пожалуй, толку не будет. Нет, тетя молодец у нас, молодец! Откуда у ней что берется? Так и отчитывает, так и отчитывает! Куда мама, туда и она! Вот хорошо-то, вот хорошо! Ты посмотри-ка маме в лицо, что с ней делается, а сказать ей нечего. А я думаю себе: что, хорошо тебе, хорошо? Вот послушай-ка, это, видно, не со мной!
Ольга. А ты рада видеть маму в таком положении?
Настя. А зачем она променяла нас на него, зачем меня не слушается, зачем разлюбила? Она думает, что все глупы, что все молчать будут!
Ольга. Только, Настя, право, тут радоваться нечему.
Настя. А не делай так! Ведь нехорошо она делает, нехорошо? Ну, скажи!
Ольга. Разумеется, нехорошо, да только…
Бондырев потягивается.
Бондырев. Ан и врешь! Ах ты, куцая!
Настя. Дядя, милый, ведь вам вредно!
Бондырев. Знаю, дружок, что вредно, да ничего не поделаешь. Как поел, так тебе подушка перед глазами и замелькала, так вот тебя и манит, как русалка в реку. Искушение, да и только!
Явление четвертое
Те же и Баркалов.
Баркалов. Мое почтение. Отдохнули после дороги?
Баркалов. А вы, Ольга Давыдовна?
Ольга. Я и не устала!
Бондырев (встает). Пойти покурить!
Баркалов. Не прикажете ли папироску?
Бондырев. Нет, мы со старухой трубочку.
Настя. Я вам, дядя, трубку набью, я умею!
Бондырев. Ну, ну, шустрая ты, я вижу!
Уходит с Настей.
Баркалов. Уходят от меня. (Смеется.) Думают, что огорчили!
Ольга. Никто ничего не думает. Тут съехались все родные, близкие родные; мы можем и ссориться, и мириться, это уж наше дело; вы для нас человек совершенно чужой и, следовательно, при всех наших разговорах и объяснениях совершенно, лишний!
Баркалов. Судя по вашему тону, вы, кажется, хотите петь главную партию в семейном концерте?
Ольга. Думайте, как вам угодно, но во всяком случае и несмотря ни на что, я буду вести себя прилично и соответственно тому положению, которое я должна занимать в этом доме. Вон идет моя сестра, моя крестная мать, я хочу с ней говорить; прошу вас удалиться!
Баркалов. Слушаю-с. (Уходит.)
Явление пятое
Ольга и Сарытова (входит).
Сарытова. Скажи мне, Оля, неужели тетка успела вооружить и тебя? Ты не подходишь ко мне, не приласкаешься.
Ольга. Меня никто не может вооружить против тебя; я живу своим умом. Я люблю тебя, но…
Сарытова. Что же?
Ольга. Я не могу притворяться и никогда не притворялась. Мы перестали быть для тебя тем, чем были прежде. Но, мне кажется, я всего говорить тебе не имею права!
Сарытова. Ты боишься в глаза осудить меня? Послушай, Оля! Ты девушка взрослая, я не хочу тебя обманывать, я также не хочу притворяться перед тобой! Но ты слишком молода, чтобы понять все; ты только слушай, и верь мне, и… пожалей меня. Ты думаешь, я счастлива? Я вас вырастила, я вас люблю, как детей своих, а вы бежите от меня, как от чумы. Все клянут меня за мою страсть, все смеются надо мною, а у меня нет сил бороться с собою. (Плачет.)
Ольга. Мама, мне жаль тебя, но я ничего не могу сказать тебе в утешение, ничего!
Сарытова. Да, потому что ты не знаешь, что такое любовь, что такое страсть!
Ольга. Может быть, я и знаю, что такое любовь…
Сарытова. Ты знаешь, и ничего не найдешь сказать мне в утешение?
Ольга. Ничего. Я знаю любовь, только понимаю ее иначе. Женщина создана для любви: полюбить человека умного, образованного, от которого ждешь себе пользы, добра, очень естественно! Но за что ты любишь его, чем оправдать твою любовь?
Сарытова. Нет, ты еще молода. То, что ты говоришь, не любовь, а резонерство. Любовь слепа, страсть не рассуждает, она мучит, губит человека.
