«дела наши, — как говорит св. Августин, — суть наши, по причине свободной воли, производящей их; но они вместе с тем и Божии, по причине благодати Его, творящей то, что наша свободная воля производит их» (и, как он говорит в другом месте, Бог заставляет нас делать угодное Ему, заставляя нас желать того, чего мы могли бы и не желать: A Deo factum est ut vellent, quod nolle potuissent).
Таким образом, отец мой, противники Ваши совершенно согласны даже с новыми томистами; томисты исповедуют, как и они, и способность противиться благодати, и неминуемость действия последней, которую они так громогласно исповедуют, согласно со следующим основным положением их учения, весьма часто повторяемого в книге Альвареса, одного из наиболее уважаемых членов их Ордена. Упомянутый автор выражает его (Disp. 72, кн. 8, № 4) в следующих словах: «Когда действенная благодать побуждает свободную волю, последняя неизбежно соглашается; ибо действие благодати состоит в том, что, хотя воля и могла бы не согласиться, она на самом деле все — таки соглашается». В доказательство этого он приводит следующее место из св. Фомы, своего учителя: «Воля Божия не может быть не исполнена, и, таким образом, если Ему угодно, чтобы человек согласился с внушением благодати, он неуклонно и даже необходимо соглашается, но не по безусловной необходимости, а по необходимости, основанной на непогрешимости воли Божьей». При этом благодать не нарушает «способности противиться, если желаешь», так как она обеспечивает только отсутствие желания противиться ей, как признает ваш о. Пето (т. I, стр. 602) в следующих выражениях: «Благодать Иисуса Христа производит то, что неуклонно пребывают в благочестии, хотя и по необходимости. Ибо здесь сложно и не соглашаться, если желаешь, как говорит собор. Однако в силу той же самой благодати последнего не желают».
Это, отец мой, неизменное учение св. Августина, св. Проспера, отцов церкви, которые следовали за ними, соборов, св. Фомы и всех томистов вообще. Это также учение Ваших противников, хотя данная мысль является для Вас сюрпризом. И, наконец, это также учение, которое Вы сами сейчас одобрили в следующих выражениях: «Учение о действенной благодати, признающее, что обладаешь способностью противиться ей, есть учение ортодоксальное, утвержденное соборами и защищаемое томистами и сорбоннистами». Скажите правду, отец мой, если бы Вы знали, что противники Ваши действительно держатся этого учения, то, может быть, интерес Вашего Общества и помешал бы Вам высказать публично подобное одобрение? Но, так как Вы себе вообразили, что защитники Янсения выступают против указанного учения, то тот же самый интерес вашего Общества побудил Вас одобрить взгляды, полагаемые Вами противоположными их убеждениям, и, вследствие означенного казуса, желая разрушить их основания, Вы сами превосходно утвердили их. Таким образом выясняется, что защитники действенной благодати, словно при посредстве некоего чуда, оправдываются защитниками Молины: так удивительны пути Божии, чтобы заставить все содействовать славе Его истины.
Пусть же узнает весь свет из Ваших собственных уст, что истина учения о действенной благодати, необходимой для совершения всех дел благочестия, столь драгоценной для церкви, ибо она куплена ценою крови ее Спасителя, настолько установлена как католическая, что нет ни одного католика, даже вплоть до иезуитов включительно, который не признавал бы данное учение ортодоксальным. И, в то же время, пусть услышат Ваши собственные слова о том, что нет ни малейшего следа заблуждения у лиц, которым Вы вменили в вину столько ересей. Ведь, пока Вы приписывали им сокровенные заблуждения, не желая что — либо разъяснять, им было настолько же трудно защищаться от обвинений, насколько Вам легко обвинять подобным образом. Но теперь, когда Вы только что назвали заблуждение, вынуждающее Вас бороться с ними, — учение Кальвина, которое, на Ваш взгляд, они защищают, — теперь всякому ясно, что они не причастны ни к каким заблуждениям. Ведь они настолько решительно выступают против единственного, приписываемого им Вами ложного учения и через речи, книги и любые другие средства, позволяющие засвидетельствовать собственную позицию, искренне отвергают данную ересь, причем — тем же способом, что и томисты, которых Вы без возражений признаете католиками, никогда и не подозревая в противном.
Что скажете Вы теперь против Ваших противников, отец мой? Что, хотя они и не следуют учению Кальвина, они все — таки еретики, потому что не хотят признать, будто учение Янсения тождественно учению Кальвина? Осмелитесь ли Вы сказать, что это — предмет для обвинения в ереси, а не просто вопрос о факте, который не может образовать ереси? Было бы, конечно, ересью утверждать, будто невозможно противиться действенной благодати, но разве это ересь — сомневаться, что Янсений держался указанного учения? Разве это истина откровения? Разве это догмат веры, в который должно веровать под страхом вечного осуждения? А не есть ли это, вопреки Вашим утверждениям, вопрос о факте, и не смешно ли утверждать на его основании, будто в церкви есть еретики?
