как солнышком осветило! Бог привел увидеть: пожаловали в родное гнездышко!
Ренева. Да, опять на родине! (Садится к столу.) Но как тут все печально, как все печально! Садитесь, Денис Иваныч, да надевайте шапку.
Дерюгин. Нет, как можно-с!
Ренева. Я вам приказываю, без церемонии.
Дерюгин. Слушаю-с. (Садится.) Гм… Человек-то, господи ты боже мой! как там где ни хорошо, э все хочется глянуть на свое родное.
Ренева. Давайте пить чай и расскажите мне про свое житье-бытье. (Наливает.)
Дерюгин. Благодарим покорно, матушка барышня.
Ренева (пододвигая чашку). Пейте и рассказывайте. (Медленно пьет сама.)
Дерюгин. Да что наше житье, барышня; света не видим, так копошимся, как червь в земле. Не стоит и разговора наше житье.
Ренева. А я повидала свет, постранствовала, Денис Иваныч. Пейте же чай, пожалуйста!
Дерюгин. С вашего позволенья, коли… и имеем честь проздравить с приездом.
Ренева. Благодарю. А вот в чем дело, Денис Иваныч, деньги мне очень нужны.
Дерюгин. Кому они не нужны, матушка барышня?!
Ренева. Но мне особенно. Я осталась в настоящую минуту, после смерти княгини, без всяких средств; аренды, которую вы, крестьяне, платите за землю, мне недостаточно; должна же я чем-нибудь жить. Что мне делать?
Дерюгин. Н-да… Такое дело! (Пьет чай.)
Ренева. Грустно, а придется навсегда расстаться со своим родным уголком; я думаю продать имение.
Дерюгин. Продать!.. А ведь жаль, поди? Свое, родное!
Ренева. Делать нечего!.. Вот и покупайте всем обществом вашим или один.
Дерюгин. Ах, барышня, рады бы мы в рай, да грехи не пущают! Голутвенный мы совсем народ, переколачиваемся изо дня в день.
Ренева. Ну, полно вам бога гневить! Я знаю: у вас-то есть деньги.
Дерюгин. Деньги? Какие у меня деньги! Шутить изволите, барышня; грош какой-нибудь для смертного часа, на помин души.
Ренева. У вас, я помню, сыновья такие молодцы; где-то там подрядчиками… в Одессе, кажется.
Дерюгин. Захотели вы, барышня, от сыновей нынче! Давно уж отбились. Так разве иной пришлет когда малость на наше убожество к празднику.
Ренева. Так ищите мне покупщика.
Дерюгин. А покупщика можно найти, и будто он уж есть на глазах. (Пьет чай.)
Ренева. Только не барышника какого-нибудь. А то ведь порубит и рощи, и эти старые деревья. Мне бы не хотелось.
Дерюгин. По вашему желанью-с, такой он, кажись, покупщик и будет: барин он из Петербурга, в больших чинах, ну и, по видимости, с капиталом. Ему имение больше требуется для воздуха, чтоб, по своему нездоровью; он и сейчас проживает недалечко здесь, вроде как на даче. Коли приказание ваше будет, можно переговорить.
Ренева. Отлично, переговорите.
Дерюгин. Слушаем-с. Может, они и сами к вам наведаются.
Ренева. Очень рада буду; скорей бы это устроить!
Дерюгин (допивает, опрокидывает чашку и кланяется). Благодарим покорно, барышня, за чай за сахар, за милость вашу.
Ренева. Не хотите ли еще?
Дерюгин. Нет, уж достаточно с нас-с.
Ренева. А что наши соседи? Жив ли старик Васильков, наш бывший управляющий?
Дерюгин. Жив Трофим Федорыч, жив-с, да все что-то прихварывает; овдовел он, дочка у него, Ольга Трофимовна, подросла. (Встает.)
Ренева. Ах, а что Залешин?
Дерюгин. А Семен Семеныч ничего-с, поживает себе в своей Тиновке. Да вот шел я к вам, а они, вижу, за деревней проехали к себе на мельницу, должно, разгуляться вздумали. А как узнают теперьча, что вы, барышня, пожаловали, так не заехали бы к вам. Это заедут, беспременно заедут на обратной дороге… И с супругой своей проехали.
Ренева (встает). Он разве женат?
Дерюгин. Как же-с, года уж с три; и детки есть.
