Как часто у окнаНашептывал мне, старый: «Выкинься».А этот, новый, всё прогналРождественскою сказкой Диккенса.
Вот шепчет мне: «Забудь, встряхнись!»И с солнцем в градуснике тянетсяТочь-в-точь, как тот дарил стрихнинИ падал в пузырек с цианистым.
Его зарей, его рукой,Ленивым веяньем волос егоПочерпнут за окном покойУ птиц, у крыш, как у философов.
Ведь он пришел и лег лучомС панелей, с снеговой повинности.Он дерзок и разгорячен,Он просит пить, шумит, не вынести.
Он вне себя. Он внес с собойДворовый шум и — делать нечего:На свете нет тоски такой,Которой снег бы не вылечивал.
7Мне в сумерки ты все — пансионеркою,Все — школьницей. Зима. Закат лесничимВ лесу часов. Лежу и жду, чтоб смерклося.И вот — айда! Аукаемся, кличем.
А ночь, а ночь! Да это ж ад, дом ужасов!Проведай ты, тебя б сюда пригнало!Она — твой шаг, твой брак, твое замужество,И тяжелей дознаний трибунала.Ты помнишь жизнь? Ты помнишь, стаейгорлинокЛетели хлопья грудью против гула.Их вихрь крутил, кутя, валясь прожорливоС лотков на снег, их до панелей гнуло!Перебегала ты! Ведь он подсовывалКовром под нас салазки и кристаллы!Ведь жизнь, как кровь, до облака пунцовогоПожаром вьюги озарясь, хлестала!Движенье помнишь? Помнишь время?Лавочниц?Палатки? Давку? За разменом денегХолодных, звонких, — помнишь, помнишьдавешнихКолоколов предпраздничных гуденье?Увы, любовь! Да, это надо высказать!Чем заменить тебя? Жирами? Бромом?Как конский глаз, с подушек, жаркий, искосаГляжу, страшась бессонницы огромной.Мне в сумерки ты будто все с экзамена,Все — с выпуска. Чижи, мигрень, учебник.Но по ночам! Как просят пить, как пламенныГлаза капсюль и пузырьков лечебных!1918-1919
1О ангел залгавшийся, сразу бы, сразу б,И я б опоил тебя чистой печалью!Но так — я не смею, но так — зуб за зуб?О скорбь, зараженная ложью вначале,О горе, о горе в проказе!О ангел залгавшийся, — нет, не смертельноСтраданье, что сердце, что сердце в экземе!Но что же ты душу болезнью нательнойДаришь на прощанье? Зачем же бесцельноЦелуешь, как капли дождя, и как время,Смеясь, убиваешь, за всех, перед всеми!
2О стыд, ты в тягость мне! О совесть, в этомраннемРазрыве столько грез, настойчивых еще!Когда бы, человек, — я был пустым собраньемВисков и губ и глаз, ладоней, плеч и щек!Тогда б по свисту строф, по крику их, по знаку,По крепости тоски, по юности ееЯ б уступил им всем, я б их повел в атаку,Я б штурмовал тебя, позорище мое!
3От тебя все мысли отвлекуНе в гостях, не за вином, так на небе.У хозяев, рядом, по звонкуОтопрут кому-нибудь когда-нибудь.Вырвусь к ним, к бряцанью декабря.Только дверь — и вот я! Коридор один.«Вы оттуда? Что там говорят?Что слыхать? Какие сплетни в городе?Ошибается ль еще тоска?Шепчет ли потом: «Казалось — вылитая»,Приготовясь футов с сорокаРазлететься восклицаньем: «Вы ли это?»Пощадят ли площади меня?Ах, когда б вы знали, как тоскуется,Когда вас раз сто в теченье дняНа ходу на сходствах ловит улица!»
Стихотворения 1912-19314Помешай мне, попробуй. Приди, покусисьпотушитьЭтот приступ печали, гремящий сегодня,как ртуть в пустоте Торричелли.Воспрети, помешательство, мне, — о, приди,посягни!Помешай мне шуметь о тебе! Не стыдись,мы — одни.О, туши ж, о, туши! Горячее!5Заплети этот ливень, как волны, холодных локтейИ, как лилии, атласных и властных бессильемладоней!Отбивай, ликованье! На волю! Лови их, — ведьв бешеной этой лапте —Голошенье лесов, захлебнувшихся эхом охотв Калидоне,Где, как лань, обеспамятев, гнал Аталантук поляне Актей,Где любили бездонной лазурью, свистевшейв ушах лошадей,Целовались заливистым лаем погониИ ласкались раскатами рога и трескомдеревьев, копыт и когтей.— О, на волю! На волю — как те!
6Разочаровалась? Ты думала — в мире намРасстаться за реквиемом лебединым?В расчете на горе, зрачками расширеннымиВ слезах, примеряла их непобедимость?На мессе б со сводов посыпалась стенопись,Потрясшись игрой на губах Себастьяна.
