человек! — Сложные вещества состоят из элементов, но вот элементы совершенно однородны. — О самомнительный человек! Тут пролегает некая еле заметная черта. — Не следует говорить, будто существует что-то недоступное нашему зрению. — Итак, говорить следует, как все, но думать — по-своему.
461. Покорность. — Порою должно уметь сомневаться, порою — проникнуться верой, порою — покорствовать. Кто не следует этим правилам, тот не в ладу со здравым смыслом. Иные люди не способны усвоить ни одного из них: они или всему верят как доказанному, ибо ничего не понимают в доказательствах, или во всем сомневаются, ибо не понимают, в каких случаях должно покорствовать общепринятому, или всему покорствуют, ибо не понимают, что в иных обстоятельствах следует пораскинуть собственным умом.
462. Блаженный Августин: разум никогда не стал бы покорствовать, если бы не считал, что в иных случаях покорность — его прямой долг. Следовательно, если он сам считает, что должен покорствовать, в подобной покорности заложена справедливость.
463. Покорность и умение здраво мыслить — вот черты, которыми отмечено истинное христианство.
464. Мудрость велит нам уподобиться детям: Nisi efficiamini sicut parvuli[69 — Если не будете как дети (лат.).].
465. Отличительнейшая черта разума — его недоверие к себе.
466. Наивысшее проявление силы разума — в способности признать, что существует множество явлений, ему непостижимых; он слаб, если не понимает этого.
А если даже естественные явления превосходят его понимание, то что уж говорить о явлениях сверхъестественных!
5. Польза доказательств с помощью механических действий: автомат и воля
467. Возлагать надежду только на исполнение всех обрядов значит покорствовать суеверию, своевольно отвергать обряды — значит покорствовать гордыне.
468. При таинстве исповеди, чтобы грехи были нам отпущены, необходимо не только их отпущение, но и покаяние, которое не будет настоящим, если оно не стремится к таинству. Точно так же не благословение снимает с врачующихся грех при зачатии, но желание зачать детей, угодных Богу, а непритворно такое желание лишь у тех, кто сочетается законным браком. И как не причастившийся таинству, но мучимый совестью может больше надеяться на отпущение грехов, нежели причастившийся, но не раскаянный грешник, точно так же дочери Лота, например, только и желавшие, что иметь детей, были целомудренней, хотя и не состояли в браке, нежели замужние женщины, этого желания не испытывающие.
469. Дабы обрести Бога, внешнее следует сочетать с внутренним, иными словами — следует преклонять колени, читать молитвы и т. д. в знак того, что человек, исполненный гордыни и не желавший покорствовать Богу, теперь покорствует Его творению. Ожидать помощи только от внешнего — значит быть исполненным суеверия, не желать внутреннее сочетать с внешним — значит быть исполненным гордыни.
470. Ибо не следует заблуждаться на свой счет: мы — и бездушные механизмы, и одушевленные существа, и, следовательно, убедить вас в чем-то можно не только с помощью очевидного. На свете так мало очевидного! Доказательства убедительны только для разума. Куда неотразимее доказательства обычая: он воздействует на автомат, который затем незаметно склоняет на свою сторону разум. Кто и когда доказал, что завтра снова наступит день и что все мы смертны? А вместе с тем, кому придет в голову оспаривать эти утверждения? Итак, убедил нас в них обычай, тот самый обычай, который множеству людей прививает христианство, который сотворяет их турками, язычниками, ремесленниками, солдатами и т. д. (Христиане обретают свою веру еще при крещении, их больше, чем язычников.) Наконец, обычай приходит на помощь и в том случае, когда разум уже узрел, в чем содержится истина, дабы напитать, окрасить живыми красками нашу веру, ежечасно грозящую от нас ускользнуть: слишком уж хлопотно все время искать доказательства, ее подтверждающие. Нам нужна необременительная вера, а как раз такую веру и дарует привычка, которая без всякого насилия, без ухищрений и доказательств побуждает уверовать в то, или другое, или третье, клонит к этому все отпущенные нам способности, так что наша душа сама собой целиком отдается помянутой вере. Если человек верует лишь по подсказке рассудка, меж тем как автомат в нем склонен верить противоположному, вера его шатка. Итак, верой должны проникнуться обе наши половины: рассудок, единожды и навсегда убежденный разумными доказательствами, равно как автомат, убежденный обычаем, накладывающим запрет на неверие. Inclina cor meum, Deusi[70 — Приклони сердце мое. Господи! (лат.)].
Человеческий разум медлителен, к тому же привык рассматривать любое явление под столь различными углами зрения, которые всегда следует иметь в виду, что поневоле то и дело задремывает или вообще сбивается с пути, потеряв нить рассуждений. Чувство, напротив того, проворно: оно мгновенно отвечает на воздействие и всегда к этому готово. Вот почему, когда дело касается веры, мы должны положиться на чувство, иначе она всегда будет шаткой.
471. Письмо о пользе доказательств, полученных с помощью механизма. — Вера во всем отлична от доказательства: доказывает человек, веру дарует Бог. Justus ex fide vivit[71 — Праведный верою жив будет (лат.).]: это сказано о той вере, которую Сам Господь вкладывает в сердце человека, причем орудием для этого нередко служит доказательство, files ex auditu[72 — Вера от слышания (лат.).], но вера живет в сердце, понуждая повторять credo[73 — Верую (лат.).], а не scio[74 — Знаю (лат.).].