Ольга. Губит? Мама, ты губишь не одну себя, ты губишь и нас. Подумай, мы только начинаем жить, а что ждет їнас? Разорение и бедность. Когда я думаю об этом, я замечаю, что мое чувство к тебе пошатнулось; оно может совсем исчезнуть. Мама, соберись с силами, отрекись от него, это приведет нас всех к согласию и счастию.
Сарытова. Правда твоя, Оля; но что же мне делать, если он завладел моей душой! Если бы он покинул меня, я бы могла забыть его, но самой оттолкнуть… (Сквозь слезы.) Оля, я соберу все мои силы… я постараюсь… только прошу вас, не оскорбляйте меня и его.
Ольга. Мама, за себя я ручаюсь; я попрошу тетю и Настю быть поласковей с ним, только уж и ты скажи ему, чтобы он вел себя с нами поприличней и поскромней. Я побегу к ним. (Уходит.)
Явление шестое
Сарытова и Баркалов (входит).
Баркалов. Что с вами? Растроганы вы или расстроены?
Сарытова закрывает лицо руками.
Даже вот как! Недурно! Значит-таки доняли вас! Остаться мне или уйти? (Молчание.) Что сей сон значит? Не хотите говорить? Ну, как угодно! (Идет.)
Сарытова. Послушайте!
Баркалов. А! Слушаю…
Сарытова. Мне нужно с вами много и серьезно говорить!
Баркалов. И много, и серьезно? Если серьезно, так нельзя ли покороче. Да вам не нужно ли, чтобы я убирался из вашего дома, — так об этом не стоит разговаривать, через час меня не будет, если вам угодно.
Сарытова. Зачем вы это говорите?
Баркалов. Я вижу, в чем тут дело. Ну, и бог с вами. Вы думаете, я заплачу?
Сарытова. Вам все равно, потому что вы меня не любите!
Баркалов. А вы меня любите? Хороша любовь, нечего сказать! Сестрица приласкала, тетка побранила — и прощай, любовь! Отлично! Что значили и чего стоили все ваши клятвы? Э, да лучше убраться поскорей, чем глядеть на эту фальшь.
Сарытова. Фальшь? Вы ошибаетесь. Если б вы знали мое сердце!
Баркалов. Не желаю. Я знаю, что там ничего не найду!
Сарытова. Он же меня оскорбляет! Как я несчастна!
Баркалов. Ну, так будьте счастливы и прощайте! (Идет.)
Сарытова. За что вы так грубы со мною? Что я вам сказала или сделала?
Баркалов. Я не глуп и не слеп. Я слышу, об чем на целый дом кричат ваши родные, а вы, при виде меня, закрываете лицо и молчите. Или мне дождаться, чтобы меня выбросили за окно? Вы задели мою гордость!
Сарытова. Человек, которому я отдала мою душу, не хочет понять меня. Я мучусь, терзаюсь, а он только думает о себе и о своей гордости.
Баркалов. Неправда. (С жаром.) Говорите прямо, без ужимок, что вам нужно от меня? Я готов на все: по одному вашему слову я умру для вас. Скажите, какую жертву должен я принести? По одному вашему слову я погибну!
Сарытова. Зачем, зачем опять вы заговорили этим голосом? Он проникает мне в душу. Я не могу устоять против него. Лучше презирайте, ненавидьте меня и уйдите, уйдите!
Баркалов. Я уйду не с ненавистью, а с разбитым сердцем.
Сарытова (нежно смотрит на него). Уйдете совсем? Нет, не могу. Послушайте, я скажу им, что вы изменитесь, будете скромнее, не будете расточительны. Да? Вы обещаете? Умоляю вас!
Баркалов. Клянусь вам, я изменюсь, и меня не в чем будет упрекнуть!
Сарытова. Благодарю, теперь я покойна!
Баркалов. Вон, кажется, Павел Спиридонович приехал.
Сарытова. Не за деньгами ли? Вот беда-то! У меня нет денег! Гурьевна обещала достать на-днях.
Баркалов. У меня есть основание предполагать, что он, несмотря на свою скаредность, согласится подождать!
Сарытова. Устройте как-нибудь! Хлопочите, спасайте меня! (Уходит.)
Явление седьмое
Баркалов и Лизгунов (входит).
