уж давно длинные платья ношу.
Бондырева (Сарытовой). С покосом управились, а рожь еще не поспела; вот улучила времечко и приехала!
Бондырев. У вас полон двор экипажей. Ты ступай к гостям, об нас и племянницы позаботятся.
Сарытова. Это гости у управляющего, а не у меня.
Бондырева. Ах, да! Ну так вот что: есть хочу!
Бондырев. Да, червячок-то, того, шелестит. Моционьте, да хоть кормите!
Сарытова. Пойдемте в столовую, сейчас подадут! (Уходит с Бондыревыми.)
Явление девятое
Ольга и Настя.
Ольга. Настя, скажи, ради бога, что у вас тут делается? До нас дошли такие слухи, что верить страшно.
Настя. Ах, Оля! Я совсем измучилась! Уж теперь мы не хозяйки; меня никто не слушает; этот отвратительный Баркалов забрал все в свои лапы. Ну, понимаешь, без него ничего не делается, ничего! Что он скажет, то и свято! А он такой ужасный, отвратительный! Ох, Оля, что тут было, я тебе и передать не могу. Чего я только не перенесла! Пристает, смеется, глумится, а пожалуешься — я же виновата: видишь, характер у меня непокойный! И каждый-то день я тут плакала. До того доплачусь, что губы себе искусаю до крови от злости!
Ольга. Постой, Настя, постой, я так ровно ничего не пойму. Пожалуйста, не волнуйся, а спокойно расскажи все. Отчего этот господин забрал такую власть?
Настя. Как отчего? Мало ли отчего! Подольстился! О, он мастер на это — она и растаяла!
Ольга. Это мы слышали, а больше ты ничего не знаешь?
Настя. Что знать-то? Что ж больше? Просто мама нас разлюбила! Противная! Ах, Оля, если б ее хорошенько, хорошенько! Да мы и примемся! Вот будет хорошо!
Ольга. Да постой же, Настя! Скажи мне по крайней мере, что говорят об управляющем?
Настя. Говорят очень нехорошо!
Ольга. Что же именно?
Настя. Нехорошо и даже страшно. Говорят: пустит он по миру Серафиму Давыдовну, да и барышнев. Раздеваясь, я спрашиваю Марью, как идет у нас хозяйство, а она мне на это: «Хватит управителя ублаготворять!» Как тебе это нравится? (Подумав.) Еще как нехорошо-то! Я все окна проглядела, ожидая тебя!
Ольга. Присматривалась ли ты к ним, Настя, когда они между собою разговаривают?
Настя. Конечно.
Ольга. Что же ты заметила?
Настя. Знаешь, Оля, она белится, румянится, рядиться стала… мне кажется, она влюблена в него. Как ты думаешь, правду я говорю?
Ольга. Может быть. Это мы всё увидим!
Настя. Только я боюсь, Оля, не наделал бы он тебе дерзостей, если ты вмешаешься. Надо осторожнее. Он такой буян.
Ольга. Настя, меня не испугает никакой Баркалов. Мы должны быть ко всему готовы и, конечно, более к грустному, но… но я не уступлю… Я поняла теперь все! Ах, Настя, мне тяжелее, чем тебе!
Настя. Отчего же?
Ольга. Я скажу тебе по секрету: у меня есть жених; он умный, ученый, только небогатый. Мне хотелось, чтоб он управлял нашим имением; он бы привел все в порядок!
Настя. Ты мне его покажи!
Ольга. Да как ему явиться сюда, что он здесь увидит? Прежде надо прогнать управляющего.
Настя. Да вот мы с тетей за него примемся, вот посмотри!
Ольга. Нет, уж ты не мешайся; я и тетю попрошу, чтоб она была потише. Я скандалов не люблю! Что хорошего, только себя же срамить. Надо дело устроить мирно.
Настя. С ним-то мирно? Это невозможно! Ты посмотри, какой он нахал!
Ольга. Можно, Настя, можно! Мне сейчас одна мысль в голову пришла.
Настя. Какая? Скажи!
Ольга. Нет, еще рано, после скажу. Вот что значит полюбить-то, сейчас и поумнеешь. Мне бы прежде никогда такой штуки на ум не пришло!
Явление десятое
Те же, Бондырева, потом Сарытова и Баркалов.
Бондырева. Еды не дождешься, только тарелками стучат.
Настя. Тетя, я сейчас пойду прикажу.
Бондырева. Погоди, не юли! Ну, уж порядок, нечего сказать! Некому стола накрыть, никого не дозовешься. Да кому у вас прислуга-то служит — барыне али управляющему?
