в ней не погибнем. Мы и без копейки будем иметь и почет, и кредит. Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и пьем шампанское на его счет. Вот портные — от тех уважения мало. Но и старую шинель, и старую шляпу можно носить с таким достоинством, что издали дают тебе дорогу. Прощай, друг Савва. Не жалей нас. И в рубище почтенна добродетель. (Обнимаются с Кучумовым.)

Лидия робко подходит к Василькову, кладет ему руку на плечо и склоняется головой.

Занавес.

Комментарии

Тушино*

Впервые пьеса была опубликована в журнале «Всемирный труд», 1867, № 1.

Эта историческая хроника была задумана Островским в августе, начата 29 сентября и окончена 5 ноября 1866 г. 7 января 1867 г. «Тушино» одобрено Театрально-литературным комитетом, а 23 января разрешено драматической цензурой.

Консервативные круги встретили новую историческую пьесу Островского нападками. Рецензент «Сына отечества» даже утверждал, что жанр исторической драмы вообще не является призванием Островского («Сын отечества», 1867, № 20, 24 января). П. Д. Боборыкин несколько лет спустя в статье «Островский и его сверстники» писал о «Тушине»: «Это смесь историко-бытовых картин с очень рыхлой любовной интригой… народно-государственная драма низводится на степень жанровых картинок, производящих даже в печати весьма низменное действие» («Слово», 1878, № 8, отд. II, стр. 35). Но подобные крайние оценки не были приняты прогрессивной общественностью, хроника Островского была в общем встречена одобрением и в театральном мире.

Островский читал «Тушино» в Артистическом кружке (16 февраля 1867 г.) и других местах. На одном из таких чтении присутствовал музыкальный критик Н. Д. Кашкин. «„Тушино“, — вспоминал он, — мне чрезвычайно понравилось необыкновенной силой и жизненностью картин, быстро сменяющих одна другую» («Русские ведомости», 1895, № 23, 23 января). Критик либеральной газеты «Голос» писал: «В обществе и в печати довольно распространено мнение, что „Тушино“ — слабейшая из драматических хроник г. Островского. Мы не разделяем этого мнения… действительно, эпоха тушинского вора начерчена автором мастерски… Что касается Василия Шуйского и тушинского вора, то характеры их изображены совершенно верно истории…» Главное достоинство хроники критик видел в «эпическом изображении эпохи» и с похвалой отзывался о колоритности и «определенности» характеров Николая и Максима Редриковых. «Рядом с братьями Редриковыми на ту же ступень главного действующего лица поставлена дочь ростовского воеводы Сеитова, Людмила — новая попытка со стороны г. Островского нарисовать идеальную русскую женщину. Людмила — натура блестящая в полном смысле этого слова: своевольная, капризная, но умная, способная, страстная, великодушная…» («Голос», 1867, № 156, 8 июня).

В композиции «Тушина» критика отмечала соединение двух линий — исторической и вымышленной («Русское слово», 1895, № 27, 28 января).

На сцене хроника была одновременно поставлена в Москве и в Петербурге: 23 ноября 1867 г. В Малом театре (в бенефис В. И. Живокини) роли исполняли: П. М. Садовский — Сеитов, Г. Н. Федотова — Людмила, И. В. Самарин — Дементий Редриков, Н. В. Рыкалоиа — его жена, П. Г. Степанов — Шуйский, В. И. Живокини — Скуратов, и др. В Александринском театре (в бенефис Л. Л. Леонидова) в спектакле выступили: П. И. Григорьев 1-й — Сеитов, Е. В. Владимирова — Людмила, Л. Л. Леонидов — Дементий Редриков. П. К. Громова — его жена, П. В. Васильев — Шуйский, П. И. Зубров — Скуратов, и др. Н. Ф. Сазонов, по оценке самого драматурга, «в роли молодого Редрикова (Николая — Г. П.) … обнаружил много нежности, много искреннего чувства» (т. XII, стр. 223). «Тушино» редко ставилось на сцене, так, в период с 1875 по 1917 г. шло всего пять раз.

