На бойком месте. Александр Николаевич Островский
(комедия в трех действиях)
Действие первое
Лица
Павлин Ипполитович Миловидов, помещик средней руки, лет 30, из отставных кавалеристов, с большими усами, в красной шелковой рубашке, в широких шароварах с лампасами, в цыганском казакине, подпоясан черкесским ремнем с серебряным набором.
Вукол Ермолаевич Бессудный, содержатель постоялого двора на большой проезжей дороге, крепкий старик лет под 60, лицо строгое, густые, нависшие брови.
Евгения Мироновна, жена его, красивая баба, годам к 30.
Аннушка, сестра его, девушка 22 лет.
Пыжиков, из мелкопоместных, проживающий по богатым дворянам, одет бедно, в суконном сак-пальто, но с претензией на франтовство.
Петр Мартыныч Непутевый, купеческий сын.
Сеня, его приказчик.
Жук, работник Бессудного.
Раззоренный, ямщик.
Гришка, человек Миловидова, молодой малый, одетый казачком.
Действие происходит на большой дороге, среди леса, на постоялом дворе под названием «На бойком месте», лет сорок назад.
Комната на постоялом дворе; направо в углу печь с лежанкой; посредине, подле печи, дверь в черную избу, левее часы с расписанным циферблатом, еще левее в углу комод и на нем шкафчик с стеклянными дверцами для посуды; с правой стороны, у печки, дверь в сени, ближе к зрителям кровать с ситцевым пологом; на левой стороне два окна, на окнах цветы: герани и жасмины; в простенке зеркало, по бокам лубочные портреты; под зеркалом старый диван красного дерева, обитый кожей, перед диваном круглый стол.
Явление первое
Бессудный и Раззоренный.
Бессудный. Отпрег?
Раззоренный. Отпрег.
Бессудный. Стало быть, выпить пришел, что ли?
Раззоренный. Стаканчик надо бы поднесть.
Бессудный. Отчего не поднесть! (Наливает стакан и подает.) Пей на здоровье!
Ямщик пьет.
Дорога, что ль, тряска, Петра-то Мартыныча как раскачало!
Раззоренный. Какая тут дорога! известно, круговые. В Покровском рублев на сто поболе начудили.
Бессудный. Что ж они там?
Раззоренный. Известно их занятие: пить да чтоб бабы подле, значит, для балагурства, и сейчас бумажками оделять.
Бессудный. Значит, они с прохладой, домой-то не больно торопятся.
Раззоренный. А кто ж их… Я в Покровском на сдачу взял до Новой деревни… Перегон-то восемьдесят верст, а где половина-то? Чай, сам знаешь, семь верст за вами; а я все к тебе, Вукол Ермолаич. Купцы спрашивают, где кормить будем? Известно, говорю, где: на «Бойком месте» у Вукол Ермолаича.
Бессудный. Да спасибо, спасибо, что не забываешь.
Раззоренный. Да что спасибо. Мы тоже ласку помним… Ты бы меня хоть двугривенничком осеребрил.
Бессудный. А из каких доходов? Еще твои купцы-то у меня ничего не прожили. Вот погоди, по доходу глядя, и тебя не забудем.
Раззоренный. Так я кормить пойду.
Бессудный. А ты не торопись, пущай у меня погостят подольше, не все ж одним покровским от них пользоваться.
Раззоренный. Ну да ладно! Копаться-то мы и без просьбы мастера; торопиться вот, так это мы не умеем. (Уходит.)
Бессудный (у двери). Мироновна! А Мироновна! Поди сюда. Сестрица! Анна! Аннушка! Идите сюда, говорю вам! Что вас не дозовешься!
Евгения и Аннушка входят.
Явление второе
Бессудный, Евгения и Аннушка.
Бессудный. Где вы там забились? Когда вас надо, вас тут и нет. Дуры, право дуры!
Евгения. Какой ты, Ермолаич! Да разве я не хозяйка! Туда сунься, за тем погляди, с ног собьешься. Я же такая заботливая, за всякой малостью сама…
Бессудный. Хозяйка ты! Какое твое хозяйство-то? Грошовое. Тряпки в чулане перебирать. А тут сотни летят. Разевайте рот-то! На овсе-то немного наторгуешь. Петр Мартыныч приехал, слышишь ты!
