назад». Но разбои на большой дороге продолжались еще долгое время. «У нас сильный грабеж и много народу убивают», — извещала А. Н. Островского в 1869 году И. А. Белихова, управлявшая щелыковским имением.
Не раз упоминаемые в разговорах действующих лиц село Покровское и Новая деревня расположены по соседству с Щелыковом. Именье в Покровском собирался купить в 1874 году младший брат писателя, Андрей Николаевич.
Само собой разумеется, что черты местного быта воссозданы в пьесе вовсе не фотографически; в ней обобщены драматургом многие жизненные наблюдения. Так, например, ямщик Раззоренный, отличающийся бойкостью и своеобразием своей речи, встретился А. Н. Островскому на пути к югу от Москвы. «Между Тулой и Ефремовом, — писал он П. М. Садовскому и С. С. Кошеверову (27 июня 1860 г.), — нам попался очень веселый ямщик, Матвей Семенович Раззореный, который водку называл гарью, шкалик — коробочкой, и на мой вопрос, жива ли у него жена, отвечал: „Да зачем же ей умирать-то, чудак! Она еще ума не прожила“» (т. XIV, стр. 77). Над комедией «На бойком месте» драматург работал в 1864 и 1865 годах. На обложке автографа (хранится в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина) рукою писателя помечено: «1865 г. августа»; по листам рукописи поставлены даты, указывающие на последовательный и постепенный ход работы: «8 авг.», «10 авг.», «11 авг.» и, наконец, «18 авг. Полдень» — на последней странице рукописного текста. Это не значит, однако, что пьеса была создана в течение десяти дней: сохранившийся автограф носит следы переработки не дошедшего до нас первоначального текста.
О трехактной пьесе, начатой еще весною 1864 года, А. Н. Островский писал Ф. М. Достоевскому в самом начале 1865 года (3 января): «Дайте мне отдохнуть немного, я Вам непременно напишу пьесу, и скоро». Это и была начатая драматургом комедия «На бойком месте».
В московском Малом театре премьера «На бойком месте» шла 29 сентября 1865 года в бенефис артиста А. А. Рассказова, исполнявшего роль купчика Непутевого, с участием П. М. Садовского в роли Бессудного. Другие роли исполняли: Миловидова — Н. Е. Вильде, Евгении — А. И. Колосова, Аннушки — Г. Н. Федотова, Сени — Федоров, Жука — В. А. Дмитриевский, Раззоренного — Живокини 2-й, Пыжикова — Колосов, Гришки — Воронский. Игра артистки Колосовой привела в восхищение самого автора. Двадцать лет спустя он вспоминал: «…особенным… совершенством отличалось исполнение ею роли дворничихи в пьесе „На бойком месте“, которая при всей верности действительности была проникнута необыкновенной грацией». Колосову в этой роли Островский ставил выше даже М. Г. Савиной, так как у первой «было несравненно больше живости и ловкости на сцене» (т. XII, стр. 336).
Петербургский Александрийский театр показал премьеру «На бойком месте» 25 октября 1865 года, но еще в первой половине сентября Островский писал артисту Бурдину: «Когда я кончил комедию „На бойком месте“, я долго думал, кому отдать ее в бенефис. Самая видная, по моему мнению, роль (Евгении) должна принадлежать Левкеевой, ей, по всей справедливости, следовало отдать и пьесу. Что же касается до роли Бессудного, то я с самого начала предполагал отдать ее Самойлову и при проезде его через Москву заявил ему об этом — эта роль совершенно по его средствам» (т. XIV, стр. 131).
На александрийской сцене пьеса была поставлена в бенефис Е. М. Левкеевой, исполнившей роль Евгении, при участии артистов: В. В. Самойлов — Бессудный, А. А. Нильский — Миловидов, И. Ф. Горбунов — Непутевый, Васильев 1-й — Жук, Брошель — Аннушка, Степанов — Пыжиков, Озеров — Сеня, Волков — Раззоренный.
