бранитесь! Только как вам будет совестно после, и уж вот как вы за эти слова будете у меня прощенья просить.
Наташа. Я? У вас? Да я и не увижу вас больше никогда.
Медынов. Вот так штука! Как же это так?
Наташа. Очень просто. Да я и не желаю вас видеть… Вы стали невыносимы для меня! Вы меня преследуете! Вы навязываетесь мне со своей опекой! Вы не даете мне жить! Я ненавижу вас! Я не могу видеть вас! Я… я… я сама не знаю, что мне делать! Оставьте меня! Оставьте! (Уходит.)
Семен. Не выгорает наше дело. Гармонию, барин, заведи себе, вот как я, и шлифуй.
Медынов. Да я было и то гармонию завел, да расстроилась она у меня; не знаю, Сеня, придется ли и настроить!
Действие третье
ЛИЦА:
Федосья Ивановна.
Пелагея Климовна.
Наташа.
Пикарцев.
Капитолина Евгеньевна, жена его.
Евлампий.
Медынов.
Семен Стойкин.
Декорация второго действия.
I
Входит Пелагея Климовна, за ней Пикарцев и Пикарцева.
Пелагея Климовна (униженно кланяясь). Очень, очень я вами благодарна, что сами изволили пожаловать.
Пикарцева. Я этому не хочу верить. Неужели он решился? Mon cher[5] отчего же вы мне не сказали раньше? И теперь уверены ли вы вполне?
Пикарцев. Гм, то есть… Как сказать… очень вероятно (Подмигивает Пелагее Климовне.)
Пелагея Климовна. Матушка, верно. Неужели бы я пошла зря срамиться и беспокоить вас? А то сами посудите: материнское ведь сердце-то… дрожит, ох, как оно дрожит.
Пикарцева. Ах, любезная, мне совсем не нужно ничего знать о вашем сердце; но… ведь он мой племянник! Разве он мне не племянник?
Пелагея Климовна. Как же, как же, племянник.
Пикарцева. И он решился! Это ужасно! Живет в моем доме — и вдруг… (Пикарцеву.) А вы? Что же вы смотрите? Почему не прекратите?
Пикарцев. Я… я прекращу! Я… непременно прекращу!
Пикарцева (окинув его презрительным взглядом). Ах, кому я говорю!
Пелагея Климовна. Матушка, Капитолина Евгеньевна, осмелюсь я доложить вам, без вас никто этого прекратить не может. Все ведь только перед вами страх и имеют.
Пикарцева. О да!
Пелагея Климовна. Опять же тут главная причина — бабушка потатчица. Я со строгостью, а она — заступаться. Верите, как это прискорбно, и так это прискорбно, что даже и сказать не умею, только и терпеть мне больше нету силы-возможности.
Пикарцева. Фи, какие нравы! Mon cher, куда вы отходите? Будьте здесь.
Пикарцева. Безнравственности я не потерплю и племяннику моему, конечно, сделаю строгий выговор, но ведь, душа моя, если ваша дочь…
Пелагея Климовна. Матушка, о том и прошу, чтоб бабушку приструнить, потому через нее все. У нее от книжной премудрости в уме омраченье, она и внучке разные такие неподобные мысли внушает… насчет женитьбы…
Пикарцева. Mon cher, слышите! Вот куда пошло! Mesalliance![6] Это Пикарцев-то!
Пикарцев. Как же, слышу. Хе-хе… губа-то у них не дура; ну, да и он не дурак.
Пелагея Климовна. Ну, а уж где нам! Мы свое место завсегда должны понимать. Стало быть, кроме худой славы, ничего не выйдет. Матушка, облагодетельствуйте, сократите бабушку!
Пикарцева. Хорошо, хорошо. Так вот она какая святоша! (Строго.) Зовите ее сейчас.
Пелагея Климовна. Матушка, только уж вы не дайте заметить про меня чего-нибудь.
Пикарцева. Зо-ви-те!
Пелагея Климовна. Бегу, бегу. (Уходит.)
Пикарцева. Что вы скажете?
Пикарцев. Я? Гм… ничего.
Пикарцева (строго). Что вы скажете?
Пикарцев (про себя). Ишь ты прилипла! (Громко.) Да что ж мне сказать? Ничего.
Пикарцева (язвительно). Вы не знали? Вы? Да вы всякую шашню поощрять готовы и, может быть, даже советы давали.
