не могу.
Ст[епаннда Трофимовна]
Ну как хотите, а можно бы еще.
Шир[ялов]
Право не могу — не могу (встает, кланяется).
Ст[епанида Трофимовна]
Дарья, убирай чай.
Дарья убирает.
Прощайте, бат[юшка] П[арамон] П[арамоныч].
Шир[ялов]
Пр[ощайте], мат[ушка].
Ст[епаннда Трофимовна]
Заходите почаще, не забывайте. (Целуются.)
Шир[ялов]
Ваши гости, мат[ушка], Ст[епанида] Тр[офммовна], ваши гости. (Кланяется.)
Шир[ялов]
Так вот, суд[арь] ты мой, дома не живет, в городе не бывает — право, не бывает. Что ему город! Он, сударь, и знать не хочет, каково отцу деньги-то достаются. Пора бы на старости покой знать; а расположиться не на кого. Везде — сам. Вот недавно сам в лавку сел, а уж лет пятнадцать не Сидел. Что ж, cуд[арь] ты мой (подвигается и шепнет), так вот, завалялась у нас штука.
Ант[ип] Ант[ипыч]
Говори вслух, никого нет.
Шир[ялов]
Еще в третьем году цена-то ей была два руб[ли] сорок — за аршин, а в нынешнем-то поставили восемь гривен. Вот, суд[арь] ты мой, сижу я в лавке, идут две барыни, должно быть, маменька с дочкой. Нет ли у вас, говорят, материи нам на блузы, дома ходить. Как, мол, не быть, сударыня, достань-ка, говорю, Митя… модную-то. Вот, говорю, хорошая материя. А как, говорит, цена. Говорю — два пятьдесят себе, а барыша, что пожалуете. А вы, говорит, возьмите р[убль] восемь грив[ен], слышишь, р[убль] восемь грив[ен]. Помилуйте, говорю, да таких и цен нет. Стали торговаться. Два руб[ли] дают, слышишь А[нтип] А[нтипыч], два рубли. Да вам, говорю, много ли нужно. Да, говорит, аршин двадцать пять. Нет, говорю, сударыня, несходно, извольте всю штуку брать, так уж так и быть по два с грив[ной], говорю, возьму. А я, сударь ты мой, Ант[ип] Ант[ипыч], боюсь шевелить-то ее. (Смеется.) Шевелить-то боюсь. Что ж, мои барыни-то потолковали, да и взяли всю штуку. Разини-то мои так и ахнули (смеется).
Куп [Пузатов]
Молодец, Пар[амон] Пар[амоныч], вот молодец.
Шир[ялов]
А вот Сенька-то не таков, не таков, сударь ты мой (вздыхает) вовсе не таков. Это повадился в театр, то есть каждый день суд[арь] ты мой. Всех-то он там знает, со всеми знаком. Да что — прихожу я как-то к Остолопову. Отдай, говорит, деньги. Какие, мэл, деньги. А за шаль, говорит. За какую шаль. Да, говорит, намедни твой сын взял. Я думаю себе, на что это ему шаль — ума не приложу. Уж известно, от него не добьешься; стал стороной расспрашивать. Что ж, сударь ты мой, — какая-то там актриса у него.
Куп [Пузатов]
Что ты.
Шир[ялов]
Вот поди с ним. Уж и то примерно последний конец, Ант[ип] Ант[ипыч]. Уж не зови своим.
Куп [Пузатов]
Это, Пар[амон] Пар[амоныч], значит пора женить, вот что, брат, малова.
Шир[ялов] (с отчаянием)
Нет, Пар[амон] Пар[амоныч][13], погоди. Ты вот что скажи: ведь уж это, брат, конец просто. Ведь это словно как решето: вот теперь шаль, а там скажет — салоп соболий, а там квартиру, а там мебель всякую, лошадей пару, то — другое. Яма бездонная.
Куп [Пузатов]
Уж известное дело.
Шир[ялов]
А уж человек-то, Аи[тип] Ант[ипыч], кругом них, как слепой сделается. Этот народ, А[нтип] А[нтипыч], соблазн просто.
Пуз[атов][14]
Что говорить! Сам не свой человек сделается. Одно, брат П[арамон] П[арамоныч], средство — женить поскорей.
Шир[ялов]
Легко сказать, А[нтип] А[нтипыч], женить, да как ты его женишь-то.
Пуз[атов]
Как женить! Уж известно, не связать же. А вот невесту подыскать с капитальцем, знаешь ли, так небось, не откажется — отчего не жениться, всякому лестно.
Шир[ялов]
Да какая за него пойдет? Какая сумасшедшая пойдет за него, за такого беспутного.