Но с нынешней ночи во всем моя ненавистьРастянутость видит, и жаль, что хлыста нет.Впотьмах, моментально опомнясь,без медлящегоРаздумья, решила, что все перепашет.Что — время. Что самоубийство ей не для чего,Что даже и это есть шаг черепаший.
7Мой друг, мой нежный, о, точь-в-точь, какночью, в перелете с Бергена на полюс,Валящим снегом с ног гагар сносимый жаркийпух,Клянусь, о нежный мой, клянусь, я не неволюсь,Когда я говорю тебе — забудь, усйи, мой друг.Когда, как труп затертого до самых трубнорвежца,В виденьи зим, не движущих заиндевелых мачт,Ношусь в сполохах глаз твоих шутливым —спи, утешься,До свадьбы заживет, мой друг, угомонись,не плачь.Когда совсем как север вне последнихпоселений,Украдкой от арктических и неусыпных льдин,Полночным куполом полощущий глаза слепыхтюленей,Я говорю — не три их, спи, забудь: все вздородин.
8Мой стол не столь широк, чтоб грудью всеюНалечь на борт и локоть завестиЗа край тоски, за этот перешеекСквозь столько верст прорытого прости.(Сейчас там ночь.) За душный твой затылок.(И спать легли.) Под царства плеч твоих.(И тушат свет.) Я б утром возвратил их.Крыльцо б коснулось сонной ветвью их.
Не хлопьями! Руками крой! — Достанет!О, десять пальцев муки, с бороздойКрещенских звезд, как знаков опозданьяВ пургу на север шедших поездов!
9Рояль дрожащий пену с губ оближет.Тебя сорвет, подкосит этот бред.Ты скажешь: — милый! — Нет, — вскричу я, —нет.При музыке?! — Но можно ли быть ближе,
Чем в полутьме, аккорды, как дневник,Меча в камин комплектами, погодно?О пониманье дивное, кивни,Кивни, и изумишься! — ты свободна.
Я не держу. Иди, благотвори.Ступай к другим. Уже написан Вертер,А в наши дни и воздух пахнет смертью:Открыть окно — что жилы отворить.1919
Я ИХ МОГ ПОЗАБЫТЬ
1. КЛЕВЕТНИКАМО детство! Ковш душевной глуби!О всех лесов абориген,Корнями вросший в самолюбье,Мой вдохновитель, мой регент!
Что слез по стеклам усыхало!Что сохло ос и чайных роз!Как часто угасавший хаосБагровым папортником рос!
Что вдавленных сухих костяшек,Помешанных клавиатур,Бродячих, черных и грустящих,Готовят месть за клевету!
Правдоподобье бед клевещет,Соседство богачей,Хозяйство за дверьми клевещет.Веселый звон ключей.
Рукопожатье лжи клевещет,Манишек аромат,Изящество дареной вещи,Клевещет хиромант.
Ничтожность возрастов клевещет,О юные, — а нас?О левые, — а нас, левейших, —Румянясь и юнясь?
О солнце, слышишь? «Выручь денег».Сосна, нам снится? «Напрягись».О жизнь, нам имя вырожденье,Тебе и смыслу вопреки.
Дункан седых догадок — помощь!О смута сонмищ в отпусках,О Боже, Боже, может, вспомнишь,Почем нас людям отпускал?1917
2Я их мог позабыть? Про родню,Про моря? Приласкаться к плацкарте?И за оргию чувств — в западню?С ураганом — к ордалиям партий?За окошко, в купе, к погребцу?Где-то слезть? Что-то снять? Поселиться?Я горжусь этой мукой. — Рубцуй!По когтям узнаю тебя, львица.Про родню, про моря. Про абсурдПрозябанья, подобного каре.Так не мстят каторжанам. — Рубцуй!О, не вы, это я — пролетарий!Это правда. Я пал. О, секи!Я упал в самомнении зверя.Я унизил себя до неверья.Я унизил тебя до тоски.19173Так начинают. Года в дваОт мамки рвутся в тьму мелодий,Щебечут, свищут, — а словаЯвляются о третьем годе.Так начинают понимать.И в шуме пущенной турбиныМерещится, что мать — не мать.Что ты — не ты, что дом — чужбина.Что делать страшной красотеПрисевшей на скамью сирени,Когда и впрямь не красть детей?Так возникают подозренья.Так зреют страхи. Как он дастЗвезде превысить досяганье,Когда он — Фауст, когда — фантаст?Так начинаются цыгане.
Так открываются, паряПоверх плетней, где быть домам бы,Внезапные, как вздох, моря.Так будут начинаться ямбы.
Так ночи летние, ничкомУпав в овсы с мольбой: исполнься,Грозят заре твоим зрачком,Так затевают ссоры с солнцем.Так начинают жить стихом.1921
4Нас мало. Нас, может быть, троеДонецких, горючих и адскихПод серой бегущей короюДождей, облаков и солдатскихСоветов, стихов и дискуссийО транспорте и об искусстве.