Евгения. Ох, Ермолаич, право, уж мне повесничать-то не больно по сердцу! Кабы я была девушка, никому не подовластная, другое дело. Я так считаю, что ты моя глава. Мне когда и в шутку кто скажет что-нибудь, так я за грех понимаю против тебя. Право, уж я такая зародилась совестливая и для мужа своего покорная, а тут поди балясничай с ними, с охальниками.
Бессудный. Да, нужно очень! Ты сними маску-то! Перед кем ты тут свою покорность показываешь! Уж ты при людях лисой-то прикидывайся, а я тебя и без того знаю. Говорят тебе, Непутевый с приказчиком в Покровском сто рублей пропили; а что бабам роздали, так и числа нет.
Евгения. Ой, что ты! Да неужто вправду? (Поправляется перед зеркалом.)
Бессудный (Аннушке). А ты что губы-то надула? Даром, что ль, вас кормить-то в самом деле! Как у тебя в глазах стыда-то нет.
Аннушка. У тебя стыда нет, а у меня есть.
Бессудный. Анна!! Ты смотри, не разбуди во мне беса! Во мне их сотня сидит; как начнут по моим жилам ходить, в те поры у меня расправа ножовая.
Аннушка. Так уж убил бы ты меня скорее, коли тебе кровь-то человеческую все равно что воду лить. (Уходит в среднюю дверь.)
Бессудный. Эко зелье зародилось! вся в меня!
Евгения (отворяя дверь, с притворным смехом). Хи-хи-хи, хи-хи-хи! Здравствуйте, господа купцы! Петенька, здравствуй! (Уходит.)
Бессудный. Жену-то я взял, кажись, не ошибся; а сестра-то мне не ко двору пришла. Ей бы в монастыре жить, а не на постоялом дворе.
Входит Жук.
Что ты ?
Жук. Проезжие позываются! да, кажись, народ-то такой, что пущать не стоит.
Бессудный. Так и не пущай! На что нам дряни-то! Только место занимают, а корысти-то от них немного. Постой, я пойду сам погляжу.
Уходят. Из средней двери выходят Сеня и Евгения.
Явление третье
Сеня и Евгения.
Сеня. Что это у вас Анна-то Ермолавна спесива очень?
Евгения. Уж такая-то фурия, что не накажи господи!
Сеня. По вашему занятию ей словно как надобно бы пообходительнее быть, потому что от этого хозяину выгода зависит.
Евгения. Какая выгода! Нам с мужем от нее только неудовольствие одно. Вот, говорят, Сеня, что золовки завсегда неладно живут промеж собой. Какому же тут ладу быть, когда я, с моим ангельским характером, и то не могу ужиться с ней.
Сеня. Так-с.
Евгения. К нам один барин ездит, хороший барин, и крестьяне у него есть, не так чтобы много, а довольно; ну, обыкновенно их господское дело, и приглянись ему эта наша прынцеса. Ну что ж такое! Дело очень и очень обыкновенное; каждый день мы видим. А она приняла это за важность! Кто я! Да что я! Да он на мне женится, я барыня буду! Как же не так, дожидайся! Ни брату, ни мне не дает слова выговорить. Уж что я через ее обиды да насмешки мучения приняла, так, кажется, мне всю жизнь не забыть.
Сеня. И что же теперича этот барин-с?
Евгения. Что! Известно что! Очень ему нужно. Ну, да уж и я не подарок; удружила и я ей; будет меня благодарить долго.
Сеня. Что же вы такое? Позвольте поинтересоваться!
Евгения. Много будешь знать, скоро состареешься.
Входят Непутевый и Аннушка.
Явление четвертое
Евгения, Сеня, Непутевый и Аннушка.
Непутевый. Стало быть, мы не хороши? Каких же тебе еще, коли уж я не хорош?
Аннушка. А неужто ты думаешь, что ты хорош? Кто ж это тебе сказал? ты не верь. Обманули тебя!
Непутевый. Ну, однако, ты не очень! Для кого не хорош, а для кого, может, я и хорош!
Аннушка. Ну и ступай туда, где ты хорош.
Непутевый. Стало быть, я за свои деньги да уважения здесь не вижу. Что ж такое! Какой это порядок! Куда я заехал? Кто здесь смеет важничать, окроме меня? Я деньги плачу.
Аннушка. Да отстань ты от меня, не нуждаюсь я твоими деньгами! Сказано тебе.
