пять тысяч, а ты физиономию в сторону отворачиваешь! Мозги! Нечего сказать! Постучи-ка себя в лоб-то да вон в стену попробуй, будет ли разница?

Ераст. А как ты думаешь, ежели дьявол… так кто из вас тоньше… людей-то опутывать?

Константин. Ну, вот еще, «дьявол». Испугать, что ли, меня хочешь? Слова, глупые слова, и больше ничего. К чему тут дьявол? Которые люди святой жизни, так дьяволу с ними заботы много; а мы и без него нагрешим, что на десяти возах не вывезешь. Но, однако, всякому разговору конец бывает… Хочешь — бери деньги, а не хочешь — сочти так, что я пошутил.

Ераст. Надо по крайности подумать.

Константин. И выходишь ты, братец мой, невежа. Думай не думай, ума не прибудет; сколько тебе ума дано, столько и останется. Значит, показывай сейчас свой ум или свою глупость! На том и покончим.

Ераст. Ну, уж была не была, куда ни шло!

Константин. Вот так-то лучше; а ты еще в рассуждения пускаешься! Какие еще твои рассуждения, когда ты обязан во всем слушать меня и всегда подражать под меня. Я старше тебя хотя не летами, но жизнью и умом; я большое состояние прожил, а ты всегда жил в бедности; я рассуждаю свободно, а ты в рассуждении связан; я давно совесть потерял, а ты еще только начинаешь. Когда ж подробный об этом предмете у нас разговор будет?

Ераст. Ты сегодня что делаешь?

Константин. До вечера свободен, зайду к тебе и потолкуем; а вечером — опять с дядей в провожатых.

Ераст. Куда вы с ним ездите?

Константин. По трактирам, а то куда ж больше. Надоело им без проказ пьянствовать, так теперь придумывают что чудней: антиков разных разыскивают, да и тешатся. У кого сила, так бороться заставляют; у кого голос велик, так многолетие им кричи; кто пьет много, так поят на пари. Вот бы найти какого диковинного, чтоб дяденьке удружить.

Ераст. Нет, я встретил антика-то: и сила, и голос, и выпить сколько хочешь.

Константин. Кто он такой?

Ераст. Так, вроде как странник, по Москве бродит, понакутит, да у монастырей с нищими становится.

Константин. И знаешь, где его найти?

Ераст. Знаю.

Константин. Так покажи мне сегодня же! Я с кем-нибудь стравлю его на пари, большой капитал могу нажить от дяди. Да что! Дядя озолотит, все состояние оставит мне, коли придется ему по вкусу да всех мы победим.

Ераст. Можно.

Входят Каркунов, Халымов, Вера Филипповна и Аполлинария Панфиловна.

Явление седьмое

Каркунов, Халымов, Вера Филипповна, Аполлинария Панфиловна, Константин и Ераст.

Каркунов. Что ж, кум, загуляли, значит?

Халымов. Не знаю, как ты; а я коньки подвязал, далеко катиться могу.

Каркунов. Так поехали, что ли?

Халымов. Поехали.

Каркунов. (указывая на женщин). А их не возьмем, кум, не возьмем! Пущай дома сидят! Вот вы и знайте! Да! Мы в разгул, а вы дома сидите!

Халымов. Куда их! Нам с тобой надо быть налегке, без грузу; чтобы куда потянет, туда и плыть, так, глядя по фантазии, рулем-то и поворачивай!

Аполлинария Панфиловна. Да поезжайте, куда душе угодно, не заплачем.

Каркунов. О чем плакать! что за слезы! Не о том речь! А ты вот что, кума: ты спроси у лошади, как ей лучше, свободней: в хомуте или без хомута! А баба-то ведь хомут.

Аполлинария Панфиловна. Да ну вас, убирайтесь. Не очень-то в вас нуждаются. Домой-то дорогу я и одна найду. Так приедете, Вера Филипповна, в монастырь-то ко всенощной?

Вера Филипповна. Приеду непременно.

Аполлинария Панфиловна. Ну, вот, может быть, увидимся. Прощайте! К нам милости просим.

Вера Филипповна, Ваши гости.

Аполлинария Панфиловна. Прощайте, кавалеры! (Уходит.)

Константин. Дяденька, мне прикажете с вами сопутствовать?

Каркунов. Чего еще спрашиваешь? Аль ты свою службу забыл? У тебя ведь одно дело-то: по ночам пьяного дядю домой провожать.

Константин. А ежели я малость замешкаюсь, так к ночи где вас искать, под каким флагом? То есть, дяденька, под какой вывеской?

