учеников-комедиантов: одни стоят кучками, другие ходят с тетрадями в руках и читают про себя. У входной двери два сторожа. Входят Юрий Михайлов и Яков Кочетов. Юрий (сторожам) Смотреть за ним!

Скачать:PDF TXT

Собрание сочинений в шестнадцати томах. Том 6. Пьесы 1871-1874

учеников-комедиантов: одни стоят кучками, другие ходят с тетрадями в руках и читают про себя. У входной двери два сторожа. Входят Юрий Михайлов и Яков Кочетов.

Юрий

(сторожам)

Смотреть за ним! Блюдите хорошенько!

(Якову, который садится на скамью и опускает голову на руку.)

А если ты вдругорядь имешь бегать

И своего безделья не отстанешь,

Сидеть тебе в палате на цепи.

1-й комедиант

Проведает боярин, на орехи

Достанется.

2-й комедиант

За первую провинность

Нигде не бьют.

3-й комедиант

Помилуют небось!

Юрий

Не шутки ведь! По царскому указу

Комедию Есфирь готовим наспех,

Стараемся, из кожи лезем вон,

Чтоб угодить царю, лишь ты, паршивик,

Мешаешь всем.

Яков

И убегу опять.

Юрий

Чего и ждать от дурака! Поучат,

Разок-другой отдуют батожьем,

Прибавится ума в тебе.

Яков

(сердито)

Не знаю,

Не пробовал.

Юрий

Отведаешь, узнаешь.

1-й комедиант

И что тебе неймется! Наша служба

Веселая, работы нет большой.

Яков

Отца боюсь.

Юрий

Ну, вот велика птица!

Проведает боярин Артемон

Сергеевич, что из его приказа

Подьячишка, в поруху воли царской,

От дела прочь сынишка отбивает,

Задаст ему.

(Уходит в другую комнату.)

Яков

Когда еще задаст,

А я за все про все, и здесь, и дома,

Побоев жди! Хоть в петлю полезай!

2-й комедиант

Житье твое нельзя хвалить.

Яков

Мое-то?

Мое житье, что встал, то за вытье.

Протер глаза, взглянул на солнце красно

И взвыл, как волк на месяц.

(Плачет.)

2-й комедиант

Полно плакать!

Несколько комедиантов

Не стыдно ль? У!!

Яков

Толкуйте! Вам живется

Сполагоря, и отдых есть, и радость

На праздничных гулянках, в песне звонкой,

В ребяческих забавах и во всем,

Чем жизнь робят красна; а мне веселье

Заказано.

2-й комедиант

Слезами не поможешь;

Что плачь, что нет — все то же будет! Лучше

Махни рукой, да покажи нам в лицах

Бытье-житье домашнее!

Яков

(сердито отталкивая его)

Отдайся!

1-й комедиант

Оставь его! Зачем мешаешь парню?

Ты видишь, он за дело принялся;

Пущай сидит да воет на досуге.

3-й комедиант

Потешь-ка, брат, приятелей!

Яков

Отстаньте!

1-й комедиант

Да ну его! Не хочет — и не надо.

3-й комедиант

А знатно ты рассказывал, бывало,

Животики со смеху надорвешь.

«Сидит отец, а ты стоишь».

Яков

Пристали,

Как банный лист, от вас не отвязаться.

Ну. вот: сидит отец в очках, читает,

А я стою поодаль, и, на грех,

Смутил меня лукавый, рассмеялся.

Отец очки снимает полегоньку.

«Чему ты рад, дурак? Аль что украл?

Не знаешь ты, что мы в грехах родились

И казниться должны, а не смеяться?

Не знаешь ты, так я тебе внушу.

Достань-ка там на гвоздике двухвостку!

Уныние пристойно отрочати,

Уныние, а не дурацкий смех,

Уныние, уныние…» И лупит

От плеч до пят, как Сидорову козу,

Без устали, пока не надоест.

