Божьего. Нарушается великая заповедь, заключающая в себе закон и пророков’, подрываются под самое чувство благочестия в душе; изгоняют из него дух, животворящий его: говорят, что любовь к Богу не необходима для спасения; и доходят даже до того, что утверждают, будто это освобождение от любви к Богу есть преимущество, принесенное миру Иисусом Христом. Это верх нечестия. Цена крови Иисуса Христа служит освобождению нас от любви к Нему! До воплощения все были обязаны любить Бога; но с тех пор, как Бог столь возлюбил мир, что отдал ему своего единородного Сына[181] мир, искупленный Им, будет освобожден от любви к Нему!
Какая странная теология в наши дни! Дерзают снимать проклятие, которое св. ап. Павел[182] изрек на тех, кто не любит Господа Иисуса. Разрушают сказанное святым ап. Иоанном: тот, кто не любит, пребывает в смерть[183], и самим Иисусом Христом: не любящий Его не соблюдает Его заповедей[184]. Так делают достойными пользоваться вечным блаженством с Богом тех, кто никогда не любил Бога во всю свою жизнь! Вот совершилось таинство беззакония! Откройте наконец глаза, отец мой; и если вас не трогали другие заблуждения ваших казуистов, пусть эти последние отдалят вас от означенных авторов своими крайностями. Я желаю этого от всего сердца для вас и для всех ваших отцов и молю Бога, чтобы Он соизволил научить их, насколько обманчив свет, ведущий к таким пропастям, и чтобы Он наполнил своей любовью тех, кто осмеливается освобождать от нее людей.
Поговорив еще несколько в этом роде, я оставил патера, и не вижу никакой надежды вернуться к нему снова Но не жалейте об этом; потому что, если бы понадобилось еще побеседовать с Вами об их правилах, я достаточно читал их книги, так что могу рассказать почти столько же об их морали, а об их политике, может быть, еще больше, чем он сам.
Письмо одиннадцатое
Писанное к Преподобным Отцам Иезуитам[185] о том, что можно опровергать насмешками смешные ошибки. — О предосторожностях, которые надо принимать при этом; что они соблюдались Монтальтом и не были соблюдены иезуитами, — Нечестивые шутки отца Аемуана и отца Гарасса
18 августа 1656 г.
Мои Преподобные Отцы!
Видел я письма, которые вы издаете против писем, писанных мною одному другу по поводу вашей морали; в них одним из главных пунктов защиты выставляется то, что я недостаточно серьезно говорю о ваших правилах; это вы повторяете во всех ваших писаниях и доходите до того, что упрекаете меня в «осмеивании священных предметов».
Упрек этот, отцы мои, очень удивителен и весьма несправедлив; где вы найдете, что я насмехался над священными предметами? Вы указываете в частности на договор Мохатра и на историю Жана из Альбы. Но неужели, по — вашему, это предметы священные? Неужели вам думается, что договор Мохатра предмет столь достойный благоговения, что было бы кощунством говорить о нем непочтительно? А уроки о. Бони о воровстве, соблазнившие Жана из Альбы воспользоваться ими против вас же самих, неужели они так уж священны, что вы имеете право называть безбожниками тех, кто насмехается над ними?
Неужели, отцы мои, вы станете выдавать бредни своих авторов за истины веры, и нельзя будет посмеяться над выдержками из Эскобара и столь несообразными и малористианскими решениями других ваших авторов без того, чтобы вы не обвинили в осмеянии религии? Ведь столь частое повторение вами столь неразумной вещи становится невыносимым. И как вы не боитесь, что, порицая меня за насмешки над вашими заблуждениями, вы даете мне новый повод посмеяться над этим упреком и заставить его пасть на вашу голову, доказав, что, если я смеялся, то только над тем, что смешно в ваших книгах, и что, осмеивая вашу мораль, я был, следовательно, настолько же далек от осмеивания священных предметов, насколько учение ваших казуистов далеко от святого учения Евангелия?
Право же, отцы мои, существует большая разница между насмешкой над религией и насмешкой над теми, кто опошляет ее своими нелепыми мнениями. Было бы нечестием непочтительно относиться к истинам, которые открыты нам Духом Божиим; но было бы, с другой стороны, также нечестием недостаточно презрительно относиться к той лжи, которую дух человеческий противопоставляет им.
Так как вы, отцы мои, заставили меня завести об этом речь, то я прошу вас иметь в виду, что насколько христианские истины достойны любви и уважения, настолько же заблуждения, противоположные им, достойны презрения и ненависти; ибо в истинах нашей религии есть две стороны: божественная красота, внушающая любовь к ним, и священное величие, внушающее к ним благоговение; и в заблуждениях есть тоже две стороны: нечестие, вызывающее к ним отвращение, и нелепые притязания, делающие их смешными. Поэтому — то, как святые питают всегда к истине эти два чувства любви и страха, и вся их мудрость заключается между страхом, ее началом, и любовью, ее концом, так они и при виде заблуждений испытывают два чувства — ненависти и презрения, и рвение их применяется одинаково к отражению лукавства нечестивых силою и к посрамлению их заблуждений и безумств при помощи насмешки.
Не обманывайте же себя надеждой, отцы мои, что вы заставите людей думать, будто недостойно христианина относиться с насмешкой к заблуждениям, поскольку легко дать понять тем, кто этого не знает, что подобный прием справедлив, что он часто встречается у отцов церкви и одобрен св. Писанием, примером величайших праведников и даже самого Бога.