Мы были людьми. Мы эпохи.Нас сбило, и мчит в караване,Как тундру под тендера вздохиИ поршней и шпал порыванье.Слетимся, ворвемся и тронем,Закружимся вихрем вороньим,
И — мимо! — Вы поздно поймете.Так, утром ударивши в ворохСоломы — с момент на намете, —След ветра живет в разговорахИдущего бурно собраньяДеревьев над кровельной дранью.19215Косых картин, летящих ливмяС шоссе, задувшего свечу,С крюков и стен срываться к рифмеИ падать в такт не отучу.
Что в том, что на вселенной — маска?Что в том, что нет таких широт,Которым на зиму замазкойЗажать не вызвались бы рот?
Но вещи рвут с себя личину,Теряют власть, роняют честь,Когда у них есть петь причина,Когда для ливня повод есть.1922
НЕСКУЧНЫЙ САД
1. НЕСКУЧНЫЙ
Как всякий факт на всяком бланке,Так все дознанья хорошиО вакханалиях изнанкиНескучного любой души.
Он тоже — сад. В нем тоже — скученНабор уставших цвесть пород.Он тоже, как и сад, — НескученОт набережной до ворот.И, окуная парк за старойБеседкою в заглохший пруд,Похож и он на тень гитары,С которой, тешась, струны рвут.19172Достатком, а там и пирами,И мебелью стиля жакобИссушат, убьют темперамент,Гудевший, как ветвь жуком.
Он сыплет искры с зубьев,Когда, сгребя их в ком,Ты бесов самолюбьяТерзаешь гребешком.
В осанке твоей: «С кой стати?»,Любовь, а в губах у тебяНасмешливое: «Оставьте,Вы хуже малых ребят».
О свежесть, о капля смарагдаВ упившихся ливнем кистях,О сонный начес беспорядка,О дивный, божий пустяк!1917
3. ОРЕШНИК
Орешник тебя отрешает от дня,И мшистые солнца ложатся с опушкиТо решкой на плотное тленье пня,То мутно-зеленым орлом на лягушку.Кусты обгоняют тебя, и покаС родимою чащей сроднишься с отвычки, —Она уж безбрежна: ряды кругляка,И роща редеет, и птичка — как гичка,И песня — как пена, и — наперерез,Лазурь забирая, нырком, душегубкойИ — мимо… И долго безмолвствует лес,Следя с облаков за пронесшейся шлюпкой.
О место свиданья малины с грозой,Где, в тучи рогами лишайника тычась,Горят, одуряя наш мозг молодой,Лиловые топи угасших язычеств!1917
4. В ЛЕСУ
Луга мутило жаром лиловатым,В лесу клубился кафедральный мрак.Что оставалось в мире целовать им?Он весь был их, как воск на пальцах мяк.
Есть сон такой, — не спишь, а только снится,Что жаждешь сна; что дремлет человек,Которому сквозь сон палит ресницыДва черных солнца, бьющих из-под век.
Текли лучи. Текли жуки с отливом,Стекло стрекоз сновало по щекам.Был полон лес мерцаньем кропотливым,Как под щипцами у часовщика.
Казалось, он уснул под стук цифири,Меж тем как выше, в терпком янтаре,Испытаннейшие часы в эфиреПереставляют, сверив по жаре.Их переводят, сотрясают иглыИ сеют тень, и мают, и сверлятМачтовый мрак, который ввысь воздвигло,В истому дня, на синий циферблат.
Казалось, древность счастья облетает.Казалось, лес закатом снов объят.Счастливые часов не наблюдают,Но те, вдвоем, казалось, только спят.1917
5. СПАССКОЕ
Незабвенный сентябрь осыпается в Спасском.Не сегодня ли с дачи съезжать вам пора?За плетнем перекликнулось эхо с подпаскомИ в лесу различило удар топора.
Этой ночью за парком знобило трясину.Только солнце взошло, и опять — наутек.Колокольчик не пьет костоломных росинок,На березах несмытый лиловый отек.
Лес хандрит. И ему захотелось на отдых,Под снега, в непробудную спячку берлог.Да и то, меж стволов, в почерневших обводахПарк зияет в столбцах, как сплошной некролог.
Березняк перестал ли линять и пятнаться,Водянистую сень потуплять и редеть?Этот — ропщет еще, и опять вам — пятнадцать,И опять, — о, дитя, о, куда нам их деть?
Их так много уже, что не все ж — куролесить.Их — что птиц по кустам, что грибов за межой.Ими свой кругозор уж случалось завесить,Их туманом случалось застлать и чужой.
В ночь кончины от тифа сгорающий комикСлышит гул: гомерический хохот райка.Нынче в Спасском с дороги бревенчатый домикВидит, галлюцинируя, та же тоска.191
86. ДА БУДЕТ
Рассвет расколыхнет свечу,Зажжет