Настя. Ах, тетя, заступитесь за нас, у нас в доме такое безобразие, такое безобразие! Она бы должна нам пример подавать, у нее сестры взрослые девушки, а она вон что…
Ольга. Ну, что она, что? Ведь сама не знаешь, а болтаешь!
Настя. Я не знаю, да люди так говорят!
Ольга. А не знаешь, так и не болтай, пожалуйста!
Бондырева. Я слышала, что и Лизгунов здесь, и Гурьевну видела. Это уж последнее дело. Их ни в один порядочный дом не пускают, это ростовщики самые лютые: где они покажутся, там разорение верное. Ну, друзья мои, теперь я вам скажу, зачем я сюда приехала. Я приехала, чтобы закончить все это безобразие.
Настя. Хорошенько их, тетя, хорошенько!
Ольга. Только, пожалуйста, тетя, без шуму! Погодите немножко!
Бондырева. Нет уж, матушка, годить я не хочу. Я с этим управляющим так управлюсь, что он отсюда горошком выкатится.
Сарытова (входит). Прошу закусить. Готово.
Бондырева (идет). Иду. Отощала.
Входит Баркалов.
Сарытова. Позволь тебе представить: Степан Григорьевич Баркалов.
Бондырева. Слышала.
Сухо кланяется и уходит; за ней Ольга и Настя.
Явление одиннадцатое
Сарытова и Баркалов.
Баркалов. Денег! Ради бога, денег!
Сарытова. Опять у вас игра? Опять проигрыш? Посмотрите на себя, на что вы похожи! Ведь вас все видят.
Баркалов. Даю клятву! Последний раз… молю вас! Проиграл… Вы не захотите осрамить меня.
Сарытова (дает деньги). Ох!.. возьмите. Это последние. Вы знаете, зачем она приехала? Выжить вас отсюда.
Баркалов. Еще это старуха надвое сказала. Я ее скорей прогоню! Бегу метать на ваше счастье! Благодарю! Не браните! (Целует руку и убегает.)
Сарытова (с любовью смотрит вслед ему, уходя). И надо бы бранить, да не могу…
Действие второе
ЛИЦА:
Сарытова.
Ольга.
Настя.
Бондырев.
Бондырева.
Марья.
Лизгунов, очень богатый молодой человек, сосед Сарытовой.
Баркалов.
Декорация первого действия.
Явление первое
Марья (входит) и Баркалов.
Баркалов. А, фрелина, пожалуйте с вестями!
Марья. Вестев даже очень довольно.
Баркалов. Ну, и катай по порядку!
Марья. Приезжая барыня ходила по всем местам, и на скотную, и в поле, и везде вас ругательски ругала и проходимцем-то и прощалыгой!
Баркалов. Ладно, ладно! Эка у тебя ума палата! Ты бы еще что-нибудь!
Марья. Сами же приказывали, чтобы все!
Баркалов. В доме-то что говорила?
Марья. А в доме… этого и сказать никак невозможно, потому неблагородно и даже конфузно!
Баркалов. Ха, ха! Ишь какая конфузливая! Ты не ломайся, говори! Не было ли разговору о каких-нибудь намерениях?
Марья. Намеренней никаких не слыхала, а уж, кажется, как слушала: и к окну подкрадывалась, и за дверью стояла. А если бы что, так я бы сейчас. Потому мы все за вас готовы куда угодно.
Баркалов. Ну и молодцы! Будет мне хорошо, будет и вам хорошо, особенно тебе… (Берет за подбородок.) Востроглазая!
Марья. И, ух, какие вы бесстыдники! А ну, увидят?
Баркалов. И то правда, стыдливость ты воплощенная!
Марья. Да не то что стыда, на вас и страха нет.
Баркалов. Разумеется, нет.
Марья (кокетливо). Так-таки ни стыдочка, ни страха?
Баркалов. Ни того, ни другого. Можно прожить и без этого.
Марья. Да уж, на вас глядя, и мы думаем, что можно.
Баркалов. Ну, так смотри же, не пророни словечка! За это тебе к свадьбе самое пунцовое платье в подарок.
Марья. Слышите? Скорей уйти от греха!
Уходит в дом, Баркалов во флигель.
Явление второе
Бондарева и Сарытова (входят).
Бондырева. Ты это другому рассказывай, а не мне. Репу от печенки отличу. Какое это хозяйство? Француз ходил. Непорядок, запущенье, разгром.
Сарытова. Кое-что и не в порядке, у всех так.
Бондырева. Кое-что? Одолжила! Что в порядке-то, ты скажи! Сколько у вас скота?