И взмолишься, причитыванья вспомнишь,

И чешешься потом да унываешь,

Неведомо чему.

1-й комедиант

Яган Готфридыч.

Входят Грегори и Юрий Михайлов.

Явление второе

Грегори, Юрий, Яков и ученики.

Грегори

(Якову)

Ты для чего убЕгал, Якоб Кочет?

Нехорошо. Ты думал, dummer Junge[1],

Что грех тут есть? Не думай так! Не надо.

У нас и Бог один, и грех один.

Я пастор сам, такой, как поп у русских;

Что я греху учу, сказать лишь может

Кто не учен, совсем не штудирОван.

И глупость есть невинные забавы

Грехом считать. Теперь тебя прощаю;

А будешь, мой голубчик, уходить,

Тогда себе достанешь… Что достанешь —

Узнаешь сам. Не будет хорошо.

(Отходит.)

Яков

(про себя)

Толкуй себе: не грех. Тебе уж кстати

В аду кипеть, а мне так нет охоты.

Комедианты смеются.

Грегори

Ну, вы! Пошел, готовься начинать.

Комедианты уходят. Входят Матвеев и Лопухин.

Явление третье

Матвеев, Лопухин, Грегори и Юрий Михайлов.

Грегори

(с низкими поклонами)

Das ist sehr schoen, dass Sie gekommen sind[2].

Матвеев

Здоров ли ты, Яган Готфридыч?

Грегори

Очень

Благодарю за милость, понемножку,

И так, и сяк, Herr Лопухин!

(Кланяется Лопухину.)

Лопухин

Здорово!

Ну, что твои робята?

Грегори

Потихоньку,

Не торопясь, идем подальше.

Матвеев

Дело!

А много ль их?

Грегори

Тридесять человек.

Матвеев

И дельные робята есть?

Грегори

Немножко.

Матвеев

А Кочетов? Мне Юрий говорил,

Что больно он к немецкому языку

Старателен и шел к тебе в науку

Охотой сам. Да годен ли парнишка

На что-нибудь?

Грегори

Талант большой имеет.

Матвеев

Чему горазд?

Грегори

Такой смешной.

Матвеев

Покажешь

Сегодня нам?

Грегори

О да! Сегодня будем

Показывать смешную штуку. Начал

Готовить их для interludium[3].

Что делать, Негг окольничий, покуда

Своих смешных мы не имеем штук,

Из Киева достали. Без смешного

Никак нельзя, мой господин; наскучит

Материя одна без перемены.

Да только жаль, что нет свое; а надо

Свое писать смешное.

Лопухин

Нам смешного

Не занимать; и своего напишем,

Лишь волю дай. Гляди да слушай только,

С три короба насыплешь. Что другое,

Уж не взыщи, не вдруг у нас найдется,

А за смешным недалеко ходить.

Идя сюда, подьячего я встретил,

Как водится, для радости царевой,

Изрядно пьян. С великим челобитьем,

Как сноп, упал; да, прах его возьми,

Перепугал. Как что его скосило

У самых ног моих. Как боров пегий,

Валяется, являет о бесчестье.

Послушал бы, о чем он просит.

Матвеев

Что же,

Послушаем, вели позвать.

Лопухин

(сторожу)

Эй, малый!

Шатается тут некакий подьячий

Из мастерской царицыной палаты,

Так приведи сюда!

Сторож уходит.

Матвеев

(Грегори)

А скоро ль будет

Комидия «Есфирь» готова?

Грегори

Скоро,

Мой господин.

Матвеев

Для матушки царицы

Библейская Есфирь по сердцу будет.

Грегори

О да, mein Herr, я понимаю. Можно

Показывать сегодня вам немного

Комидию «Есфирь», а только прежде

Proludium[4] покажем небольшое.

Матвеев

Какое же?

Юрий

(с низким поклоном)

Цыган и лекарь.

Матвеев

Ладно.