Лизгунов (негромко). Здравствуйте! Скажите, вы ничего не предчувствуете, ничего?
Баркалов. Ровнехонько ничего. Что это вы так таинственно? Не пойдем ли ко мне?
Лизгунов. Нет, я хочу быть здесь, хочу видеть ее! Понимаете… ее!
Баркалов. Любовная муха укусила?
Лизгунов. И не говорите! Вчерашний день был для меня решительным. Рок совершился. Я не спал всю ночь… понимаете, видение… я и так, и эдак — не тут-то было. Стоит передо мной и не исчезает. Помогите!
Баркалов. Я! Как это я буду помогать вам? Вы красивы, богаты…
Лизгунов (перебивает). Все это прекрасно, но я не люблю рисковать. Я должен знать, положительно знать ее мысли, ее мнение обо мне. Хотя я надеюсь… но чего не бывает? Вдруг отказ, при моей-то гордости! Да я не перенесу такого удара… как тогда мне смотреть на людей! И так, добрейший мой, я на вас надеюсь.
Баркалов. Для вас все и всегда!
Лизгунов. Скажите, ну что она? Как обо мне отзывается?
Баркалов. Ничего — хвалит.
Лизгунов. Да? Очень рад! Но вчера… дорожное платье, маленький беспорядок… чудо, прелесть!
Баркалов. Вы не очень еще радуйтесь. Тут есть одно препятствие.
Лизгунов. Неужели соперник есть?
Баркалов. Ну вот, стоит о соперниках говорить! Нет, более существенное: Серафиме Давыдовне деньги нужны — четыре тысячи. Сочтетесь после, а теперь раскошеливайтесь!
Лизгунов. Она и то мне много должна, но это пустяки, лишь бы верно было.
Баркалов. Я ничего не знаю, это ваше дело! Вы просите помочь вам, я и указываю, с какого конца надо начинать.
Лизгунов. Благодарю от души. Если мне удастся, я готов сжечь ваш вексель. Я так тронут, что не пожалею…
Баркалов. Павел Спиридоныч, вы меня обижаете. Деньги? Мне? Я не богат, но подаяния не беру. Обед, стакан шампанского, да! Пойдемте-ка лучше любоваться на нее из моего флигеля.
Уходят.
Явление восьмое
Бондырева (в очках, с работой в руках), Ольга и Настя (все входят).
Ольга. Тетя, зачем вы завели этот разговор? Мама совсем расстроена; она плачет.
Бондырева. А что ж такое? Говорю, потому что правда. Не хвалить же мне ее! А что она расстроена, так это и прекрасно: одумайся!
Настя. Тетя, милая! Как я вас полюбила, как я вас полюбила!
Ольга. Погоди! Помолчи, Настя! Тяжело видеть, невыносимо тяжело, когда люди относятся друг к другу без жалости.
Бондырева. Какая тут жалость? Что за нежности! Она уходит да отмалчивается, думает, тем дело и кончится. Не придется. Дойму, ох, дойму! Я на все пойду! Коли словом ее не возьмешь, делом доедем.
Настя. Так, так, тетя милая!
Ольга. Ах, Настя, ты невыносима!
Настя. Вот, тетя, она меня всегда бранит, она меня глупой называет!
Бондырева. Ну вот еще! У нас глупых-то и в роду нет! Задорные водятся, а глупых нет. Нет, Олинька, дружок мой, ты вот что послушай. Ваш отец точно предчувствовал, что не все будет ладно. Он просил меня не забыть его последней просьбы и помочь вам, если будет надобность. Ты думаешь, что Серафима потом не скажет мне спасибо? Ой-ой, как скажет!
Ольга. Тетя, да зачем вы горячитесь? Совсем не то нужно, нужно другое. Что за крики, что за брань! Они возмущают меня; ведь у меня есть сердце. Я придумала, как кончить это дело миром.
Бондырева. А придумала, так и делай; спасибо скажем!
Ольга. Да я одна не могу, мне нужна ваша помощь!
Бондырева. Какая еще помощь? В чем дело?
Ольга. А вот, во-первых, не расстраивайте маму и будьте поласковее с управляющим.
Бондырева. Зачем же это поласковее, коли я его видеть не могу?
Ольга. Так нужно,