Не давайте же им, отец мой, этого имени, дайте лучше какое — нибудь другое, более подходящее к характеру вашего спора. Скажите, что они невежды и тупицы, что они плохо понимают Янсения. Это будут упреки, вполне подходящие к вашему спору, но называть их еретиками здесь совершенно неуместно. И так как ересь — это единственное оскорбление, от которого я желаю их защитить, то мне нетрудно будет доказать, что они хорошо понимают Янсения. Я скажу Вам только одно, отец мой: если судить его по Вашим правилам, то, кажется мне, трудно не признать его католиком; ибо для того, чтобы исследовать его учение, Вы применяете следующие правила.
«Чтобы узнать, — говорите Вы, — обеспечен ли Янсений от подозрений в ереси, нужно узнать, защищает ли он действенную благодать в смысле Кальвина, отрицающего способность противиться ей, — тогда он был бы еретиком, или в смысле томистов, допускающих вышеназванную способность, — тогда он был бы католиком». Посмотрите же, отец мой, считает ли он, что есть способность противиться, если он в целых трактатах и, между прочим, в третьем томе[359], говорит (кн. 8, гл. 20): «Всегда есть способность противиться благодати, по учению собора; свободная воля всегда может действовать или не действовать, желать или не желать, соглашаться или не соглашаться, делать добро или зло, и человек в этой жизни всегда обладает указанными двумя свободами, которые вы называете свободою к действию противному и к действию противоположному». Посмотрите также, разве он не против заблуждения Кальвина (как Вы излагаете это последнее сами), когда показываете в целой 21–й главе, что «церковь осудила этого еретика, который говорит, что действенная благодать влияет на свободную волю не так, как думали долгое время в церкви, т. е. оставляя в итоге свободной воле способность соглашаться или не соглашаться. Тогда как, по учению св. Августина и собора, всегда остается способность не соглашаться, если желаешь этого, а, по мнению св. Проспера, Бог даже Своим избранным дарует свободу пребывать в благочестии таким образом, что не лишает их способности желать противоположного». И рассудите, наконец, разве он не согласен с томистами, когда заявляет в четвертой главе: «Все, что томисты написали, чтобы согласовать действенность благодати со способностью противиться ей, настолько согласно с моими воззрениями, что стоит только просмотреть их книги, чтобы узнать из них мои убеждения. Quod ipsi dixerunt, dictum puta».
Вот как он говорит о всех указанных основополагающих вопросах и вот почему я считаю, что он верует в способность противиться благодати, что он против Кальвина и согласен с томистами, поскольку сам говорит об этом, и, следовательно, по — вашему, он — католик. Если есть у Вас какой — нибудь иной путь узнать смысл автора, помимо его выражений, и если Вам угодно, вопреки всем его словам, и не приводя ни одной конкретной выдержки, утверждать, будто он отрицает способность противиться и стоит заодно с Кальвином против томистов, то не бойтесь, отец мой, что я буду за это обвинять Вас в ереси: я скажу только, что Вы, кажется, плохо понимаете Янсения; но мы при этом все — таки остаемся чадами одной и той же церкви.
Почему же, отец мой, Вы так страстно относитесь к этому разногласию и смотрите как на злейших врагов Ваших и самых опасных еретиков на людей, которых Вы не можете обвинить ни в каком заблуждении» вообще ни в чем, кроме того только, что они понимают Янсения не так, как Вы? О чем же Вы спорите, как не о смысле указанного автора? Вы желаете, чтобы они осудили данный смысл, а они спрашивают Вас, что Вы под ним разумеете? Вы говорите, что видите в нем заблуждение Кальвина; они отвечают, что осуждают кальвинизм. Таким образом, если Вы имеете в виду не сами по себе слова, а обозначаемое этими словами, то Вы должны бьпъ удовлетворены. Если они отказываются осудить смысл Янсения, то только потому, что видят у него смысл св. Фомы. Таким образом, «смысл Янсения» у Вас получает двоякое значение. В Ваших устах упомянутое словосочетание обозначает смысл Кальвина; у них — смысл св. Фомы. Так что эти два разных понятия, имеющиеся у Вас, об одном и том же термине[360] возбуждают все ваши раздоры, и если бы мне пришлось руководить диспутами, то я запретил бы как той, так и другой стороне упоминать о Янсении. И тогда, так как спорящие выражали бы только то, что действительно хотели бы сказать, то и оказалось бы, что Вы, отец мой, требуете только осуждения смысла Кальвина, на что они согласны; они же ничего иного не требуют, кроме защиты смысла св. Ав1устина и св. Фомы, в чем вы все соглашаетесь.
Итак, отец мой, объявляю Вам, что я, со своей стороны, всегда буду считать их католиками, осуждают ли они Янсения, находя у него заблуждения, или не осуждают, находя у него только то, что Вы сами признаете католическим, и скажу им то же самое, что сказал св. Иероним[361] Иоанну, епископу Иерусалимскому, обвиненному в поддержке восьми положений Оригена: «Или осудите Оригена, если признаете, что он держался указанных заблуждений, илй же отрицайте, что он держался их: out nega hoc dixisse еит qui arguitur; aut, si locutus est talia, eum damna qui dixent».
Вот, отец мой, как поступают те, кто ненавидит не людей, а заблуждения; а так как Вы ненавидите людей больше, чем заблуждения, то Вам кажется недостаточным осудить заблуждения, если люди, которых Вы напрасно обвинили в этих заблуждениях, не будут осуждены.
Как жесток Ваш образ действия, отец мой, но в то же время как