На другой день после представления газета «Санкт-Петербургские ведомости» (1865, 26 октября, № 281) отметила «полный и совершенно заслуженный успех» пьесы.
Кроме многочисленных театральных рецензий, сколько-нибудь значительных критических разборов комедии «На бойком месте» и печати опубликовано не было.
Комедия «На бойком месте» прочно вошла в репертуар русских театров. Ее популярность среди зрителей особенно возросла в советское время. Так, по имеющимся статистическим данным, в одном 1939 году она ставилась 568 раз в 27 драматических театрах и 350 раз в 14 колхозных театрах.
В 1932 году пьеса была возобновлена к юбилею В. Н. Пашенной московским Малым театром, глубоко раскрывшим ее социальное содержание: «дом Островского» показал колоритнейшую картину из жизни прямых предшественников разбогатевшей, толстосумной буржуазии — содержателей темных притонов н грабителей на большой дороге. Спектакль был поставлен П. М. Садовским (младшим). Роли Евгении и Миловидова с блистательным успехом исполнили народные артисты В. Н. Пашенная и П. М. Садовский.
Пьеса долго не сходила со сцены Малого театра. С нею же театр выступал на гастролях во многих городах: Челябинске, Красноярске, Ижевске, Днепропетровске, Ленинграде, Одессе, Кишиневе и др. В. Н. Пашенная писала в своих воспоминаниях: «Я играла Евгению перед огромным количеством зрителей, всюду — от острова Диксона на далеком севере, где нас смотрели зимовщики, и до Сардонского рудника на крайнем юге, где нас смотрели шахтеры; от Минска до Владивостока… Я играла Евгению, наверное, не менее тысячи раз» (Вера Пашенная. Искусство актрисы, М. 1954, стр. 99, 100).
В 1946 году в дни юбилейной «недели Островского» «На бойком месте» было представлено выездной группой артистов Малого театра в Щелыкове и Костроме.
За последние десять лет «На бойком месте» ставили драматические театры Москвы (Московский театр имени А. С. Пушкина), Ленинграда (Ленинградский театр комедии), Минска, Смоленска, Риги, Харькова, Тамбова, Симферополя, Еревана, г. Фрунзе, Казани, Чебоксар, Костромы, Тюмени, Иркутска, Якутска и других городов. Комедия шла на клубных сценах, была показана впервые на армянской сцене в Арташатском межрайонном театре.
Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский*
Впервые пьеса была напечатана в журнале «Вестник Европы». 1867, № 1.
Островский приступил к работе над исторической хроникой «Дмитрий Самозванец и Василии Шуйский» в начале февраля 1866 г.
Среди исторических хроник сам драматург выделял «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского». В марте 1866 г. он писал Некрасову об этой пьесе: «Хорошо или дурно то, что я написал, я не знаю, но во всяком случае это составит эпоху в моей жизни, с которой начнется новая деятельность…» (А. Н. Островский, Полн. собр. соч., М. 1949–1953, т. XIV, стр. 134. В дальнейшем при ссылках на это издание указываются только том и страница).
Как свидетельствует сам Островский, «Дмитрий Самозванец» — «плод пятнадцатилетней опытности и долговременного изучения источников» (т. XIV, стр. 144). Островский тщательно изучил «Историю Государства Российского» H. M. Карамзина, давшую ему сведения о ходе событий изображаемой эпохи. Им использованы также памятники древней русской письменности: «Сказание» Авраама Палицына, «Сказание и повесть, еже содеяся» и др. Для изображения действующих лиц драмы Островский воспользовался «Собранием государственных грамот и договоров». Глубокому изучению подверглись и изданные Н. Г. Устряловым «Сказания современников о Димитрии Самозванце» (1859, ч. 1 и 2), которые дали драматургу материал для последней сцены хроники, а также сведения о Марине Мнишек. Островский познакомился и с записками польских авторов («Дневник польских послов» и др. См. Н. П. Кашин, «Драматическая хроника А. Н. Островского „Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский“ (опыт изучения хроники)» — «Журнал Министерства народного просвещения», 1917, № 6).