Халымов. Да уж где ни путаться, а, должно быть, Стрельны не миновать. Поклон, да и вон! Поехали.

Каркунов. Хозяйка, не жди!

Уходят Каркунов, Халымов, Константин. Вера Филипповна провожает их в переднюю и возвращается.

Явление восьмое

Вера Филипповна и Ераст.

Ераст (потупя голову). Вера Филипповна, вы позволите мне сегодня идти ко всенощной?

Вера Филипповна. Разве богу молиться позволения спрашивают?

Ераст. Нет-с, я спрашиваю, позволите ли вы мне идти в монастырь, куда вы поедете?

Вера Филипповна. Храм большой, всем место будет… Иди, коли есть усердие.

Ераст. Я думал, что, может быть, вам неприятно, что я все с вами в одну церковь хожу. Так я могу и в другое место…

Вера Филипповна (взглянув на Ераста). Отчего же ты думаешь, что мне неприятно?

Ераст. Вы женщина строгая, мало ль что можете подумать.

Вера Филипповна. Я ничего не думаю; а коли ты сам что-нибудь думаешь дурное, так лучше не ходи, не греши. А ежели ты с чистым сердцем…

Ераст. С чистым, Вера Филипповна.

Вера Филипповна. А коли с чистым, так иди с богом! Мне даже очень приятно; я очень рада, что в таком деле есть у меня товарищ и провожатый.

Ераст. Я только вам доложить хотел. Я без спросу не посмел.

Вера Филипповна. Да, хорошо, хорошо! Вижу, что ты скромный и хороший человек. Я таких люблю. Хорошего человека нельзя не полюбить… Кого ж и любить, коль не хороших людей! Ну, покуда прощай!

Ераст почтительно кланяется.

Действие второе

ЛИЦА:

Вера Филипповна.

Аполлинария Панфиловна.

Константин Каркунов.

Ераст.

Иннокентий, странник, сильный мужчина сурового вида. В длинном парусинном пальто и страннической шапке.

Бульвар под монастырской стеной; несколько скамеек; в глубине по обрыву деревянная загородка, за ней вдали видна часть Москвы.

Явление первое

Иннокентий, один сидит на скамейке.

Иннокентий. Эка обуза!.. Эка обуза мне тело мое!., алчное, жадное, ненасытимое! Экую утробу богатому человеку — и то будет в тягость удоволить; а мне, пролетарию… несть конца мучениям… Непрестанные муки голода и жажды… непрестанные обуревания страстей! Был рубль сегодня — и нет его; а жажда и голод всё те же. Хоть бы ослепнуть! Несытым оком видишь трактиры, видишь пивные заведения, видишь лепообразных жен… Как зверь бы ринулся на все сие и пожрал; но не пожрешь. Прежде чем пасть твоя разинется, связан будешь и заключен в узилище. Был рубль… Лучше бы его не было… Рубль издержал, но удовлетворения нет, а только сугубая жажда. Всуе искать человека, который, как я, мог бы завидовать волку. Волк живет хищением, грабежом, убийством… а я ему завидую; ибо он даровую находит пишу.

Входит Вера Филипповна.

Явление второе

Иннокентий и Вера Филипповна.

Иннокентий. Государыня милостивая, соблаговолите странному человеку!

Вера Филипповна (подавая деньги). Примите!

Иннокентий. Мало.

Вера Филипповна. Не взыщите.

Иннокентий. Другому это довольно, а мне мало.

Вера Филипповна. Ты человек в силах, работать бы тебе…

Иннокентий. Не могу.

Вера Филипповна. Нездоров, что ли?

Иннокентий. Нет.

Вера Филипповна. Так почему же?

Иннокентий. Я празднолюбец.

Вера Филипповна. Таким не помогают.

Иннокентий. Напрасно.

Вера Филипповна. Работай и молись, так не будешь нуждаться.

Иннокентий. Не наставлений, государыня милостивая, а денег желаю я получить от тебя.

Вера Филипповна. Так не просят.

Иннокентий (оглядываясь). Я не прошу, я приказываю.

Вера Филипповна. Бог с тобой, миленький! Прими еще и будь доволен. За всякую малость надо бога благодарить. Не греши и меня не вводи в грех; я молиться иду.

Иннокентий. Вон у тебя, раба божья, сколько серебряных денег-то!

Вера Филипповна. Не завидуй, грешно!

Иннокентий. Отдай-ка ты мне их!

Вера Филипповна. Мне, миленький, не жаль, да не мои деныи-то, отдать-то нельзя: они бедным приготовлены.

Иннокентий. А если я их отниму у тебя?

Вера Филипповна. Отнимай, коли бога не боишься, а сама не отдам; это деньги чужие.