Пуз[атов]
А что ты думаешь, побрезгают — нет, ничего, право слово, ничего. Да у нас, брат, холостые-то сплошь да рядом такие. Помнишь, каков я-то был холостой. И пьяница-то, и гуляка-то, и на всякие художества, — батюшка покойник так и рукой махнул. Да ведь мы театров-то, друг, не знали. У нас закатился в Марьину либо к цыганкам в Грузины да пьянствуешь недели две беспросыпу. Меня в Преображенском за девку, вот ленты ткут, фабричные выло до смерти убили. Вся Москва знала. Да вот отдали же за меня Матр[ену]-то Савишну. Нет, это, брат, ничего, нужды нет.
Шир[ялов]
Да отец родной, что ты говоришь: женить — да невесту в капиталом. Да голуб[чик], ты мой, он теперь и без денег-то вертится как угорелый, а попадись ему деньги-то, так он такой кранболь сделает, — только пшик, да и все тут, как порох.
Куп [Пузатов]
В оборот пустит.
Шир[ялов]
Нет, а уж я думаю, суд[арь] ты мой, его в газете опубликовать. Вот, дескать, сыну моему от меня никакого доверия нет, долгов за него не плачу и впредь не намерен. Да и подпишу: Купец I гил[ьдии] П[арамон] П[арамоныч] сын Ширялов.
Куп [Пузатов]
Шир[ялов]
Да уж, чтоб ему беспутному и после-то меня не доставалось, сам я, А[нтип] А[нтипыч], жениться задумал.
Куп [Пузатов]
Что ж! Ничего! Дело хорошее, отчего ж не жениться.
Шир[ялов]
Ведь, мож[ет] быть, за наши молитвы, А[нтип] А[нтипыч], бог и потомка даст, утешение на старости. Вот тому все и оставлю. А уж этот мне словно как и не родной, суд[арь] ты мой, и сердце к нему не лежит. А[нтип] А[нтипыч], что ж! думаю, оставь ему, пожалуй, да что проку-то, развезет денежки-то твои кровные по портным да по актрисам. Сам посуди.
Куп [Пузатов]
Что ж, женись, П[арамон] П[арамоныч], что за важность, ничего. А на примете есть?
Шир[ялов]
То-то и горе, что нет, А[нтип] А[нтипыч].
Куп [Пузатов]
Хочешь, посватаю.
Шир[ялов]
Да ты вправду.
Куп [Пузатов]
Шир[ялов]
Обманешь (смотрит Пуз[атову] в глаза).
Куп [Пузатов]
Вот! из чего мне обманывать-то. У меня, брат, недалеко ходить, сестра невеста.
Шир[ялов]
Что ты говоришь!
Куп [Пузатов]
А ты не знал — скажи пожалуйста, какой ты простой.
Шир[ялов] (потупляет глаза)
А, голуб[чик]. Как не знать — да ведь она, чай, не пойдет за меня.
Куп [Пузатов]
Вот! отчего не пойти — пойдет.
Шир[ялов]
Скажет: стар.
Куп [Пузатов]
Стар! Что за важность — ничего. Нет — ничего, пойдет. Да и матушка тебя любит: что ж, известное дело, человек хороший, степенный, отчего не пойти, во хмелю смирный. Ведь ты смирный во хмелю, — не дерешься.
Шир[ялов] (потупляет глаза еще больше)
Вовсе смир[ный], А[нтип] А[нтипыч], как дитя малое. Как пьян, так сейчас в сон, знаешь ты, ударит, а не то чтобы буйство какое.
Куп [Пузатов]
Ведь ты с женой покойницей не дрался.
Шир[ялов]
Видит бог, никогда.
Куп [Пузатов]
Так отчего за хорошего человека не пойти, ничего, пойдет.
Шир[ялов]
Да ты просто благодетель мой, А[нтип] А[нтипыч]. Эку мне б[ог] родню посылает, да мне бы и во сне не видать. Поцел[уемся], голубчик. (Целуются.) Ну, а как тово, А[нтип] А[нтипыч], насчет придачи-то.
Куп [Пузатов]
Да на что тебе, П[арамон] П[арамоныч], у тебя карман-то потолще нашего.
Шир[ялов]
Запираться не стану, таки есть, А[нтип] А[нтипыч], есть, нажил-таки копейку от трудов праведных. А все-таки нужно для порядку, голуб[чик], соб[ственно] для порядку. Уж так водится.
Куп [Пузатов]
Что ж, мы, брат, сделаем прид[аное] наславу, не хуже генеральского. Ну, а насчет денег-то, так у нее есть после бат[юшки] тысченок пятьдесят, будет с тебя, да разве еще на радости расчеты с тобой похерим.