Пикарцев хочет говорить.
Молчите! Так вы не знали?
Пикарцев. Уверяю…
Пикарцева. Молчите! Вы, который весь век безбожно обманывали меня? И вы не заметили?
Пикарцев хочет говорить.
Молчите, говорю я вам! Разве вы не ужасаетесь последствий?
Пикарцев. Н-да… последствия всякие бывают.
Пикарцева. Вы осмеливаетесь еще шутить? Mais с’est affreux![7]
Пикарцев. Молчу. Не буду.
Пикарцева. Скажите ему, что я недовольна. Я бы сама могла, но это слишком грязно. Скажите, что он огорчил меня. Скажите, что он Пикарцев. Скажите, что я Пикарцева.
Пикарцев. И что я Пикарцев. Ух! Все скажу.
Входит Федосья Ивановна, за ней Пелагея Климовна.
II
Те же, Федосья Ивановна и Пелагея Климовна.
Федосья Ивановна. Здравствуйте, Капитолина Евгеньевна, доброго здоровья.
Пикарцева. Благодарю.
Федосья Ивановна. Подивилась, что сюда позвать изволили. Прежде не гнушались и мой угол осчастливить своим посещением.
Пикарцева. Я вами недовольна, очень недовольна.
Федосья Ивановна. Прошу извинить. Немножко делами порасстроились. Осень придет, продадим огородное — все сполна заплачу.
Пикарцева. Разве я говорю об аренде? Ma chere![8] Вы не говорили ли чего-нибудь?
Федосья Ивановна. Если не за это, так уж я и не знаю, что такое неугодное мы вам сделали.
Пикарцева. Почему мой племянник бывает часто у вас?
Федосья Ивановна. Это уж вы его спросите, матушка. Мы каждому гостю рады.
Пикарцева. Гм, каждому! Так ли это? Я к вам всегда была очень добра, а вы как отблагодарили меня? Племянник мой молод, горяч, благороден, как все Пикарцевы, а вы смотрите сквозь пальцы на ежедневные прогулки его с вашей внучкой. На что это похоже: молодой человек… молодая девушка… и вдруг прогулки вдвоем! Что же вы смотрите? Почему не устраните?
Федосья Ивановна. Надобности не видела устранять-то.
Пикарцева. А! Стало быть, вы надеетесь на что-нибудь? Это хорошо, tres bien![9]
Пелагея Климовна. Вот, маменька, хорошо этакие выговоры-то выслушивать? Говорила я, все говорила…
Федосья Ивановна. Молчи, ступай прочь!
Пелагея Климовна (ворча). Теперь ступай прочь… (Уходит в дом.)
Федосья Ивановна (с волнением). Капитолина Евгеньевна, никаких я мыслей на вашего племянника не имела, а что бывает он у нас и гуляет с внучкой, — в этом беды не видела. Не бесчестье вашему племяннику гулять с Наташей, и не мне бы слушать от вас такие ваши разговоры. Обеднели мы, придавили нас горе и несчастье, а то после ваших слов не осталась бы на вашем дворе.
Пелагея Климовна и Наташа выходят из калитки.
Пелагея Климовна (тихо, Наташе). Полюбуйся-ка, что из-за тебя тут идет!
Пикарцева. Скажите, сколько гордости! И в ком же? В мещанке!
Пикарцев. Ну вот… зачем же вы так…
Пикарцева. Finissez![10] А вам, моя милая, в последний раз говорю (с расстановкой), чтоб этого не было. Вы знаете, я шутить не люблю и не посмотрю, что вы так долго живете у меня, откажу вам.
Федосья Ивановна. Капитолина Евгеньевна…
Пикарцева. Больше никаких разговоров не нужно. Я вам сказала все. Вот ваша любезная внучка! Вот она, скромница! Нет, моя милая, напрасны ваши ухищрения. Чтобы в нашей семье, в нашей фамилии… mesaillance!.. Это смешно! Ха-ха-ха! Этого быть не может, я не допущу. Mon cher, куда же вы ушли?
Пикарцева. Проводите меня.
Пикарцев и Пикарцева уходят.
III
Федосья Ивановна, Пелагея Климовна и Наташа.
Пелагея Климовна. Что? Хорошо? Каково это нам терпеть-то из-за тебя? Что выпучила глаза? У, бесстыдница.
Наташа. Не знаю, маменька, что тут у вас за разговоры, что этой барыне нужно… за что вы на меня напали, что я сделала дурного?