Воспользовавшись фабулой и стихами «Тушина», композитор П. И. Бларамберг написал оперу в четырех действиях «Тушинцы». В московском Большом театре опера была поставлена 24 января 1895 г.

Критик Н. Д. Кашкин считал, что наибольший успех принесли опере исполнители мужских партий, среди которых «Максим Редриков имеет… первенствующую роль». «В „Тушине“ Островского Максим… выступает яснее и полнее, нежели в опере, рамки которой заставили исключить некоторые сцены. Но и в опере его неукротимый нрав, приводящий к гибели и его собственной и всех близких ему, выражается достаточно ясно…» («Русские ведомости», 1895, № 33, 2 февраля). Музыковед В. Яковлев отмечал, что в опере «было несколько народных сцен, которые представляли собой как бы слабые отзвуки сцен из Мусоргского, находившегося фактически долгое время под запретом». Но хотя в опере был «ряд удачных музыкально-сценических моментов», «весьма пестрый музыкальный стиль и недостатки технических приемов автора были отчасти причиной того, что опера не удержалась в репертуаре и не возобновлялась» (сб. «А. Н. Островский и русские композиторы», М.-Л. 1937, стр. 40).

В июле 1903 г. опера шла в Петербурге.

На всякого мудреца довольно простоты*

Впервые пьеса была опубликована в журнале «Отечественные записки», 1868, № 11.

Замысел комедии «На всякого мудреца довольно простоты» сложился у Островского летом 1868 г., писалась пьеса с конца августа 1868 г. В начале сентября этого года драматург сообщал Бурдину из Москвы: «Я как приехал, так сел за дело, теперь у меня пишется большая комедия „На всякого мудреца довольно простоты“, но ты помолчи пока; в сентябре я ее кончу и приеду в Петербург, тогда ты ее заявишь» (т. XIV, стр. 166). Бурдин боялся, что пьеса опоздает к его бенефису, и всячески торопил Островского; драматург отвечал 30 сентября Бурдину: «Сюжет так серьезен, что торопиться никак нельзя, особенно важен последний акт, который надо отделать хорошенько» (т. XIV, стр. 168).

Пьеса была окончена 7 октября того же года.

Социально-политическая острота комедии вызвала резкое недовольство консервативной общественности. Стремясь опорочить комедию, снизить ее идейно-художественное значение, консервативные критики писали о нетипичности, о грубой утрированности образов комедии, о водевильности многих ее ситуаций и композиционной бессвязности (В. П. Буренин (Z) — «Санкт-Петербургские ведомости», 1869, № 11, 11 января; Д. В. Аверкиев — «Голос», 1868, № 304, 3 ноябри, и др.). Либеральная критика, не принимая сатирической направленности комедии, встретила ее также по преимуществу отрицательно (см., например, рецензию С. А. Венгерова (W), «Русский инвалид». 1868, № 301, 3 ноября).

Более благосклонно отозвалась о пьесе газета «Современная летопись». Ее рецензент (А. С.), не принимая резкой сатиры Островского, обвиняя драматурга в преувеличении и шаржировке, отмечал и достоинства пьесы, называл ее «капитальной», «исполненной современного интереса и несомненных литературных достоинств» («Современная летопись», 1868, № 39, 10 ноября). Фельетонист газеты «Новое время» (X) воспринял эту комедию как «длинный ряд картин, обрисовывающих яркими красками известную среду нашего общества». В пьесе «что ни личность, то тип, который ежедневно встречается и сталкивается с нами в жизни. Вся пьеса — это едкая сатира на отживающее в России поколение». Недостатком пьесы он считал «отсутствие целостного содержания» («Новое время», 1868, № 222, 12 ноября). Такого же мнения был театральный обозреватель газеты «Петербургский листок». Комедия Островского, по его словам, «с весьма яркой стороны обрисовывает наше отживающее, а в сущности, весьма живущее и даже, так сказать, наследственное поколение… Грустную картину рисует нам наш сатирик, но картину верную, не преувеличенную» («Петербургский листок», 1868, № 157, 3 ноября).

