здоровью, вынужден был просить увольнения в отставку и, согласно совету врачей, уехать из столицы для поправления в деревню.
Ренева. И желаете, как я слышала, купить именье?
Худобаев. Н-да… отчасти имею желание приобрести собственность, где бы можно было отдохнуть, завести небольшое хозяйство. Притом же я очень люблю природу-с: тишину лесов и аромат полей.
Ренева. Так вот и отлично, я продаю, вы желаете купить. И покупайте, владейте! Вы осматривали имение?
Худобаев. Н-да… Нет-с, в точности еще не ознакомился.
Дерюгин. Да по межам здесь поблизости прошли-с мы, едучи сюда, а дальних местов, луг тоже, не осматривали.
Ренева. Имение в хорошей местности.
Худобаев. Вообще… н-да… местность довольно живописная. А как вы думаете, сударыня, какую сумму взять за ваше имение? Его стоимость по-вашему?
Ренева (к Дерюгину). Денис Иваныч, как вы думаете?
Дерюгин. Ваше именье, барышня, ваша и воля.
Ренева. Пятнадцать тысяч и ни копейки меньше! А больше дадите — возьму!
Дерюгин. Ах, барышня, отчего не взять, коли дадут.
Худобаев. Пятнадцать тысяч!.. Н-да!.. Сумма!.. Очень много-с, очень много!
Ренева. Помилуйте, это-то дорого! Нет, именье стоит много больше, только мне нужны деньги теперь. Что вы скупитесь? В этом именье вы находите все, что вам нужно, здесь все к вашим услугам: рощи, луга, река и город недалеко, если понадобится доктор.
Худобаев. Н-да-с… Советы врачей мне необходимы. Вот и теперь у меня миланские мушки: головные боли у меня, головокружение, притом же спинные страдания и разное внутреннее расстройство.
Ренева. Здесь вы воскреснете.
Дерюгин. У нас отгуляетесь, ваше превосходительство, потому прохладность необнаковенная.
Худобаев. Совершенно; два года назад схоронил единственную сестру-девицу уже немолодых лет.
Ренева. Женитесь вот здесь на какой-нибудь соседке и заживете наславу.
Худобаев. Женитьба — предмет такой, который требует серьезного размышления. Думал, намеревался когда-то, но не встретил в жизни своей…
Ренева. А вдруг здесь и встретите; может быть, она уже близко, около вас.
Худобаев. Хм… н-да-с… конечно… все может быть. Ренева. А в саду моем вы не были?
Худобаев. Еще нет-с.
Ренева. Там много фруктовых деревьев; не хотите ли взглянуть?
Худобаев. Очень будет приятно.
Ренева. Денис Иваныч, покажите сад! А меня извините, я вас не надолго оставлю, меня кто-то ждет.
Худобаев. Сделайте одолжение, не беспокойтесь.
Дерюгин. Мы уж кстати скотный двор посмотрим, ваше превосходительство.
Ренева. Так вот через балкон, прошу вас!
Худобаев. Очень хорошо-с.
Дерюгин. Пожалуйте, сударь.
Худобаев и Дерюгин уходят.
Ренева. Ах, скорее бы это кончить… Какая тоска! (Отворяет дверь налево.) Кто меня там спрашивает?.. Ах, кто это?
Входит Оля.
Явление пятое
Ренева и Оля Василькова.
Оля. Здравствуйте, Анна Владимировна!
Ренева. Позвольте… Оля? Дочь Трофима Федорыча Василькова?
Оля. Да-с.
Ренева. Как выросла!
Оля. Папаша не так здоров, сам не мог, так прислал меня вас поздравить. (Подает букет.) Из нашего садика.
Ренева (берет цветы). Благодарю, благодарю! Прелестные цветы, а вы еще лучше этих цветов. Вы что же, где-нибудь учились?
Оля. Нигде-с, только у папаши.
Ренева. Какая миленькая! У вас есть жених, сватался за вас кто-нибудь?
Оля. Да нет-с… не знаю. (Вздыхает.)
Ренева. Отчего же вы так вздохнули?
Оля. Ничего, это я так-с.
Ренева. Не может быть. У вас какое-нибудь горе?
Оля. Нет-с, что ж бога гневить, горя у меня нет никакого. А ведь у всякого человека есть что-нибудь на душе.
Ренева. Ну да, именно. И у вас если не горе, от которого сохрани вас бог, так, должно быть, что-нибудь очень интересное на душе.
Оля. Для кого же это может быть интересно, кроме меня?
