из которого отец Лами вывел свое учение, столь же плох, как и учение, из него извлеченное. Данный принцип содержится в num. 111, где наш иезуит утверждает, что мирянину позволительно убить того, кто желает деятельно или словестно его (мирянина) опорочить, если нет другого способа избежать бесчестия, и когда полагают, что не остается ничего иного, допустим, в момент, когда тот, кто хочет нанести несправедливое оскорбление, действительно высказывает по отношению к жертве своего злоречия оскорбительные слова. Очевидно, что если данное учение не осудить, как применительно к светским людям, так и к священникам, то с необходимостью потребуется, я уже не говорю всего лишь терпеть, но даже приветствовать то бесчисленное множество убийств, которые каждый день случаются в различных государствах.
В то время как вышеприведенная доктрина рассматривалась в Совете Брабанта, у отца Лами было отыскано другое, не менее ужасное воззрение. В той же книге и в том же disp. (36, seci. 8, п. 130), после перечисления некоторых случаев, когда, на его взгляд, позволительно защищать свое имущество даже убивая того, кто хочет это имущество похитить, он добавляет следующее: не только «дозволяется защищать то, чем мы владеем в настоящий момент, но также и то, на что мы имеем пока только право и чем рассчитываем однажды завладеть Поэтому позволительно как претенденту на наследство (heritier), так и законному наследнику (legataire) защищаться (убивая) от лица, несправедливо препятствующего либо вступить во владение наследством, либо получить право на таковое. И точно так же тот, кто имеет право на кафедру или на доход с церковного места, может воспользоваться аналогичными мерами защиты против несправедливо препятствующих пользоваться означенными правами. Тем не менее, кредитор не может своей властью поступить подобным образом в отношении должника, вместо того, чтобы призвать последнего к судебной ответственности, даже когда должник заявил бы, что не хочет платить. Однако указанные меры позволительны против мешающих должнику произвести оплату долга, когда нет другого средства воздействия и когда существует опасность, что если только подобных мер не принять, то взыскание долга станет уже невозможным». Рассмотренные тексты и составляют материал, изъятый из книги отца Лами по приказу Высшего Совета Брабанта на основании требования генерального прокурора, после цензуры Лу венского теологического факультета на данные воззрения.
III. Цензура Лувенского теологического факультета на пагубное учение отца Лами, иезуита
В шестой день сентября 1649 г по требованию генерального прокурора была созвана Ассамблея священного Лувенского теологического факультета для вынесения приговора по поводу доктрины, содержащейся в пятом томе Курса схоластической теологии отца Франсуа Лами, который составлен последним в соответствии с методой их Общества, выраженной в следующих словаx: «Для священнослужителя либо монаха было бы позволительно убить клеветника, угрожающего оглаской опасных преступлений означенных лиц или Ордена, к которому эти лица принадлежат, когда есть лишь это единственное средство помешать клевете и не представляется возможным использование никакого другого, а клеветник, если его не убить, готов обвинить данный Орден или данного монаха перед уважаемыми лицами». Факультет, после обстоятельного (mure) обсуждения, постановил, что указанная доктрина ложна сама по себе и пагубна для всего человеческого рода — как в плане веры, так и по причине различных следствий, которые могут быть из нее извлечены. Посему обе власти, как церковная, так и светская, должны совместно способствовать искоренению рассматриваемого учения. Факультет позволил, кроме того, чтобы г — ну генеральному прокурору был выдан акт о решении Ассамблеи.
Вторая Цензура
В восьмой день октября 1649 г. по требованию г — на генерального прокурора была созвана Ассамблея священного Лувенского теологического факультета для вынесения приговора по поводу двух положений доктрины Франсуа Лами, содержащейся в пятом томе его Курса схоластической теологии, составленного в соответствии с методой, которая принята Обществом иезуитов, disp. 36, sect. 8, пит. 131, et 132. Первое, под номером 131, изложено в следующих словах: «В — третьих, не только дозволяется защищать то, чем мы владеем в настоящий момент, но также и то, на что мы имеем пока только право и чем рассчитываем однажды завладеть. Поэтому позволительно как претенденту на на следство, так и законному наследнику защищаться (убивая) от лица, несправедливо препятствующего либо вступить во владение наследством, либо получить право на таковое. И точно так же тот, кто имеет право на кафедру или на доход с церковного места, может воспользоваться подобными мерами защиты от несправедливо препятствующих пользоваться означенными правами». Второе положение находится под номером 132: «В — четвертых, следует, что кредитор не может своей властью поступить подобным образом в отношении должника, вместо того, чтобы призвать последнего к судебной ответственности, даже когда бы должник заявил, что не хочет платить. Однако указанные меры позволительны против мешающих должнику произвести оплату долга, когда нет другого средства воздействия и когда существует опасность, что если только подобных мер не принять, то взыскание долга станет уже невозможным». Факультет, после основательного обсуждения, постановил, что доктрина, содержащая в приведенных пунктах понимание защиты, которое допускает убийство — как все дальнейшее изложение и даже само название раздела достаточно на это указывают, — является не только ложным, но одновременно и пагубным для государства и для всего человеческого рода. Таким образом, данную доктрину надлежит полностью искоренить».