(Отводит Лопухина в сторону.)

Комидию для чести государской

Иметь давно пора, и речи нет.

Недаром же у прочих государей

При всех дворах она заведена.

Что можно взять, возьмем у иноземцев.

Чего нельзя — покуда подождем.

Абрам Никитич! Как ты полагаешь,

Для царской ли забавы лишь годна

Комидия? Для русского народа,

Для всех чинов и званий — от посадских

До нас, бояр, — немало пользы в ней.

Не стыд ли нам, не грех ли потешаться

Калечеством, убожеством людским!

На дураков смеемся; эко диво,

Что глуп дурак! А разве то умнее:

Сберем шутов, сведем их в кучу, дразним,

Как диких псов, пока не раздерутся,

И тешимся руганьем срамословным

И дракою кровавой. То ль забавы

Бояр, думцов, правителей земли?

А наших жен, боярынь, пированья?

Глядеть-то срам! От сытного обеда,

От полных чар медов стоялых встанут

Алёхоньки, как маковы цветочки,

По лавочкам усядутся рядком,

Велят впустить шутих, бабенок скверных,

И тешатся бесстыжим их плясаньем,

С вихляньем спин и песнями срамными.

И чем срамней, тем лучше, тем угодней

Боярыням. И сами бы пошли,

Да совестно, а плечи так и ходят,

И каблуки стучат, и громкий хохот

Дебелые колышет телеса.

А дочери, на те потехи глядя,

С младенчества девичий стыд теряют,

И с бабами и девками сенными

Без матери изрядно стерю пляшут.

Пора сменить шутов, шутих и дур,

Неистовства на действа комидийны.

Подьячего винят за пьянство; разве

Без чарки он, без хмельного питья

Найдет себе веселье? Вековечным

Обычаем указаны ему:

По праздникам попойки круговые

С задорными речами, с бранью, с боем

И на три дня тяжелое похмелье.

За что ж винить его! Иных приятств,

Иных бесед, речей и обиходов

Не знает он. А покажи ему

Комидию, где хитрым измышленьем

И мудростью представлены, как въявь,

Царей, вельмож, великих полководцев,

Философов дела и обхожденья;

И дум, и чувств изведав благородство,

Весельем он бесчинства не почтет.

Простой народ, коль верить иноземцам,

В комидии не действо, правду видит,

Живую явь: иного похваляет,

Других корит и, если не унять,

Готов и сам вмешаться в действо. Хочешь

Испробовать? Подьячему прикажем

Остаться здесь, на действо поглядеть.

Лопухин

Ну, что ж, изволь! А зашумит, так можно

И в шею гнать, боярин не велик.

Входит Клушин.

Явление четвертое

Матвеев, Лопухин, Грегори, Юрий и Клушин.

Лопухин

(Клушину)

Поди сюда, и снова без утайки

Рассказывай поряду, кто и как,

И чем тебя обидел.

Клушин

Государь,

Абрам Никитич, милости боярской

Прошу твоей.

Лопухин

Проси.

Клушин

Сиротским делом

Обижен я и, государь, являю

Перед тобой обиду.

Лопухин

На кого?

Клушин

На Якова Матвеева, палаты

Царицыной закройщика.

Лопухин

А чем же

Обидел он тебя?

Клушин

Сидел в палате

Сегодня я на месте, где садятся

Подьячие, а он, Матвеев Яков,

За поставцом сидел, где платье шьют,

И молвил мне: «Хорош бы ты подьячий;

Зачем-де пишешь, высуня язык?

Зайти тебе с затылка да ударить,

И ты себе язык откусишь». В том

И жалоба моя, и челобитье.

Лопухин

И лаял ты его, я чаю.

Клушин

Лаял

Неистово. Ужли ж стерпеть?

Матвеев

Обида

Не малая.

Лопухин

Уж это ль не обида!

Какой еще! И как ты перенес?

Диковина, Василий.

