например, никогда не допустим формапьного намерения грешить ради самого по себе греха, и мы разрываем со всяким, кто упорствует во зле с одной целью — делать зло; это — дьявольская черта: тут нет исключения ни для возраста, ни для пола, ни для высокого положения. Но к людям, не имеющим этого несчастного влечения, мы стараемся применить на деле наш способ направлять намерение, который состоит в том, чтобы ставить целью своего намерения дозволенное действие. Это не значит, конечно, что мы не стараемся удерживать людей, насколько можем, от запрещенных действий, но, когда мы не можем удержать их от действий, мы по крайней мере очищаем их намерения и таким образом поправляем порочность средства чистотою цели.

Вот каким образом наши отцы нашли способ разрешить те насилия, которые производятся для защиты чести. Ведь здесь, по мнению этих отцов, достаточно всего лишь отклонить свое намерение от преступного желания мести и настроиться на дозволенное желание защитить свою честь. Таким образом, они исполняют все свои обязанности и относительно Бога, и относительно людей: с одной стороны, дозволяя действия, они удовлетворяют свет; с другой — удовлетворяют требованиям Евангелия, очищая намерения. Вот чего не знали древние, вот чем обязаны нашим отцам. Понимаете ли вы это теперь?

— Очень хорошо, — сказал я. — Вы предоставляете людям внешнюю и материальную сторону — действие, а Боту вы предоставляете внутреннюю и духовную — намерение, и посредством такого справедливого деления вы связываете законы человеческие с божественными. Но, отец мой, по правде говоря, я несколько не доверяю вашим обещаниям и сомневаюсь, чтобы ваши авторы утверждали столько же, сколько вы.

— Вы несправедливы ко мне, — сказал патер, — я не утверждаю ничего такого, чего бы не мог доказать, и притом столькими выдержками, что их число, авторитет и основания преисполнят вас изумлением.

Для того, чтобы показать вам, что при помощи этого направления намерения наши отцы соединили правила Евангелия с законами света, вот выслушайте отца нашего Регинальда (in Praxi, ?. 21, № 62, стр. 260): «Частным лицам запрещается мстить за себя, так как св. ап. Павел говорит в Послании к Римлянам, гл. 12: «Не воздавайте никому злом за зло»; и Сирах, гл. 28: «Мстительный получит отмщение от Госпрда, который не забудет грехов его». Прибавьте сюда все, что сказано в Евангелии о прощении обид, например, в главах 6–й и 8–й Еванг. от Матфея».

— Конечно, отец мой, если после этого он говорит не то, что в Писании, то уж это происходит не по незнанию его. К какому же заключению приходит он наконец?

— Вот к какому, — сказал он. — «Из всего этого явствует, что человек военный может тотчас же начать преследовать того, кто его ранил, правда, не с целью воздать злом за зло, но для того, чтобы сохранить свою честь: Non ut malum pm malo reddat, sed ut amsewet honorem». Видите ли, как 0ни старательно запрещают иметь намерение платить здоц за зло, потому что св. Писание осуждает его? Этого они никогда не терпели. Справьтесь у Лессия (De just., кн.2, гл. 9, расс. 12, № 79): «Тот, кто получил пощечину, не должен иметь намерения отомстить за нее, но он может иметь намерение избежать позора и ради этого тотчас же отразить данное оскорбление даже ударами меча: etiam cum gladio». Мы так далеки от мысли допустить намерение мстить своим врагам, что отцы наши не допускают даусе того, чтобы желали врагам смерти из чувства ненависти. Послушайте отца нашего Эскобара (тр. 5, пр. 5, Ms 145): «Если враг ваш готовится нанести вам вред, вы не должны желать ему смерти из чувства ненависти, но вы, конечно, можете желать ее, чтобы избежать ущерба*. А при подобном намерении рассматриваемое стремление до того законно, что наш великий Уртадо де Мендоса говорит, что «можно просить у Бога, чтобы он скорее послал смерть тем, которые готовятся преследовать нас, если этого нельзя избежать иначе». Это находится в его книге De spe. (т. 2, расс. 15, отдел 4, § 48).

— Ваше преподобие, — сказал я, — церковь позабыла поместить молитву с этим намерением в своем молитвеннике.

— Там помещено не все, — сказал он, — о чем можно просить Бога. Не говоря уже о том, что это было и невозможно, так как данное мнение составилось позже, чем был выпущен молитвенник: вы слабы в хронологии. Но. чтобы не уклоняться от предмета, выслушайте еще следующую выдержку из нашего отца Гаспара Уртадо (De sub. ресс. diff. 9), приведенную Дианой (стр. 5, тр. 4, рубр. 99). Это один из двадцати четырех отцов Эскобара. «Владетель духовного места может, безо всякого смертного греха, желать смерти тому, кто получает пенсию из его дохода: и сын может желать смерти отца и радоваться ей, когда она приключится, если только делается это ради того имущества, которое ему достанется, а не из личной ненависти».

— Ах, отец мой, — сказал я, — вот прекрасный плод направления намерения! Я вижу, что оно обладает большой растяжимостью. Но, тем не менее, есть некоторые случаи, решение которых оказалось бы все еще затруднительным, хотя оно и крайне необходимо дворянам.