Сарытова. Штук пятьдесят!
Бондырева. А было?
Сарытова. Было больше.
Бондырева. Вот это хорошо, «больше»! Втрое больше!
Сарытова. Он переменяет породу.
Бондырева. Скажи лучше — переводит. Это значит из шляпки бурнус делает! Пропадешь!
Сарытова. Ну, пускай, уж это мое дело!
Бондырева. Не будь у тебя опеки, никто бы тебе и не мешал на старости пустить себя по миру; но у тебя младшие сестры, все равно что дочери.
Сарытова. А разве я забыла?
Бондырева. Забыла, а то не держала бы в доме такого прощалыгу!
Сарытова. Послушай, ведь я не езжу к тебе с наставлениями?
Бондырева. Еще бы! Я живу по-божески, как совесть велит, а на тебя только-только что пальцами не показывают!
Сарытова. Что такое?
Бондырева. А ты как бы думала? Шила в мешке не утаишь!
Сарытова. Ну, всему есть предел! Прошу не передавать мне глупых разговоров.
Бондырева. Какие разговоры! Дело видимое для всякого: скота мало, лошади не те, экипажи проданы!
Сарытова. Экипажи проданы за ненужностью.
Бондырева. Отчего же, когда у тебя не было управляющего этого, все нужно было, а теперь не нужно стало? А где лес? Я сегодня поглядела, как косой покошено!
Сарытова. Лес был нужен для ремонту, для поправок хозяйственных строений!
Бондырева. Да какой ремонт, какие поправки? Нигде даже новой подпорки не видать: все валится, все рушится.
Сарытова. Порубки, крестьяне воруют.
Бондырева. Воруют, да только не крестьяне.
Сарытова. Я не желаю больше продолжать этот разговор.
Бондырева. Ну, так я тебе, Серафима, коротко скажу: чужим нельзя так распоряжаться. Ведь это хорошо, пока у вас предводитель разиня, а наскочишь на другого, так не ту песню запоешь. Теперь ты протоколистам овес да масло посылаешь, так все шито да крыто.
Сарытова. Ты мне угрожаешь?
Бондырева. Я пока не угрожаю, я говорю, потому что люблю и жалею своих племянниц и сердцем болею, глядя, как расхищается наше родовое добро. За них, бедных, заступиться здесь некому!
Сарытова. Ты меня обижаешь; они ближе мне, чем тебе, роднее.
Бондырева. Да что толку, что ты родня, коли ты не хозяйка у себя в доме? Здесь есть другой хозяин: он задает пиры, сдает землю без смысла, скот, экипажи летят за бесценок… А куда деваются деньги — неизвестно. Сама ты живешь скромно, а у него картежная игра, кутеж! Управляющий! Скажите, пожалуйста!
Сарытова. Прошу тебя, потише!
Бондырева. На что тебе управляющий? Возьми хорошего мужика старостой — и чудесно! Дело во сто раз лучше пойдет; а этот проходимец тебя и сестер с сумой пустит. Только я этого не допущу!
Сарытова. Что ты кричишь? Это ни на что не похоже!
Бондырева. На площади скажу, что он проходимец! Любя говорю.
Сарытова. Ах, да не нуждаюсь я ни в любви твоей, ни в попечениях! Оставь меня!
Явление третье
Те же, Бондырев (входит), за ним Ольга и Настя.
Бондырев. Ну вас, отвяжитесь! (Ольге и Насте.) Отстаньте! Ну вас!
Сарытова. Что вы тормошите дядю?
Ольга. Нельзя, на месте преступления пойман.
Бондырева. Опять заснул?
Ольга. Еще как сладко, если б вы видели и слышали!
Бондырева. Ему неймется! Дождешься ты!
Бондырев. Напророчь еще! Отстаньте! Нигде нет покою! А все ты, куцая!
Настя. Дядя, пойдемте в сад!
Бондырев. Еще куда? Опять моционить! Нет, уж довольно, я здесь посижу. (Садится на скамью.)
Бондырева. А ты, Серафима, подумай, хорошенько подумай!
Сарытова (тихо). Хоть при них-то оставь!
Бондырева. А ты смотри на них, чаще смотри; может быть, жалость придет.
Сарытова уходит, Бондырева за ней.
Настя. Оля! Вот тетя молодец-то! Так и отчитывает. Я готова прыгать от удовольствия.
Ольга. Какая ты злая. Нет, Настя, я не чувствую никакого удовольствия, а напротив, сердце болит, плакать хочется. Я только и жду случая поговорить с ней.
Настя. Говори,