Революционно-демократическая и демократическая общественность оценила комедию как подлинно художественное произведение, исполненное жизненной правды.

Н. А. Некрасов в письме к драматургу от 19 октября 1868 г. отметил в пьесе «задатки истинного комизма» (Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. XI, M. 1952, стр. 117). М. Е. Салтыков-Щедрин ввел Глумова в галерею действующих лиц своих произведений.

Демократические и наиболее левые либеральные критики отмечали жизненность, новизну, едкую сатиричность и типичность образов пьесы. Так, например, Е. И. Утин большим достоинством комедии считал то, что в ней показываются уже не купеческие, а дворянские круги и человек изображается не в его семейных взаимоотношениях, а в «сфере общественных отношений, в области, так сказать, политической жизни нации». В типах пьесы «со всею яркостью отражается картина современного общества». Но, признавая Глумова глубоко типическим лицом, критик считал «фальшиво взятым аккордом» проявление в нем честности и благородства, когда он в дневнике пишет «летопись людской пошлости» («Вестник Европы», 1860, № 1, стр. 326, 345, 346, 347).

А. С. Суворин (Незнакомец), бывший в эту пору прогрессивным журналистом «с симпатиями к Белинскому и Чернышевскому, с враждой к реакции» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 250), заявлял, что комедия «На всякого мудреца довольно простоты» оставляет «далеко позади себя толпу драматических изделий других российских авторов». В этой комедии, по его мнению, «есть сцены, очень хорошо написанные, диалоги блестящие, часто дышащие остроумием…действие идет довольно живо и естественно». Но Суворин считал, что Островский показал консерваторов якобы слишком оглупленными, как «сонм дураков», и допустил просчет, поставив в центре пьесы Глумова, по его мнению, не являющегося типическим лицом («Санкт-Петербургские ведомости», 1868, № 301, 3 ноября).

Рецензент газеты «Биржевые ведомости» (М. Ф.) указывал на «типичность и рельефность» действующих лиц пьесы, отображающих «пустозвонов либералов, закоренелых ретроградов, ханжей и тому подобный современный люд, с которым мы встречаемся чуть ли не на каждом шагу». Признавая некоторую («местами») утрировку характеров, рецензент оправдывал ее: «Г-н Островский, желая написать сатиру — взял квинтэссенцию человеческих пороков, оттого многие личности, как, например, ретроград Крутицкий, кажутся как бы утрированными» («Биржевые ведомости», 1868, № 294, 5 ноября).

Отмечая большие идейные и художественные достоинства комедии, эти критики (Утин, Суворин, М. Ф.) вместе с тем выражали недовольство композицией пьесы, упрекали драматурга в искусственности интриги, в злоупотреблении водевильными приемами, случайностями.

Позднее, отвечая на упреки такого рода в адрес комедии, А. Кугель замечал: «Сравнительно малая популярность этой, быть может наиболее глубокой по замыслу, комедии Островского не указывает ли на непонимание формы этой пьесы?» («Театр и искусство», 1899. № 37, 12 сентября). А Ю. Юрьев в 1910 г. писал, что комедия «На всякого мудреца довольно простоты» «дивная», «высокоталантливая вещь, содержащая целую галерею великолепнейших по жизненности фигур, написанная в форме блестящего диалога, буквально насыщенная юмором и остроумием». Он подчеркивал в ней «острую сатиру с весьма широким общественным захватом» («Рампа и жизнь», 1910, № 12, стр. 191).

16 октября 1868 г. комедия «На всякого мудреца довольно простоты» была разрешена драматической цензурой.

Первое представление ее состоялось 1 ноября 1868 г. на сцене Александринского театра (Петербург).

Удачным было исполнение роли Глумова дебютантом Н. В. Самойловым. Он естественно входил в тон любого своего собеседника, льстил ему и в то же время всегда сохранял чувство собственного превосходства и иронию, не замечаемые собеседником («Биржевые ведомости». 1868, № 294, 5 ноября. См. также «Новое время», 1868, № 222, 12 ноября).

Роль Городулина великолепно исполнял В. В. Самойлов. Самойлов «был до