— Приведите их, мы посмотрим, — сказал патер.

— Докажите мне, — сказал я, — даже и при помощи этого направления намерения, что дозволительно драться на дуэли.

— Наш великий Уртадо де Мендоса, — сказал патер, — удовлетворит вас тотчас же выдержкой, которую приводит Диана (стр. 5, тр. 14, рубр. 99): «Если известно, что вызванный на дуэль дворянин не склонен к благочестию, а что, напротив, совершаемые им ежечасно, без всякого зазрения совести, грехи заставляют с уверенностью предполагать, что если он откажется от дуэли, то не из страха Божия, а по своей трусости, и что таким образом о нем станут говорить: это — курица, а не мужчина, gallina et non vir[147], он может для сохранения своей чести явится в назначенное место, конечно, не с явным намерением драться на дуэли, но лишь с намерением защищаться, если призвавший его вдруг нападет там на него несправедливо. И поступок его будет совершенно безразличен сам по себе; ведь что же дурного в том, чтобы пойти в поле, гулять там в ожидании другого человека и начать защищаться, если вдруг нападут? И, следовательно, он никоим образом не грешит, так как это не значит принять вызов, раз намерение было направлено на другие обстоятельства: ибо принятие вызова на дуэль состоит в решительном намерении драться, которого не было в данном случае».

— Вы не сдержали своего слова, отец мой. Тут в сущности дуэль не допускается: напротив, он считает ее настолько запрещенной, что для того, чтобы сделать ее дозволенной, он избегает назвать ее.

— Э! Э! — сказал патер, — вы начинаете понимать: я в восторге. Я мог бы, конечно, ответить, что этим он разрешает все, что требуется для людей, дерущихся на дуэли. Но так как вы желаете, чтобы вам отвечали прямо, то наш отец Лайман может сделать это за меня, поскольку он разрешает дуэль в ясных словах, лишь бы при принятии вызова намерение было направлено на охранение своей чести или благосостояния (кн. 3, ч. 3, гл. 3, MsMs 2 и 3): «Если солдат, находясь при войске, или дворянин при дворе оказывается в таком положении, что может потерять честь или состояние. отказавшись от дуэли, то я не вижу, чтобы возможно было осудить в подобном случае того, кто решится на нее, чтобы защититься». По отзыву нашего знаменитого Эскобара (тр. 1, пр. 7, №№ 96 и 98), Педро Уртадо говорит то же самое. У Эскобара цитируются следующие слова Уртадо: «Можно драться на дуэли, чтобы защитить даже свое состояние, если нет другого средства сохранить его, так как каждый имеет право защищать свое добро, даже убивая при этом своих врагов».

Я изумлялся по поводу этих выдержек, что благочестие короля побуждает его употребить всю свою власть, чтобы запретить и уничтожить в своем государстве~дузль, а благочестие иезуитов напрягает все их остроумие, чтобы разрешить и узаконить ее в церкви. Но добрый патер так разошелся, что несправедливо было бы прервать его, так что он продолжал следующим образом:

— Наконец, Санчес (посмотрите только, каких людей я привожу вам!) идет еще дальше, так как он не только разрешает принимать вызов, но даже вызывать и самому, направляя в хорошую сторону намерения. И наш Эскобар следует ему в этом (L. с. № 97).

— Отец мой, — сказал я ему, — я не стану с ним спорить, если это так; но я никогда не поверю, что он мог написать это, пока не увижу сам.

— Прочитайте же сами, — сказал он мне.

И я действительно прочел следующие слова в Моральной теологии Санчеса (кн. 2, гл. 39, № 7): «Совершенно основательно утверждать, что человек может драться на дуэли для спасения своей жизни, своей чести или своего имущества, если последнее значительно, когда достоверно известно, что хотят несправедливо лишить его указанных вещей процессами и сутяжничеством и что это единственное средство сохранить их. И Наварр говорит очень хорошо, что в подобном случае разрешается и принять, и предложить дуэль: Licet acceptare et qfferre duellum, а также, что можно убить тайком своего врага. И в этих последних случаях даже не следует прибегать к дуэли, если можно тайным образом убить своего врага и таким образом выпутаться из дела: ибо этим средством избегаешь одновременно и того, чтобы подвергать опасности собственную жизнь на дуэли, и того, чтобы быть причастным к греху, который совершает наш враг данным поединком».

— Вот отец мой, — сказал я, — благочестивое убийство, но хотя оно и благочестиво, а все же остается убийством из — за угла, так как разрешается убить врага изменнически.

— Разве я сказал вам, что можно убить врага изменнически? Сохрани меня Бог от этого! Я сказал вам, что можно убивать тайком, а вы из этого заключаете, что можно убивать изменнически, как будто это одно и то же. Узнайте из Эскобара (тр. 6, пр. 4, № 26), что значит убивать изменнически, а потом уж можете говорить: «Называется убить изменнически, когда убивают человека, не имеющего никакого повода опасаться этого. Потому и не говорится о том, кто убил своего врага, что он убил его изменнически, хотя бы и напал на него с тылу или из засады: Licet per insidias out a tergo percutiat». И в том же