Ренева. Вот как! На ком же?
Дерюгин. А будет она купеческая-с, рощи у отца-то и скотиной торгует. А вышел-то тоже из нашего брата.
Ренева (отходя, как бы про себя). Что было шесть лет назад, и что теперь!..
Дерюгин (присматриваясь направо). Барышня, Семен-то Семеныч легок на помине: вон они подъехали.
Ренева. Так прощайте, Денис Иваныч, похлопочите.
Дерюгин. Слушаю-с, буду стараться.
Ренева уходит. Входят Ильич и Степанида. Ильич берет поднос с чашками.
Явление четвертое
Дерюгин, Ильич, Степанида.
Ильич (спотыкается, одна чашка разбивается). Ах ты, чтоб тебе!
Степанида (поднимает черепки и кладет на поднос). И кто его просит! Отдай!
Ильич. Брысь! Отойди от греха! (Уходит.)
Степанида. Наказанье ты мое!
Берет самовар и несет. За сценой еще что-то падает и разбивается вдребезги.
Вот так, кроши мельче! Ах, наказанье! (Уходит.)
Дерюгин. Эх, кабы мне этого барина посадить здесь, подходящий он нам: в нашем крестьянском деле все одно, как младенец. За его спиной я бы сам барином был. Забыл я барышне одно дело сказать; а теперь вон она с гостями идет… Ну, все одно, — после.
Уходит в глубину сада. Входят с террасы Ренева, Залешин и Авдотья Васильевна.
Явление пятое
Ренева, Залешин, Авдотья Васильевна.
Ренева. Но это ужасно, это непозволительно, Семен Семеныч, как вы растолстели! Ха, ха, ха! Я вас не узнаю, это кто-то другой!
Залешин. Другой и есть, Анна Владимировна, совсем другой; не рыцарь, нет; одно только христианское имя и осталось у меня от прежнего.
Авдотья Васильевна. Я уж им советую сыворотку от полноты пить; потому у меня папаша тоже, даже одышка у них, так они все эту сыворотку.
Залешин. Ну да и ты, моя дражайшая, не из худеньких.
Авдотья Васильевна. Все ж таки я худее вас! Как вы скажете, как на ваши глаза, Анна Владимировна?
Ренева. Гм… право, не могу сказать!
Залешин. Парочка, одно слово!
Авдотья Васильевна. Извините, пожалуйста! Вы вспомните, как мы в прошлом году на весы становились: в вас полтора пуда больше.
Залешин. Неопровержимо!
Авдотья Васильевна. А как в девушках, так я была очень тонкого сложения и даже кашляла. Ах, что ж это у вас за сила яблоки нынешний год! Проходили мы по саду.
Ренева (рассеянно). Яблоки? Да, кажется.
Авдотья Васильевна. Ну, и вишня, так это тоже на редкость — какая крупная! Уж позвольте мне с кустика попробовать?
Ренева. Сделайте одолжение.
Залешин. Любительница она всяких плодов земных!
Ренева. Так, пожалуйста, сколько угодно! Я еще не знаю, где у нас там вишни.
Авдотья Васильевна. Вы не беспокойтесь, я знаю; там, в конце сада. Мне попробовать, а то бы я на варенье попросила. (Уходит.)
Явление шестое
Ренева, Залешин.
Залешин. Варенье, соленье, настойки и наливки — это мы не имеем соперниц; но дальше уж ничего не требуйте от нас! Вообще незатейливый человек моя супруга, извините! (Садится.)
Ренева. Да!.. Как же вы женились?.
Залешин. Э, стоит толковать! Женился как-то в минуту жизни трудную, под веселую руку!
Ренева. Что же вы делаете в деревне?
Залешин. А что? Хозяйничаем немножко; иногда проедешь на земство, позеваешь, подремлешь там среди наших доморощенных ораторов.
Ренева. И счастливы?
Залешин. Ну, об этом помолчим! Живем себе изо дня в день, погружаемся в болото постепенно, без борьбы, Не то что волноваться, а и думать-то подчас лень.
Ренева. Некрасиво! По крайней мере вспоминается иногда прошлое? Помните, шесть лет назад, этот сад, нашу молодость, лунные вечера? Какие обеты, клятвы!
Залешин. Зачем? К чему? Я ясно увидел, когда схлынул первый жар, что в действительности и быть-то ничего не могло; больно велика разница между нами.