Ибо не видим ли мы, что Бог в одно и то же время и ненавидит и презирает грешников до того, что даже в час их смерти, в такое время, когда состояние их самое плачевное и самое грустное, божественная мудрость присоединяет насмешку и посмеяние к мести и гневу, которые осуждают их на вечное мучение? In interitu vestro ridebo et subsannabo[186]'[187]. И святые, движимые тем же духом, так же поступят, ибо, по словам Давида, когда праведные узрят наказание злых, «они убоятся и посмеются над ними: Videbuntjusti ettimebunt et supereum ridebunt»[188]. И Иов говорит также: «Непорочный посмеется им: Innocens subsannabit eos»[189].
Но особенно замечательно по этому предмету то, что в первых словах, которые Бог изрек человеку после падения его, встречается насмешливая речь и едкая ирония, по словам отцов церкви. Ибо, когда Адам ослушался, надеясь, по дьяволову наущению, стать подобным Богу, Бог, как это явствует из св. Писания, в наказание сделал его причастным смерти и, приведя его в это несчастное положение, заслуженное его грехом, посмеялся над ним в следующих насмешливых словах: «Вот Адам стал как бы один из Нас: Ессе Adam quasi unus ex nobis[190], а это, по мнению св. Иоанна Златоуста и истолкователей, есть жестокая и чувствительная ирония, которою Бог язвительно уколол его: «Адам, говорит Руперт, заслужил эту ироническую насмешку, и ему дали почувствовать его безумие этим ироническим выражением гораздо живее, чем серьезным выражением». И Гуго Сен — Викторский, сказав то же, прибавляет, что «эта ирония заслужена его глупым легковерием» и что «этот род насмешки есть акт справедливости, когда тот, к кому она относится, заслужил ее».
Вы видите, следовательно, отцы мои, что иногда насмешкой гораздо легче заставить людей возвратиться от заблуждения и что тогда она есть акт справедливости: потому что, как говорит Иеремия «дела заблуждающихся тщетны и смеха достойны: vana sunt, et risu digna»[191]. И потому не только не нечестие смеяться над этим, но это даже есть действие божественной мудрости, по словам св. Августина: «Мудрые смеются над безумными, потому что они мудры не своей собственной мудростью, но той божественной мудростью, которая посмеется смерти злых».
Также и пороки, исполненные духа Божия, прибегали к насмешкам, как мы видим это на примере Даниила и Илии[192]. Наконец, можно найти примеры этого в речах самого Иисуса Христа: св. Августин замечает, что, когда Он восхотел посрамить Никодима, который считал себя искусным в понимании закона, увидав его надменного гордынею в своем звании еврейского ученого, Он испытывает и изумляет его самонадеянность глубиною Своих вопросов и, приведя его к невозможности ответить, говорит ему: «Как, ты — учитель Израиля, и этого ли не знаешь?»[193] Это все равно, как если бы он сказал ему: «Гордый князь! Признайся, что ты ничего не знаешь»? И св. Иоанн Златоуст, и св. Кирилл[194] говорят по этому поводу, что он заслужил быть осмеянным таким образом.
Вы, следовательно, видите, отцы мои, что случись теперь лицам, изображающим из себя учителей христиан, как Никодим и фарисеи это делали относительно иудеев, оказаться несведущими в началах религии и начать утверждать, например, что можно «спастись, никогда в жизни не испытав любви к Богу», то только последовали бы примеру Иисуса Христа, осмеяв их тщеславие и невежество.
Я уверен, отцы мои, подобных священных примеров достаточно, чтобы заставить вас понять, что такое поведение не противоречит поведению святых, относительно осмеивания ошибок и заблуждений людей: иначе пришлось бы порицать и поведение величайших учителей церкви, применявших его, как, например, св. Иероним[195] в своих письмах и в своих сочинениях против Иовиниана, Вигиланция и пелагиан; Тертуллиан[196] в своей Апологии против безумий идолопоклонников; св Августин против африканских монахов, которых он называет косматыми; св. Ириней[197] против гностиков; св. Бернард[198] и другие отцы церкви, которым, как подражателям апостолов, должны подражать верные во все времена, ибо, что бы там ни говорили, они поставлены как истинный образец для христиан, даже и настоящего времени.
Следовательно, я нисколько не заблуждался, следуя их примеру. И поскольку считаю этот предмет достаточно доказанным, то не стану более говорить о нем, а приведу только прекрасные слова Тертуллиана, которые вполне оправдывают мой образ действий: «Сделанное мной — одна лишь игра перед настоящей битвой. Я скорее показал те раны» которые можно нанести вам, чем нанес их на деле. Если встречаются места, возбуждающие смех, то потому лишь, что самые предметы вызывают его. Есть много вещей, которые вполне заслуживают, чтобы над ними смеялись и издевались таким образом, из опасения придать им значимость серьезным опровержением. Ничего так не заслуживает тщеславие, как насмешки, и, собственно говоря, истина — то и имеет право смеяться, поскольку она весела, и издеваться над врагами, поскольку она уверена в победе. Правда, надо остерегаться, чтобы насмешки не были пошлы и недостойны истины. Но, за исключением этого, если можно искусно воспользоваться ими, то обязательно должно прибегать к ним». Не находите ли вы, отцы мои, что сие место как раз подходит к нашему предмету. «Письма, которые я написал до сих пор, только игра перед настоящей битвой». Я еще только забавлялся «и скорее только указывал вам раны, которые можно