Ренева. Вот для меня например.
Оля. Вам это только из любопытства из одного.
Ренева. О нет, мой друг, из полного сочувствия к вам. Ну, да мы еще потолкуем как-нибудь на досуге. Вы мне все расскажете?
Оля (подумав). Не знаю-с… зачем же! (Вздыхает.)
Ренева. Ну, вот опять. Нет, нет, я все, все выпытаю.
За сценой колокольчик.
Это еще кто?
Входит Даша.
Явление шестое
Ренева, Оля, Даша.
Даша. Какой-то господин Рабачев.
Ренева. А, знаю. Проси!
Даша уходит.
Оля (в смущении). А я… мне уж пора домой…
Ренева. Нет, нет, минутку подождите, у меня кое-что есть для вас.
Оля. Так позвольте… я в саду.
Убегает. Входит Рабачев.
Явление седьмое
Ренева, Рабачев.
Ренева. Очень рада, очень рада! Здравствуйте!
Садитесь.
Садятся.
Рабачев. Вы хотели поговорить о спорном владении?
Ренева. Да, да; но об этом после; да, вероятно, я вам уступлю, что там… я не знаю!
Рабачев. Зачем же уступать? Я не хочу от вас подарка.
Ренева. Ах, извините! Нет, я не то хотела сказать… Ну, мы сделаемся как-нибудь. А прежде всего мне просто хотелось с вами познакомиться; это спорное владение — только один предлог, чтобы вас вызвать; иначе, я слышала, вы такой нелюдим, что и не показались бы никогда.
Рабачев. Да-с, я вообще больше дома… я никуда.
Ренева. Я вижу, вы уж хмуритесь, вы недовольны!..
Рабачев. Нет-с, а только я совсем не светский человек, со мной скучно.
Ренева. Все эти светские мне надоели, и разговоры их тоже; а вы для меня человек новый, интересный.
Рабачев. Не знаю, ничего во мне нет; я простой, необразованный человек и с барышнями разговаривать совсем не умею…
Ренева. «С барышнями»! Ха, ха, ха! Ну, я не такая барышня, каких вы видели, я другая, совсем особенная. Вот вы увидите, какая я барышня! И уж я вас не выпущу теперь. Я здесь одна, вы будете моим кавалером.
Рабачев. Да я пожалуй, только вам будет скучно со мной, уж я это знаю.
Ренева. Что вы потупляетесь, как красная девица? Вот диковина для меня! Ведь вы прелесть что такое! Не бойтесь, я вас не съем, и не беспокойтесь за меня, мне скучно не будет, а будет очень весело с вами: будем гулять, кататься… Лодкой вы умеете править?
Рабачев. Хитрость небольшая.
Ренева. Отлично! Как-нибудь мы на лодке, подальше, и затянем песенку! А лошади у вас есть?
Рабачев. Тройка есть съезженная, да и одиночки есть.
Ренева. Править умеете?
Рабачев. Ничего, ездить умею, да у меня и кучер хороший.
Ренева. Вы теперь-то на тройке?
Рабачев. На тройке.
Ренева. Знаете что: поедемте сейчас на дальний луг, там будем чай пить.
Рабачев. Извольте!
Ренева. «Извольте»! А сам проклинает!
Рабачев. Ну, что ж? Пожалуй, поедемте.
Ренева. Да уж так, так! Но знайте, я не из тех, которые отступают: сказала — не выпущу, и не выпущу!
Рабачев. Нет, я ничего, я готов.
Ренева. И вот что: знаете, я ведь продаю свое именье, и покупщик уже явился, он здесь, осматривает сад, так захватим его кстати. Он поедет за нами со старостой, пусть посмотрит луга. Таким образом мы соединим приятное с полезным. Хотя, признаться, я терпеть не могу этой смеси приятного с полезным, но что делать? Нужда! Ах, еще у меня тут одна бедная девушка, но премиленькая!.. Вот я вам покажу. (Подходит к балкону и зовет.) Оля, Олинька!
Входит Оля и, потупясь, останавливается у дверей.
Явление восьмое
Ренева, Рабачев, Оля.
Ренева (к Рабачеву). Да вы, может быть, уже знакомы?
Рабачев. Мы видались иногда…
Оля. Мы знакомы.
