потребовали; цыганок петь заставили.
Настасья Панкратьевна. Все это в порядке, дело очень обыкновенное.
Андрей Титыч. Да и все хорошо было-с, и тятенька были очень веселы; только уж конечно понять разговору было нельзя, потому все вместе вдруг говорили. И догадало ж кого-то из судейских качать тятеньку! Только взяли его на руки, качали-качали, да и уронили.
Настасья Панкратьевна. Больно ушибли-то?
Андрей Титыч. Ушибить-то не ушибли, только уж очень тятенька в сердце вошел. Обозвали всех как нельзя хуже… А тут, еще прежде, какой-то барин все вертелся, с разговорами приставал ко всем, вино наше пил; уж очень ему хотелось в компанию втереться. Уж его не один раз мы и гоняли от себя, а он все лезет. Да под сердитую-то руку и наскочил на тятеньку; а тятенька, уж известно, много разговаривать не станут: должно быть, его раза два и ударили.
Мудров. Ну, а он сейчас свидетелей?
Андрей Титыч. Так точно-с. Судиться хочет с тятенькой.
Настасья Панкратьевна. Что ж моему будет за это? Вы, батюшка, дела-то знаете.
Мудров (снимает очки). Как дело пойдет, сударыня. Коли на мировую, так деньгами только отделается.
Настасья Панкратьевна. А как цена-то, батюшка, за это?
Мудров. Разная, сударыня; глядя по человеку.
Настасья Панкратьевна. Уж вы похлопочите!
Мудров. Да было бы из чего хлопотать-то, сударыня. Мы тоже не воздухом питаемся. Может быть, и дело-то грошовое, на пятидесяти рублях сойдутся. Не велика мне корысть.
Андрей Титыч. Ну нет, пятидесяти рублей барин не возьмет-с.
Мудров. Разве уж был разговор?
Андрей Титыч. Был-с.
Мудров. Много ли же он просит?
Андрей Титыч. Триста тысяч.
Настасья Панкратьевна. Батюшки! Да где же вдруг этаких денег взять!
Мудров (встает). Триста тысяч? Ну, вот это дело хорошее.
Настасья Панкратьевна. Что ж тут хорошего?
Мудров. Для меня, сударыня, хорошее, собственно для меня. Давно я такого дела дожидаюсь.
Настасья Панкратьевна. Да вам-то что тут интересного?
Мудров. Большие деньги возьму, сударыня, большие деньги.
Настасья Панкратьевна. С кого же это? С Кит Китыча?
Мудров. Да, сударыня, с Тит Титыча. Все, что только можно взять, все и возьму.
Настасья Панкратьевна. И вам это не совестно, Урлап Гаврилыч?
Мудров. Харлампий, сударыня.
Настасья Панкратьевна. Ну, все равно.
Мудров. Вот еще! Чего тут совеститься, сударыня? Мы тем живем. Да я дурак буду, если с него мало возьму. Он сам после смеяться станет. Такие-то дела у нас не каждый день. Всякий от своих трудов питается.
Настасья Панкратьевна. А еще друг называешься!
Мудров (ходит в волнении). Да меня надо бить палкой, если я с него мало возьму. С кого ж и взять!
Настасья Панкратьевна. Так и грабить!
Мудров. Не грабить, а сам отдаст. Своими руками вынет из кармана и отдаст. Мне самому его жаль, да что ж делать, сударыня. Не попадайся! А попался, так платись. Наше дело все равно что игра: тут жалости нет; можно рубашку снять, так снимем.
Настасья Панкратьевна. Этак мы и другого стряпчего найдем.
Мудров. Ищите, сударыня: ваша воля. Про меня говорят, что во мне человечества мало, а в других еще меньше.
Настасья Панкратьевна (сыну). Ты что ж приехал один, не подождал отца-то?
Андрей Титыч. Тятенька меня прогнали-с. Они и сами, я думаю, сейчас будут, потому что вся компания разошлась.
Луша входит.
Луша. Чай готов-с.
Настасья Панкратьевна. Пожалуйте!
Наталья Никаноровна. Да уж нам бы пора.
Настасья Панкратьевна. По чашечке выкушаете и пойдете, а без чаю не пущу.
Уходят Настасья Панкратьевна, Наталья Никаноровна, Мудров и Луша.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Александра Петровна и Андрей Титыч.
Андрей Титыч. Александра Петровна-с!
Александра Петровна (подходит к нему). Что?
Андрей Титыч. Наше дело в ход пошло.
Александра Петровна. Неужели?
Андрей Титыч. Сейчас умереть! Только бы вот эта история не помешала.