Ренева (подумав). Да, пожалуй.
Залешин. Вот все смотрю на вас.
Ренева. И что же находите?
Залешин. Вы не переменились; пожалуй, еще лучше.
Ренева. Может быть, но и моя песенка тоже спета. Весна моя и лето прошли, настает уж осень.
Залешин. Да ведь и осенью бывают бури.
Ренева. Пожалуй, могут быть, я такая!
Залешин. Что вы за границей?.. Вы ведь думали петь на сцене?
Ренева. Думала, да; серьезно думала. И какой у меня развился голос; мне предсказывали славу, и я уж слышала шопот удивления и восторга!.. И вдруг заболело у меня как-то горлышко, сделалось там что-то, и он, мой голос, моя надежда и мечта, пропал!
Залешин. Ай, ай!
Ренева. Плакала я, металась, как безумная, просила у бога смерти, но нет, — осталась жива и теперь не знаю, что я, зачем я?.. Порой такая тоска и злоба на себя и на все, а то жить хочется, жить, не глядя ни на что.
Залешин. Ведь это в самом деле злейшая обида! Помню я ваш голосок.
Ренева. Не говорите лучше, а то сейчас расплачусь!
Залешин. А что еще там было с вами? Можно спросить-то?
Ренева. Спрашивайте! Отвечу на все, все скажу: у меня про себя какая-то злобная откровенность накипела.
Залешин. Ведь было что-нибудь?
Ренева. Не ошиблись, было. Но герой мой оказался дрянью: он думал, что я богатая невеста или по крайней мере будущая звезда сцены; но когда увидел, что, увы, ни того, ни другого, он оробел; я возненавидела его и прогнала от себя. Было много и еще поклонников, обожателей, которые готовы были целовать мои ноги… нет! даже следы моих ног, в надежде, что княгиня даст мне большое приданое, и которые все потом под более или менее благовидными предлогами сначала сконфузились, а потом удалились.
Залешин (ходит и мычит). Долго пробудете у нас?
Ренева. Не знаю. Нет, недолго; вот продам именье и улечу. А куда — бог весть! И больше уж вы меня не увидите. Только что я буду здесь делать пока-то, пока это продастся? Мне уж и теперь скучно: дом мрачен, сад тоже уныл, и одна я… Разве от тоски за вас взяться?
Залешин. Нет, ради бога! Вот я уж чувствую: и во мне что-то нарушено, разлад пошел внутри. Не буду ужинать, как всегда ужинал. Нет, куда уж!..
Ренева (смеясь). А вы думаете, я бы так и оставила вас в покое, если бы нашла вас прежним? Нет, я бы помучила, потешилась. Ведь я вообще страшно зла, я не могу без желчи глядеть на людское спокойствие, мне так и хочется хоть каплей отравить чужое счастье. От меня добра не ждите!.. Ох!.. Да!.. Так что же мне делать здесь пока? Давайте мне что-нибудь, кого-нибудь укажите! Наконец у меня даже здесь нет кавалера, а мне хотелось бы вот, в последний раз, осмотреть все родные места, покататься по реке! Вы не годны… отяжелели.
Залешин. Я не годен, это верно! А кавалера я вам представлю, есть у меня приятель.
Ренева. Кто же это?
Залешин. А не помните ли, был здесь ближайший сосед у вас, в версте, не больше, майор Рабачев?
Ренева. Это чудак какой-то? Самодур?
Залешин. Он самый; а это его сын, Борис: молодец, вырос на чистом воздухе; был отдан в гимназию, но взят из четвертого класса, ибо майору как-то, при посещении гимназии, швейцар не отдал подобающей чести. Он разругался там со всем начальством и взял сына. Теперь майор умер, Борис живет в деревне, изучил мужицкое дело; сам и пашет и орет — и барин и крестьянин.
Ренева. Это интересно!..
Залешин. Только как его вытащить? А, я придумаю: У вас в именье есть спорная межа; еще майор затеял дело; я скажу, что вы желаете окончить этот спор, чтоб он немедленно явился. Завтра же будет у вас!
Ренева. Хорошо!
Входит Авдотья Васильевна.
Явление седьмое
Ренева, Залешин, Авдотья Васильевна.
Авдотья Васильевна. Ну, вишня! Ах, какая