Ренева. Вот вспомнила: вообразите, вчера ночью я была невольной свидетельницей какого-то свиданья у меня в саду! Да, какая-то парочка, очень горячая! А ночь славная была, и как же они любовно обнялись на моих глазах. Покаюсь, так тошно мне стало мое собственное одиночество и так досадно на эту парочку — так бы взяла да и разбила сейчас это чужое счастье!.. За что же я-то одна? Вот какие у человека минуты бывают. (Оле.) Идите туда, ко мне. (Рабачеву.) Я сейчас буду готова, и мы едем.
Уходят.
Рабачев. Вот она какая! Откуда такая проявилась? Вот что значит образование и ловкость-то: Оля-то моя какая перед ней кажется невидная и простенькая! Зачем я ей? Не знаю. Ну, какой я кавалер для нее! Ей совсем не такого нужно.
Входит Залешин.
Явление девятое
Рабачев и Залешин.
Залешин. Ты здесь?.. Видел?
Рабачев. Видел.
Залешин. Какова?
Рабачев. Ничего!
Залешин. Ах ты, чурбан! (Передразнивая.) «Ничего»! Да ты и во сне-то не видал таких женщин! Жизнь, понимаешь ты, — всю жизнь можно отдать за ласку такой женщины. К чорту тогда всё…
Рабачев. Эко ты разогрелся как!
Залешин (опускаясь на стул). Да, братец, разогрелся!.. Думал — угасло все, конец; ан нет. (Ударяя себя в грудь.) Тут еще шевелится что-то. А меж тем аз есмь схороненный уже человек на сем свете! Пойми ты это! Можешь ты понять эту штуку, раскусить? Жив и мертв!
Рабачев. Понимаю, не совсем глуп. Штука скверная!
Залешин. А-а, вот то-то и есть!.. Подло, братец, оченно подло!.. Жив и мертв! Ну, и закурили мы, так закурили, что не скоро угар этот выйдет! Со своей Авдотьей Васильевной разругался… А чем она виновата? Гадость с моей стороны, а ничего не поделаешь: видеть ее не могу! И работы, покос — все побросал, нигде не был сегодня. А попаду на покос — перепою мужиков, сам нарежусь, песни будем драть, — гуляй, душа российская!
Рабачев. Чорт знает что такое! Зачем же сюда-то явился в таком виде?
Залешин. А сюда… взглянуть на нее, вот зачем; раз увидел, и тянет теперь… ничто не мило! (Встает.) Взгляну — и бежать, потому для меня все кончено, — жив и мертв! А ты оставайся, будь здесь и все, что она прикажет!.. Слышишь ты?
Рабачев. Дела-то, кажется, мне здесь нет никакого. И не знаю, зачем я здесь?..
Залешин. Да как ты смеешь?.. Урод!., Дело ему!.. Тебе мало быть подле нее, с ней, видеть ее, эту женщину! О!.. А если еще приглянешься ей, так уж лучше, слаще ничего в жизни твоей не будет. А я… нет, я сейчас исчезну; лучше не видеть, а то с ума сойду, в пропасть загремлю! (Быстро уходя.) Кланяйся ей!
Рабачев. Да уж и помешался!
Входит Оля с соломенной шляпкой в руках.
Явление десятое
Рабачев и Оля.
Оля (показывая шляпу). Видишь — подарок!.. Да я не буду носить, не хочу!.. А ты приехал познакомиться с ней?
Рабачев. Нет, я было по делу, о спорной даче переговорить; а теперь вот зовет ехать с ней на луга.
Оля. Поедешь?
Рабачев. Не хочется, а отказаться нельзя, на тройке просит прокатить.
Оля. Какая она образованная!
Рабачев. Еще бы! Из-за границы! Светская!
Оля. Не то, что мы здесь; вот я совсем дурнушка перед ней.
Рабачев. Всякий сам по себе хорош.
Оля. Видела она нас, Боря, вчера в саду-то, только не узнала!
Рабачев. А хоть бы и узнала, что ж такое, скрываться теперь нечего!
Оля. Ах! Знаешь, как меня кольнуло в сердце, как она это сказала: «Так бы взяла, говорит, да и разбила сейчас это чужое счастье!» Зачем это она так говорит? Какое ей дело до чужого счастья!
Рабачев. Пусть говорит. Надо же ей говорить-то что-нибудь.
Оля. Пришло мне в голову вдруг: вот возьмет она да и разобьет наше с тобой счастье.
Рабачев. Это как же так?
Оля. Так! Полюбишь ее и бросишь меня!
Оля. Ты-то полюбишь, а тебя-то уж нет, — никто не полюбит так, как я люблю. Нет, уж больше любить нельзя.
Рабачев. И что ты выдумываешь! Пожалуй, вон она приглашает меня быть