Шир[ялов]
Маловато, нет. Несходно, А[нтип] А[нтипыч]. А уж вы положите еще… Да вот что, А[нтип] А[нтипыч], заходи ко мне вечерком нынче пунштику выпить. Потолкуем мы с тобой, гол[убчик], хорошенько об этом предмете, поторгуемся.
Пуз[атов]
Ладно.
Шир[ялов]
Ну, прощайте, почтеннейший (целуются), до свиданья, прощенья просим.
Пуз[атов]
Прощайте, П[арамон] П[арамоныч]. (Уходят).
Комментарии
Семейная картина*
Печатается по первому прижизненному собранию сочинений Островского (Сочинения А. Островского, том первый, С. Петербург, 1859, изд. Г. А. Кушелева-Безбородко).
В «Литературном объяснении», появившемся в газете «Московские ведомости» за 1856 год, № 80, Островский сообщал, что им к осени 1846 года «написано было много сцен из купеческого быта».
Из этих сцен сохранилось начало пьесы «Исковое прошение», которая была задумана Островским как комедия в нескольких актах. Пьеса «Исковое прошение» (рукопись хранится в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина) осталась незавершенной. Вместо многоактной комедии Островский решил, воспользовавшись уже сделанным, написать одноактную «Картину семейного счастья».
Островский начал переделку комедии 26 января, а закончил ее 14 февраля 1847 года (рукопись пьесы хранится в Институте литературы Академии наук СССР).
Это была первая законченная пьеса молодого драматурга. В тот же день, по совету своих друзей, он прочел ее в присутствия ряда литераторов, в публичном собрании (у проф. Шевырева). Пьеса произвела на слушателей большое впечатление.
Вспоминая об этом чтении, Островский писал: «Самый памятный для меня день в моей жизни 14-е февраля 1847 года. С этого дня я стал считать себя русским писателем, и уже без сомнений и колебаний поверил в свое призвание»[15].
«Картина семейного счастья» впервые напечатана 14 и 15 марта 1847 года в газете «Московский городской листок».
По напечатании пьеса была послана Островским в драматическую цензуру, которой ведало Третье отделение царской канцелярии.
Цензор М. Гедеонов дал отрицательный отзыв о пьесе: «Судя по этим сценам, — отмечал он, — московские купцы обманывают и пьют, а купчихи тайком гуляют от мужей». На основании этого отзыва пьеса 28 августа 1847 года была запрещена к постановке.
В 1854 году артист Александрийского театра Ф. А. Бурдин взялся хлопотать о разрешении на постановку «Картины» Островского и вновь представил ее в драматическую цензуру.
«Пьеса нравоучительная, — писал цензор Гедерштерн, — но прилично ли выводить на сцену с таким цинизмом плутовство русского купечества, которое передается, как правило, от отца к сыну и для которого нет ничего святого?»
23 февраля 1855 года пьеса еще раз была запрещена к постановке,
Бурдин все же добился разрешения этой пьесы для своего бенефиса. 26 сентября 1855 года «Картина семейного счастья» была допущена к постановке, но с некоторыми цензурными изъятиями.
Изменив заглавие пьесы на «Семейную картину» и внеся в нее ряд поправок, Островский вторично напечатал ее в 1856 году в журнале «Современник». Здесь пьеса появилась с таким примечанием редакции: «Мы ее перепечатываем потому, что она заслуживает внимания публики и как прекрасная пьеса, и как первое произведение автора комедии „Свои люди — сочтемся“ — произведения, в котором находятся уже данные таланта, подарившего впоследствии русской публике одну из немногих образцовых комедий» («Современник». 1856, № 4).
Раскрывая идейное содержание «Семейной картины», Добролюбов в статье «Темное царство» писал: «Островский вводит нас в самую глубину этого семейства (Пузатовых. — А. Р.), заставляет присутствовать при самых интимных сценах, и мы не только понимаем, мы скорбно чувствуем сердцем, — что тут не может быть иных отношений, как основанных на обмане и Хитрости с одной стороны, при диком и бессовестном деспотизме с другой… Обман и притворство полноправно господствуют в этом доме и представляют нам как будто какую-то особенную религию, которую можно назвать религиею лицемерства… Быт этого темного царства так уж сложился, что вечная вражда господствует между его обитателями. Тут все в войне…» (Н. Добролюбов, Соч., т. II, 1935, стр. 57–59).
Добролюбов отмечал, что в первой пьесе Островского «уже находятся задатки того, что полнее и ярче раскрылось в последующих комедиях».