Иннокентий. Отнять-то я отниму, да вот беда: сила у меня большая и рука тяжела, как бы не повредить тебя, руки не оторвать прочь.

Вера Филипповна. Ты, миленький, глядел когда на небо-то, лоб-то крестишь себе или нет?

Иннокентий. Ну, уж будет разговаривать-то!

Вера Филипповна. Взгляни, миленький, взгляни на небо-то!

Иннокентий. Либо у тебя разум младенческий, либо ты уж очень в вере крепка. что ты мне рацеи-то читаешь! Я сам умнее тебя. Молчи, говорят тебе, замкни уста свои; а то я такую печать наложу на них!.. Давай кошелек!

Вдали показываются Константин и Ераст.

Вера Филипповна. А вот мне бог и помощь посылает.

Иннокентий (тихо). Ну, счастлива ты! Проходи! я пошутил с тобой! (Громко.) Благодарствую, государыня милостивая. (Садится.)

Вера Филипповна уходит. Входят Константин и Ераст.

Явление третье

Иннокентий, Константин и Ераст.

Константин (Ерасту). Этот, что ли?

Ераст. Он самый.

Константин. Мужчина занятный.

Иннокентий. Господа милостивые, соблаговолите странному человеку на пропитание!

Константин. Я на пропитание не даю; коли пропить сейчас, так изволь, подам.

Иннокентий. Давай! Пропью!

Константин. Так ты вот какой странник-то!

Иннокентий. Не осуждай! Коли хочешь подать, так подай; не хочешь, так проходи! Мне не до разговоров.

Константин. Что так? Иль горд очень?

Иннокентий. Не горд, а голоден.

Константин. Накормим.

Иннокентий. Накормишь, тогда и будем с тобой разговаривать.

Константин. Да об чем с тобой разговаривать-то; что ты знаешь?

Иннокентий. Знаю больше тебя; я человек ученый и умный, а ты, как вижу, профан, простец

Константин. А коли ты ученый, отчего ж бедствуешь?

Иннокентий. Я человек, обуреваемый страстями и весьма порочный.

Константин, Нам таких и надо. А выпить ты много можешь?

Иннокентий. И пью, и ем много и жадно.

Константин. Да как много-то?

Иннокентий. Не мерял; только очень много, не-изглаголанно много, поверить невозможно — вот сколько!

Константин. Да, может, хвастаешь?

Иннокентий (отворачивается в сторону). Лучше отойди!.. Проходи мимо!

Константин. Что «проходи»! Ты человек нужный. Надо тебя испробовать: словами-то все можно сказать.

Иннокентий. Испробуй!

Константин. А начнешь пробовать, так, пожалуй, и я больше выпью. С нами такие-то оказии бывали.

Иннокентий. Не выпьешь.

Константин. Да почем ты знаешь? Как ты можешь так… вдруг?.. Ты слыхал романс: «Никто души моей не знает»?

Иннокентий. Не выпьешь.

Константин. Еще это дело впереди.

Иннокентий. Невозможно. Ты не только что не выпьешь, ты руками не подымешь того, что я могу выпить.

Константин. Коли правда, мне же лучше; я на тебе большие капиталы наживу. (Ерасту.) Ну, я теперь его понял, мы с ним и едем. что у вас с теткой будет, извести!

Ераст уходит.

Явление четвертое

Константин и Иннокентий.

Константин. Ты слышал, что я тебе сказал?

Иннокентий. Нет, я слышу только требования и вопли желудка моего.

Константин. Ну, так я тебе повторю: «Я тебя понял».

Иннокентий. Говори, милостивец, ясней!

Константин. Ты человек голодный; чем ты живешь?

Иннокентий, Подаянием от доброхотных дателей.

Константин. А когда подаяния не хватает по размеру твоего аппетита, тогда что?

Иннокентий. Надо бы умирать с голоду, но я не умираю.

Константин. На пятерню берешь?

Иннокентий. Ты что за духовник?

Константин. Ничего, признавайся, свидетелей нет.

Иннокентий. Да ты уж не товарища ли ищешь?

Константин. Пока бог миловал; а вперед не угадаешь: может, и понадобится товарищ.

Иннокентий. Так не обегай, я работник хороший.

Константин. Сундуков железных ты без ключа отпирать не пробовал?

Иннокентий. Да на что тут ключ, коли руки хороши; а то так и разрыв-траву можно приложить.

Константин. Стало быть, фомка-то бывал в руках?

Иннокентий. Что за мастер без инструмента!

Константин. Судился?

Иннокентий. Было.

Константин. А потом где гостил?

Иннокентий. В арестантских