Непутевый. Семен! Во фрунт передо мной! Ты чего смотришь! Как нас здесь принимают! Али бунт сделать? Они еще пыли-то от меня не видывали. Семен! Давай посуду бить! Все окны высадим!
Евгения. Ну, полно, Петя, полно! Ты уж не дури! Поди усни, поди, голубчик, отдохни! Легко ли, день-деньской ты маешься. А вот проспишися, мы уж тебе всё, в твое уважение.
Сеня. Нехорошо, Петр Мартыныч! Пойдемте спать, целые сутки не спали.
Непутевый. Я жить хочу, хочу жить.
Евгения. А вот выспишься, так живи в свое удовольствие.
Непутевый. Мне бы разбить что-нибудь. Ух! кажется, я…
Сеня. Нехорошо, Петр Мартыныч, оставьте!
Евгения. Ты сосни поди, а проснешься, да придет тебе желание посуду бить, так я тебе приготовлю; у нас есть такая.
Непутевый. Ну, спать так спать. (Уходит.)
Сеня затворяет за ним дверь.
Сеня. Ведь ишь какой круговой! Одного его пустить никак нельзя. Меня родители-то с ним и посылают нарочно для береженья, чтоб его беречь в дороге. (Уходит.)
Явление пятое
Евгения и Аннушка.
Евгения. Что ж, долго это нам терпеть от тебя?
Аннушка. Никто тебя терпеть не заставляет.
Евгения. Долго ты наших гостей-то обижать будешь?
Аннушка. Никого я не обижаю. А что всякий пьяница ко мне лезет, так я этого терпеть не могу. Так я вам прежде говорила, так и теперь говорю.
Евгения. Ты терпеть не можешь, а мне, стало быть, ничего? Что ж, я хуже тебя? Говори! Хуже я тебя?
Аннушка. Всякий сам себе хорош. Ты вот с ними хохочешь, всякие нехорошие слова мелешь да целуешься, а мне это гадко.
Евгения. Стыдно небось! Погоди больно стыдиться-то, еще не барыня, еще когда будешь; да полно, будешь ли! Что-то мне не верится. А теперь пока такая же мещанка, как и я.
Аннушка. Нет, не такая же.
Евгения. Какая же? Из конфет, что ль, ты слеплена?
Аннушка. Не из конфет, а во мне стыд есть, а в тебе нет.
Евгения. Кому это нужен твой стыд здесь?
Аннушка. Мне он нужен.
Евгения. Ах! скажите пожалуйста! А что ты себе этим выиграла?
Бессудный входит.
Явление шестое
Евгения, Аннушка и Бессудный.
Бессудный. Что вы тут! Что на вас ладу нет! Как только бабы вместе, так и перессорились. Эка порода проклятая! Что вам делить-то!
Евгения. Да вот все сестрица твоя барыню из себя корчит; от хороших людей она нос воротит, а к кому сама льнет, так те на нее смотреть не хотят.
Аннушка. Ни к кому я не льну. Это ты льнешь ко всякому.
Евгения. Кого ты, бесстыжие глаза, обмануть хочешь! Все видят, как ты к Павлину Ипполитычу виснешь, да жаль, что он-то тебя знать не хочет.
Аннушка. Виснуть я к нему не висну, а что он меня знать не хочет, я все ж таки не виновата.
Бессудный. Кто ж виноват?
Аннушка. Я не знаю. Оставьте вы меня! (Садится к столу.)
Бессудный. Кто ж знает-то? Барин хороший, добрый, ездил почитай каждый день, что денег проживал у меня, а теперь реже да реже, да, пожалуй, и совсем перестанет.
Евгения. Что мудреного!
Бессудный. Барин тороватый, простой, деньги тратит, не считает. Где другого такого найдешь! Не будет ездить, так видимый убыток.
Аннушка. Тебе денег-то жалко, а у меня вся жизнь отнята, все мое счастье.
За сценой звон колокольчика и бубенчиков. Входит Жук.
Бессудный (вынимает повешенный на шее кошель, достает ассигнации и отдает жене). Поди скажи, что нездоров, с похмелья, мол, головой мается.
Евгения уходит.
Аннушка. Ты меня, братец, отпусти домой! На что я тебе!
Бессудный. А дома что делать? Баклуши бить.
Аннушка. Я в монастырь уйду, а то по богомольям пойду. Жизни я своей теперь не рада.
Бессудный. Да с чего это у вас сталося?
Аннушка. Не