Александра Петровна. Как же это случилось?
Андрей Титыч. Уж и сам я не знаю, как я такую смелость взял на себя. Поехали мы с тятенькой из трактиру, вижу, он весел, я ему и говорю: «Что ж это за несчастие мое, что невест подходящих нет для меня». – «Вот поди ж ты!» – говорит. «Не далеко ли, говорю, мы, тятенька, ищем? Нам бы где поближе, кругом себя поискать, нет ли на нашу руку». Он как взглянет на меня, да как крикнет: «Ты, говорит, мошенник, должно быть, уж высмотрел? Сказывай сейчас: высмотрел?» Я думаю: что робей, то хуже. «Высмотрел», – говорю. «Сейчас, говорит, сказывай: какая такая?» – «Александра Петровна Круглова», – говорю.
Александра Петровна. Неужели?
Андрей Титыч. Провалиться на этом месте! «Да у них, говорит, денег немного». – «Немного», – говорю. «А тебе, говорит, больно много нужно! Молчи, говорят, не смей разговаривать! А она пойдет за тебя?» – «Отчего, говорю, не пойти». – «Ну, говорит, и шабаш, и чтоб скорее! Потому женить тебя давно пора. А деньги, говорит, я дам. Мне, говорит, нынче много в суду отсудили; я их уж давно пропащими считал, значит все равно что на улице нашел. Вот вам на раззавод».
Александра Петровна. Ну, вот, значит, мы и закутим.
Андрей Титыч. Страсти, что наделаем! Начал потом он мне наставления читать. «Кабы, говорит, не отцы да не матери, что бы вы на свете были? Вот не жени мы тебя, ты будешь пьянствовать, потом станешь воровать; а нам с матерью сокрушение сердечное, потому мы за тебя должны богу ответ дать». (Обнимает Александру Петровну.)
Александра Петровна (отходит). Андрей Титыч, вы опять!
Андрей Титыч. Да ведь уж теперь мы почти что свои.
Александра Петровна. Ну, еще когда будем. (Подходит к нему.)
Андрей Титыч. «Что, говорит, ты по Москве-то собак гоняешь! Бегаешь ты как саврас без узды!» (Обнимает и целует.)
Александра Петровна (с неудовольствием). Андрюша!
Андрей Титыч. «Какой же, я говорю, саврас?» – «А ты, говорит, молчи; это тебе, дураку, на пользу». (Опять обнимает.)
Александра Петровна (с сердцем). Андрюшка!
Наталья Никаноровна (за сценой). Саша!
Александра Петровна. Вон, слышишь? Что!
Андрей Титыч. Ну, что ж такое!
Наталья Никаноровна (за сценой). Саша, ступай чай пить!
Александра Петровна. Я, маменька, не хочу. (Подходит к Андрею Титычу.) Какой ты! Ну, как кто войдет!
Андрей Титыч. Да ведь я, Сашенька, смотрю в дверь-то. Неужто ж я…
Александра Петровна (подвигаясь к нему). Ну?
Андрей Титыч. Ну, и все. (Целует ее.)
Александра Петровна. Когда ты женишься, чтоб лошади были у нас хорошие.
Андрей Титыч. Еще бы! Само собою. (Обнимает ее.)
Александра Петровна. Знаешь что? Я очень соболь люблю. Да ты смотри в дверь-то!
Андрей Титыч. Да смотрю, смотрю.
Александра Петровна. Как красиво выехать на хорошей-то лошади в соболях! Сошью себе шубу бархатную.
Андрей Титыч. Малиновую.
Александра Петровна. Малиновую? Эх ты! Вот вкус!
Андрей Титыч. Да какую хочешь, нешто мне не все равно.
Александра Петровна. Черную.
Наталья Никаноровна (за сценой). Саша!
Александра Петровна (взглянув в дверь). Кажется, маменька-то домой сбирается. Так и есть.
Андрей Титыч (взглянув в окно). Да и тятенька приехал.
Александра Петровна. Ну, прощай!
Андрей Титыч. Прощай! (Целуются.) Не сегодня, так завтра непременно забегу.
Александра Петровна уходит, Андрей Титыч одергивается, делает скромную физиономию и становится у двери.
Входят Тит Титыч, Мудров и Настасья Панкратьевна.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Тит Титыч, Мудров, Настасья Панкратьевна и Андрей Титыч.
Тит Титыч (садится; молчание). Слышали?
Мудров. Слышали, брат, слышали.
Молчание.
Тит Титыч. Куда меня решат?
Молчание.