Пелагея Климовна. На что хуже. Да ты ласточку-то невинную из себя не строй. Я ведь не бабушка, мне глаза не застелишь.
Федосья Ивановна. Пелагея, оставь! Не время теперь брань заводить; нужно о деле говорить, да говорить толком, без гаму. Что пользы от крику-то!
Пелагея Климовна. Ну, вот и чудесно. Опять я виновата! Всего лучше. Ну, нет уж, маменька, теперь ау! Покорялась вам… Не еще ль покоряться прикажете? Нет, Уж довольно… Видим мы, что из вашей команды-то вышло. А тебе вот мое последнее слово: чтоб ты об этом барине и думать забыла! И не вводи ты меня в грех! А то ты от меня то увидишь, чего и не ожидаешь. Никогда с тобой не шутила, а теперь и подавно. Шашни брось, слышишь! А коли память коротка, так завяжи узелок, да так из рук и не выпускай. (Уходит.)
Федосья Ивановна. Про какие она шашни говорит?
Наташа. Не знаю; я знаю только, что оскорбляют меня. (Плачет.)
Федосья Ивановна. Плакать-то не надо. Да из чего дело-то вышло?
Наташа. Да разве вы маменьку не знаете? Для нее лучше Щемилова человека нет на свете, вот из чего.
Федосья Ивановна. Понимаю теперь. То-то она все об спокойствии говорит. Уж на что спокойнее: выдала дочь за богатого мужика, кулака, и сиди целый день сложа руки да пей чай. Вот она о каком счастье для себя задумала. Она не понимает да и понимать не хочет, что деньги-то Щемилова — мирские слезы. Может быть, оно, по нашему званию, так и следует; а уж я-то, признаться, от этой жизни и от мужицких порядков отстала, да и тебя-то отучила.
Наташа. Для меня эта жизнь хуже смерти.
Федосья Ивановна. Тебя отдала в школу, а сама взялась за книги… да за какие книги!.. Из всех книг книги!
Наташа. Бабушка, чему вы научились из этих книг?
Федосья Ивановна. Любить людей.
Наташа. Да ведь одной-то любви мало, надо делать для них что-нибудь.
Федосья Ивановна. Само собой, нешто я не понимаю. Закон-то нам велит не только что добро людям делать, а и душу свою положить, коли нужно. Ну, я что могу, делаю; а уж для большого-то дела стара стала. Вот как война была, так много женщин и девушек в сестры милосердия ушли; вот уж это святое дело, уж на что еще праведней! Кабы помоложе была, ушла бы непременно.
Наташа. И я с вами, бабушка.
Федосья Ивановна. Ты? Словно как рано тебе-то? А ведь и то сказать, как кому бог даст. Шли всякие: и старые, и молодые. Молодой-то итти на подвиг, за ближнего пострадать, еще угодней богу; старый-то человек уж отжил, его ничто не манит; а молодому-то еще пожить хочется, всего попытать. Ведь жизнь-то и радости дает человеку, да не всегда грешные, есть и хорошие радости, богу не противные. Да ежели человек для рая и ближнего от всего этого откажется, уж чего еще лучше, так-то святые только жили.
Наташа. Бабушка, да ведь не одни сестры милосердия добро делают; можно и другое полезное дело найти.
Федосья Ивановна. Это я так, к слову сказала: а мало ль подвижников и в мирное время, и незнаемых, и не слышно о них; а добро-то их все у бога на счету.
Наташа. Бабушка, а что, если я чувствую призвание?
Федосья Ивановна. Какое призвание, Наташа?
Наташа. Послужить людям.
Федосья Ивановна. Что ж, это дело хорошее.
Наташа. Если я… уйду от вас?
Федосья Ивановна. Уйдешь? Куда уйдешь?
Наташа. Это все равно для вас… Я решилась, бабушка, твердо решилась; здесь мне делать нечего, а дело делать надо.
Федосья Ивановна. Постой, постой! Как же это? Ведь мне умирать скоро; кто ж мне глаза закроет? Я думала век с тобой не разлучаться. Я тебя вынянчила, вырастила, я в тебя всю душу положила.
Наташа. Знаю, бабушка, что вы меня любите, знаю. Так… уж коли любите, не удерживайте.
Федосья Ивановна. Нет, как удерживать! Смею ли я? Может, и вправду бог тебя благословил на доброе, на