472. Велика и существенна разница между поступками, продиктованными волей, и всеми прочими нашими действиями.
Воля — одна из главных пружин любого верования, но не потому, что она сама творит эти верования, а потому, что истинность или ложность наших понятий зависит от того, какую их сторону мы рассматриваем. Стоит воле предпочесть ту или иную сторону, как она тут же отвращает рассудок от изучения сторон, ей не полюбившихся; вот почему он, неразрывно связанный с волей, разглядывает лишь сторону, которая была ею одобрена, и судит, исходя из этой точки зрения.
473. Г-н де Роанне не раз говорил: “Разумные причины приходят мне в голову не сразу, что-то нравится или, напротив того, отталкивает меня сперва без всяких причин; вместе с тем я потом обнаруживаю, что оттолкнувшее меня оттолкнуло по той самой причине, которая пришла мне в голову лишь позднее”. Но я думаю, что нечто оттолкнуло от себя не по той разумной причине, которая пришла в голову позднее, а что она лишь потому и пришла в голову, дабы хоть как-то объяснить отталкивание.
6. Сердце
474. Любое рассуждение нашего разума сводится к оправданию победы чувства над этим самым разумом.
А вот воображение и подобно чувству, и противоположно ему, поэтому отличить одно от другого не так-то просто. С равным успехом можно утверждать и что чувство — плод воображения, и что именно воображение — самое подлинное чувство. Тут необходимо опираться на некое твердое правило. Разум это правило подсказывает, но он в плену у всех наших чувств, вот и получается, что никаких твердых правил не существует.
475. Люди нередко путают воображаемое чувство с чувством истинно сердечным, поэтому им кажется, что они уже вступили на путь праведный, хотя на самом деле еще только собираются вступить на него.
476. Как еще долог путь от познания Бога до любви к Нему!
477. У сердца немало своих собственных разумных, по его понятию, чувств, непостижимых разуму, и этому утверждению есть множество доказательств. Я убежден, что сердце искренне любит и Вездесущего, и так же искренне — себя; поэтому оно, в зависимости от минутной склонности, отдается нежным чувствам или, напротив того, охладевает то к одному, то к другому. Вы оставили в вашем сердце любовь лишь к одному из двух; но разве побудили вас к этому доводы разума?
478. Сердце, инстинкт, руководящее начало.
479. Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем: именно сердце помогает нам постичь начало начал, и тщетны все усилия разума, неспособного к такому постижению, опровергнуть доводы сердца. Пирроники, которые лишь этим и занимаются, зря тратят время. Мы знаем, что ничего не примыслили, а бессилие доказать нашу правоту с помощью разума свидетельстве не о шаткости обретенного нами знания, как утверждают пирроники, а о слабости этого самого разума. Ибо мы не менее твердо убеждены в том, что наравне с существованием пространства, времени, движения, чисел существует некое начало начал, нежели во всем, чему нас научил разум. Вот на эти знания, обретенные с помощью сердца и инстинкта, должен опираться разум, из них он должен исходить в своих рассуждениях. Сердце чувствует, что пространство трехмерно и что чисел бесконечное множество, и уж потом на этой основе разум доказывает, что два возведенных в квадрат числа никогда не бывают равны друг другу. Основные начала мы чувствуем, математические положения доказываем, то и другое непреложно, хотя приобретаются эти знания разными путями. И равно смешно, равно бесплодно разуму требовать от сердца доказательств существования начала начал — иначе он не поверит в него, — а сердцу требовать от разума чувством воспринять математические положения — иначе оно их отвергает.
Итак, подобное бессилие разума должно сбить спесь с него, жаждущего быть полномочным судьей всем и всему, не поколебав при этом нашей уверенности. Будь на то Господня воля, мы никогда не нуждались бы в нем и все существенное познавали бы с помощью инстинкта и чувства. Но природа отказала нам в этом благе, она отмерила нам более чем скудные познания именно в самом существенном, меж тем как все прочие сведения мы и впрямь обретаем с помощью разума.
Вот почему те, кого Бог сподобил обрести веру по велению сердечного чувства, так счастливы, а их убеждения так неколебимы. Что же касается всех прочих, нам остается одно — склонять этих людей к вере доводами разума в ожидании, пока Господь не откроет их сердцам истину, ибо только вера, идущая от сердца, возвышая человека над всем человеческим, обещает ему вечное спасение.
480. Вера — дар Божий. И не рассчитывайте, что мы станем утверждать, будто она — дар нашего разумения. Другие вероисповедания гласят другое: для них только наше разумение наставляет на путь истинный, вот только путь этот никуда не ведет.
481. Человек не умом, а сердцем чувствует Бога. Это и есть вера: не умом, а сердцем чувствовать Бога.
7. Вера и что может помочь нам уверовать. Просопопея
482. Веру можно обрести тремя способами: либо с помощью разума, либо обычая, либо откровения. Христианская вера — а она исполнена разума — истинными своими чадами числит только тех, кому даровано было откровение; это не значит, что она отметает здравый разум и обычай; напротив того, человек должен здраво оценить доводы в пользу ее разумности, должен найти подкрепление им в обычае, но откровение будет ему дано, если он смирился