Эй, ты, ябеда! Что ж ты молчишь? С тобой говорят аль нет! Говори, не испугаюсь. Поделом мне, окаянному!
Молчание.
Что ты молчишь, что глаза-то вытаращил?
Мудров. Много ты денег заплатишь!
Тит Титыч. А ты хлопочи! Ты от меня пользуешься, ты и должен… стараться.
Мудров. Много ты денег заплатишь!
Тит Титыч. Не твое дело! Ты знай пиши кляузы! Вот и все.
Мудров. Нет уж, теперь нам с тобой кляуз не писать, а на нас писать будут.
Тит Титыч. А ты им на ответ строчи.
Мудров. Что?
Тит Титыч. Пиши, что будто я… в исступлении ума.
Мудров. В исступлении ума? Ну, на цепь.
Тит Титыч. Как так на цепь?
Мудров. Так, на цепь. Для предупреждения, чтоб ты кого до смерти не убил.
Тит Титыч. Нет, этого не надо. Ты пиши, что я… в здравом рассудке.
Мудров. А в здравом рассудке, так в смирительный дом.
Тит Титыч. Ну, так делай, что знаешь: ты за это деньги берешь.
Мудров. Одно дело теперь – скрываться.
Тит Титыч. Скрываться?
Мудров. Во всяком деле это первое. Ты рассуди умом: если за тобой зверь лютый или сильный враг погонится, ведь ты скрываешься?
Тит Титыч. Скрываюсь.
Мудров. Ну, так и это. Должен ли ты много, беду ли какую сделал, значит тебя ищут, преследуют. Неужели ты так прямо и пойдешь: вот, дескать, я, берите меня. Твоя натура заставляет тебя скрываться, закон самосохранения.
Тит Титыч. Разве есть такой закон?
Мудров. Есть… Вот ты и едешь, например, в Подольск, а из Подольска в Москву, а из Москвы в Звенигород, а из Звенигорода опять в Москву. Пишут об тебе в подольскую полицию – она отвечает, что выехал в Москву; пишут в московскую – она отвечает, что выехал в Звенигород. Так ты и езди сколько хочешь. Надоест тебя искать-то.
Тит Титыч. Это верно, точно, что надоест.
Мудров. А тут родственники со стороны сделочку предложат и на мировую; так дело-то пустяками и кончится.
Тит Титыч. Это точно. Куда ж теперь мне скрываться?
Мудров. Ступай ложись в тарантас; вели лошадей заложить, да и поезжай в Косино, из Косина на Угрешу, потом в Берлюки. Как Москвой поедешь, так вели себя закрыть.
Тит Титыч. И уж не выглядывать?
Мудров. Уж не выглядывай! А мы здесь за тебя отписываться станем.
Тит Титыч. Только ты смотри пиши хорошенько.
Мудров. Да денег мне на расходы оставь.
Тит Титыч. Ишь ты, крапивное семя! А много ль тебе денег?
Мудров. Тысяч пять.
Тит Титыч. Гоните его вон!
Мудров. Ведь с тебя триста просят.
Тит Титыч. Гоните его! говорю я вам. Пошел вон! Я и без тебя помирюсь.
Мудров. Ну, уж это шалишь! Ты будешь драться, да потом сам мириться, а я ни при чем, я своих доходов должен лишиться! Нет, брат! Я не дам помириться, я разобью.
Тит Титыч. Гоните его вон сейчас!
Мудров. Я пойду. Только если ты опять пришлешь за мной, так десять заплатишь. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Тит Титыч, Настасья Панкратьевна и Андрей Титыч.
Тит Титыч. Вот до чего я дожил! Видите вы это? Вот вы и казнитесь! Вот, глядите на меня и казнитесь! А все через кого? Через вас. Вот вырастил сына – еще жениться хочет, дурак! – а какая мне от него теперь помощь?
Андрей Титыч. Вы сами, тятенька, желали, чтоб я женился на Александре Петровне.
Тит Титыч. Ты разговаривать! Ты разговаривать стал! Ты и дышать не смей! А то я такую женитьбу задам! Этакое несчастие в доме, а ты жениться! Мы, может быть, нищие будем, а ты жениться! Вот дыхни еще раз!
Настасья Панкратьевна. Что ты, что ты, Андрюша! Этакое в доме несчастие, а ты жениться!
Андрей Титыч. Маменька, молчите! Бог с вами, тятенька! Вы меня навек несчастным хотите сделать, так вы за это богу ответите. Что я вам – на мытарство, что ли, достался? Что ж мне, на Каменный мост бежать? Руки на