Драматург творчески подходил к историческим материалам, отбрасывая их историко-философские оценочные элементы и пользуясь главным образом отдельными фактами для характеристики героев и событий.
Островский написал хронику «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» за четыре месяца: «Начал великим постом (великий пост в 1866 г. начался 7 февраля. — Н. Г.) и кончил к июню» (т. XIV, стр. 139–140). Первая часть хроники была закончена в конце марта — начале апреля, вторую Островский думал завершить к 1 мая, но окончил ее 31 мая 1866 г. — авторская дата на черновой рукописи драмы, хранящейся в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина.
В письме к Ф. А. Бурдину (24–25 сентября 1866 г.) он свидетельствует: «…я уж давно занимаюсь русской историей и хочу посвятить себя исключительно ей — буду писать хроники, но не для сцены; на вопрос, отчего я не ставлю своих пьес, я буду отвечать, что они неудобны, я беру форму „Бориса Годунова“» (т. XIV. стр. 138–139).
Развивая творческие принципы Пушкина, Островский огромное место уделял изображению народа (из тринадцати сцен народ действует в семи) и в процессе работы над пьесой стремился к тому, чтобы показать его решающую роль в исторических событиях начала XVII столетия. В связи с этим были исключены в окончательной редакции размышления Шуйского о том, что «народ не знает о „таинствах правления“», понятных только боярам. Слова Конёва: «Ослеп народ и смотрит, да не видит», «Как пеленой покрыты наши очи, мечтанием омрачены умы» — также не вошли в печатный текст. Но, оставаясь верным исторической действительности, Островский не мог не представить народ действующим по большей части стихийно.
В черновой рукописи можно найти записи, свидетельствующие о том, что драматург сначала хотел обрисовать Лжедимитрия как деятеля, близкого народу: «Всем этим рабам дать свободу. Просветить их природный ум». Или слова Самозванца: «Довольно мук, пора вздохнуть народу», «Все лучшее, все жаждущее воли погублено». Но затем Островский отказался от реализации этих замыслов, образ Самозванца, вначале несколько идеализированный им, в окончательной редакции обретает подлинно реалистические черты.
Завершив работу над хроникой для печати, Островский приступил к созданию сценического варианта пьесы. Разночтения между текстом для печати и для сцены весьма значительны (см. т. IV, стр. 393–406).
Особенно существенны исправления в роли Дмитрия Самозванца. В шестой сцене второй части полностью исключены некоторые монологи Самозванца, например рассуждения его о том, что легче было бы погибнуть, не вкусив сладости власти (со слов: «Не вор! Не вор!» до слов: «Уснуть у ног небесной красоты!»). В сценическом варианте Дмитрий без возражений соглашается, вопреки русским традициям и обычаям, короновать Марину до свадьбы. По-иному в сценическом варианте решается Самозванцем и участь Осипова. Здесь Самозванец выносит Осипову приговор: «Казнить его!» — что и приводится в исполнение, а в сцене бунта Осипов не действует, его слова переданы одному из мятежников.
Дополнительные штрихи вносятся в характеристику Марины: усиливается пренебрежительно-презрительное к ней отношение со стороны бояр и народа. В репликах Шуйского и повара (сцены третья и четвертая второй части) она называется теперь не «Мариной», а «Маринкой». В театральном варианте, вместо просьбы к Дмитрию «запереть крепче» бунтующих бояр, Марина требует: «Вели их перерезать» (сцена пятая второй части).
Некоторые изменения, значительные в идейной характеристике персонажей (казнь Дмитрием Осипова, приказ Марины «перерезать» бояр), были сделаны Островским в последний момент, когда рукопись была отослана в журнал и был уже готов текст для сцены. В период создания печатного и сценического вариантов здесь не имелось