на пол.

Вы чего ищете?

Тарелкин. А я смотрю — может, у вас днище выперло, — так не проходит ли насквозь?

Расплюев (встряхиваясь на стуле). Нет, сударь!.. У меня крепко, — не пройдет. Вы слыхали, у Паганини хорош был инструмент?

Тарелкин. Слыхал.

Расплюев. Ну, у меня лучше.

Тарелкин. Верю.

Расплюев. Об этом инструменте расскажу вам, государь, гисторию: прихожу я этто в трактир; спросил калач, чаю; вот у меня инструмент мой и заиграл; песни такие — ну! стало, мол, работы просит. Делать нечего: подай, говорю, ветчины порцию, икорки порцию, водки по препорции, — думаю, так, мол, червяка этого я тем и заморю. — Съел. Представьте себе, милостивый государь, не берет!

Тарелкин. Тссссс…

Расплюев. Хорошо, думаю; отвалил еще хлеба, сыру спросил, хересу выпил; а меня, милостивец, еще злее на еду позывает. Фу-ты, мол, штука какая? Давай, говорю, блинов! Пропустил десяток, послал другой в погоню — только зуб разгорается, — третий! Хоть ложись да умирай — не берет!!

Тарелкин. Необычайно!!

Расплюев. Вижу, дело плохо — все хляби мои стало, мол, разверзлись; и приказал, сударь, я подать по-нашему, по-русски: аржанова хлеба коврижину, три сельдины — по полену каждая, да квасу жбан — перекрестился — восчувствовал этак, съел; ну, будто и завязало. Так у меня тут (хлопает себя по брюху) огнь неугасимый и червь неутолимый.

Явление 3

Те же; входит Людмила Спиридонова.

Людмила. Скажите, отцы, Сила Силич Копылов здесь, что ли, проживает?

Расплюев (ест). Здесь, касатушка, здесь. Тарелкин. Что тебе, матушка, нужно?

Людмила. Так, и где ж мне их найтить-то?

Тарелкин. Да вот он — я.

Людмила. Что ж мне это сказали, что вы померли?

Тарелкин. Нет, — это