IV. Продолжение истории отца Лами, извлеченное из Фундаментальной теологии Карамуэля
Мы видели только что, какое множество усилий потратили иезуиты вскоре после заседания Совета Брабанта на защиту рассмотренного выше учения отца Лами. Но всего их влияния не хватило для того, чтобы отстоять до такой степени чудовищные заблуждения, и появился повод надеяться, что представители Общества Иисуса, после’столь торжест венно вынесенного решения, впредь не станут пытаться защи щать подобные заблуждения. Однако вряд ли иезуитам когда — либо удастся более явственно обнаружить то, что Общество любыми средствами борется за сохранение доброго имени всех своих членов (кто бы ни отважился против них выступить), руководствуясь при этом не чем иным, как твердым решением и постоянно присутствующим намерением.
Не прошло еще и шести месяцев после появления приводившихся Цензур факультета и приговора Совета Брабанта, как эти отцы, внушившие себе, что в лице своих теологов Общество в целом получило оскорбление, подняли большой шум по всей Европе. Они попытались привлечь всех теологов, связанных с их Обществом либо зараженных порочными максимами новой морали, к защите дела отца Лами как общего дела всех казуистов. И хотя интриги иезуитов обычно производятся в тайне, на сей раз они обнаружились открыто из — за хвастовства Карамуэля. Ибо этот человек оказался столь жадным до похвальных речей, что, от страха лишиться хотя бы одной из некогда возданных ему похвал, не поленился взять на себя труд включить в свою Фундаментальную теологию услужливое и преисполненное знаков уважения письмо, которое ему написал по интересующему нас здесь вопросу о. Зерголь (Zergol), иезуит из Граца.
«Среди прочих консультаций, — говорит Карамуэль, — эта, изданная в текущем году по всей Европе, полагаю, заслуживает того, чтобы ее признали самой знаменитой. Для лучшего понимания предмета я приведу здесь исполненные учености письма, написанные по данному поводу о. Зерголем, и мой ответ на них.
Письмо отца Зерголя
«Мой преподобный отец, один из моих друзей (Франсуа Лами), обнародовав учение, о котором Вы сможете прочесть в настоящем письме, имеет несчастье видеть, что оно подвергнуто некоторыми теологами (Лувенский теологический факультет) строжайшей цензуре, и на его печатание наложен запрет. Он попросил меня проконсультироваться по данному вопросу ? знакомых мне знаменитых докторов, специализирующихся в сфере вопросов совести. Я тут же откликнулся на просьбу столь дорогого моему сердцу и столь верного друга. Чтобы дать ему удовлетворение, первой моей мыслью было обратиться к свету великого Карамуэля, ибо я совершенно убежден: либо этот великий светоч остроты ума в такой мере просветит моего друга, что бедняга утешится в своем несчастье, если последнее будет расценено Карамуэлем как справедливое, либо невежество (tenebres) его врагов будет рассеяно, и они окажутся покрытыми стыком и позором за осуждение доктрины, защитника которой узрят в Карамуэле. Тем не менее, я исследую и взгляды других ученых с тем, чтобы, если найдется среди последних некоторое достаточно значительное число придерживающихся мнения, что цензурированная доктрина не содержит заблуждений и заслуживает быть изданной, этот суровый приговор, который не смогли смягчить сила и авторитет доводов разума, по крайней мере, получил оценку со стороны множества ученых. Совершенно справедливо, что, если мой друг полностью положился на меня, мне следовало бы и не помышлять об ином для него судье, нежели Карамуэль, поскольку я знаю доподлинно: другие не откроют того, чего не сумеет открыть он. Таково мнение, которое запечатлено в моем сердце и которое я всякий раз свободно обнаруживаю перед любыми собеседниками, когда в моем присутствии речь заходит о Карамуэле, в чей адрес всегда высказываются лишь похвально. Молю Бога, как уже делал неоднократно, чтобы Он сохранял Вас подольше для блага Его церкви и к славе изящной словесности, и чтобы Он внушил Вам действенную волю завершить наконец ту книгу об основаниях принятия решений в вопросах, касающихся христианской совести, которая уже давно обещана миру. Я нисколько не сомневаюсь в величии и значимости подобного Произведения. Мне известно, что для работы над ним требуется много времени, но известно также, что ум Карамуэля способен значительно сократить указанное время без ущерба для доскональности в разработке доктрины. Вы видите, какую смелость я себе позволяю. Боюсь, как бы это не было принято за недостаток уважения или несдержанность. Всем сердцем склоняюсь перед Вашим преподобием, дабы представить любое удовлетворение, какое только Вам будет угодно, и в завершение умоляю позволить мне поцеловать эту столь прославленную в мире руку.
Грац, 1 января 1650 г.»
Как следует из даты, письмо написано несколькими месяцами спустя после Лувенской цензуры, поставленной 6 сентября 1649 г.
Карамуэль, не скупящийся расточать похвалы тем, кто превозносит его самого, по прошествии определенною времени ответил на комплименты отца Зерголя, следующим образом поставив и решив данный вопрос:
«Спрашивают, действительно ли учение Педро Наварра, Сайруса и Франсуа Лами относительно возможности убивать для защиты своей чести заслуживает какой — то цензуры.
Добавлю, что этого учения придерживаются также Гордон, de rest, qaest. 4, cap. 1, Ms 7, Санчес (Sancius) в избранных диспутах, disp. 46, № 8, и другие авторы, которые цитируются в произведениях вышеуказанных докторов. И, дабы разрешить данный вопрос, я спрошу, можно ли сослаться на какого — либо автора, который бы формально противоречил отцу Лами? Я также спрашиваю цензора, осудившего указанное учение, отважился бы он обязать своего исповедующегося следовать противоположному мнению? Я говорю обязать, а не посоветовать. Поэтому всякий