Клушин

Государь,

Абрам Никитич, смилуйся, пожалуй!

Лопухин

Еще чего не скажешь ли?

Клушин

Боярин,

Вдовею я без мала пять годов;

Греха боюсь, от скуки упиваюсь.

Лопухин

А мне-то что? Женись!

Клушин

Не раз сбирался —

Никто нейдет.

Лопухин

Уж я не виноват;

Недобрую себе ты нажил славу

Между невест.

Клушин

Твое велико слово:

Посватаешь, пойдут. В твоем приказе

Невеста есть, из мастериц, золотных.

Лопухин

Посватаю, женю тебя, Василий!

Останься здесь, дождись меня в палате;

Смотри туда!

(Указывая на подмостки.)

Гляди смирненько в оба!

Не прогляди смотри! А что увидишь,

Не сказывай!

Грегори

Начать могу?

Матвеев

Хозяин

Не я, а ты в палате.

Грегори

(в дверь комедиантам)

Начинаем.

Юрий Михайлов и несколько комедиантов ставят и укрепляют на заднем краю площадки раму, на которой написан домик. Рама ставится несколько отступя от краю, чтобы сзади ее оставался проход, а так как рама уже площадки, то и по обеим ее сторонам остаются небольшие из-за нее проходы. Перед рамой ставят скамью. Юрий Михайлов остается на площадке с тетрадью в руках. Матвеев и Лопухин садятся на скамью с левой стороны. Грегори сажает Клушина на скамью с правой стороны; тот упирается, он сажает его за плечи насильно и садится с ним рядом.

Юрий

(на площадке)

Ciganus exit[5]. Яшка, выходи!

Уходит за раму, с другой стороны выходит Яков Кочетов, одетый цыганом.

Явление пятое

Матвеев, Лопухин, Грегори и Клушин.

Proludium (на площадке). Цыган, потом лекарь и слуга.

Цыган

(печально)

Чахбей, чахбей!

Клушин

(хохочет)

Охо, гого!

Грегори

(Клушину)

Молчи!

Цыган

Чахбей, чахбей!

Когда ж люди видали,

Чтоб цыгане с голоду пропадали!

А уж я ныне того дождался,

До самого нельзя — вплоть домотался.

Такая, право, забота:

Работать не берет охота,

А бродишь день до вечера,

И украсть тебе нигде нечего.

Нашла на меня напасть,

Приходит с голоду пропасть,

И стал я без хлеба в тоске,

Как без воды рыба на песке.

Да что ж я сдуру стою да плачу,

Лягу-ка я спать наудачу!

Уж либо голод переспится,

Либо что съестное приснится.

(Ложится на лавку.)

Клушин

Ну, как не так! Приснится, дожидайся!

Ложись, ложись!

Грегори

Не надо говорить.

Молчи, гляди и слушай!

Клушин

Замолчу.

Цыган видит во сне сало, ловит его зубами, понемногу приподнимаясь, и просыпается.

Цыган

Вот кой-что и хорошенькое приснилось,

Около губ ветчинное сало билось.

Я было за ним потянулся,

Да так ни с чем и проснулся.

Лягу на счастье сначала,

Не увижу ли опять сала

А увижу, так хвачу зубами,

Что твой кузнец клещами.

(Ложится опять. Клушин хохочет. Грегори зажимает ему рот. Цыган опять видит сало и тянется за ним.)

Ну-ка, еще, ну-ка, еще поближе,

Опустись маленько пониже!

Вскакивает, ловит руками и бежит за раму. С другой стороны выходят лекарь и слуга с ящиком медикаментов. Цыган, не поймав сала, возвращается печальный.

Цыган

Распропащая голова моя!

Лекарь

Doles?[6]

Цыган

Да кака тут лиха болись?

Не ел, никак, две недели,

От того все черевья помлели.

Лекарь

Varia sunt mi medicamenta ad manus[7].

Цыган

Знаю, что ты обманешь;