людьми занималась созданием выборных органов местного самоуправления в волостях, то есть низших административ¬но-территориальных единицах уездов. В романе «Доктор Живаго» Ла¬риса Антипова помогала своей подруге в этих нововведениях. Вернув¬шись из поездки, она объясняла: «С земством долго будет мука. Инст¬рукции неприложимы, в волости не с кем работать. Крестьян в данную минуту интересует только вопрос о земле».Гроза, моментальная навек. — Автограф книги 1919 г., назв. «Про¬щальная гроза» стерто и вписано: «Гроза моментальная навеки», допол¬нительные две восьмистрочные строфы («Другие редакции и вариан¬ты». С. 395). Название повторяет рекламное клише уличного фотогра¬фа. Это объясняет не только сопоставление грозовых вспышек с магни¬евыми, что особенно отчетливо видно по второй, снятой в изданиях половине стих., но и то, с какой фотографической точностью воспро¬изведена в романе «Доктор Живаго» эта «прощальная гроза» с бурей и ливнем, разразившаяся перед отъездом Ларисы Антиповой из Мелюзе-ева, приобретающая символические черты прощания и разлуки.ПОСЛЕСЛОВЬЕ (С. 155)В автографе книги 1919 г. отсутствуют стихи этого цикла, после «Грозы моментальной навеки» идет стих. «Конец», выделенное в отдель¬ный раздел.«Любимая — жуть!Когда любит поэт…» — Машин. 1921 г.; вариант ст. 28:        И зарослей хаосом обрызнется.— Машин, сб. 1956; варианты:ст. 12:        Зовут, узаконивши, паюсной.ст. 13—20:    Как женщин не ставят кругом ни во что, И душу и тело коверкая, Считают их жизнь безделушкой Ватто, Цветной расписной табакеркою.Но там, где шумит самодурство повес, И барство цветет и купечество, Он вашу сестру вознесет до небес, Превыше всего человечества, ст. 28:        Росою душистою брызнется.Ж.-А. Ватто (1684-1721) — французский художник, создатель жанра fetes galantes (галантных сцен). Он вашу сестру… — в книге «Сес¬тра моя жизнь» автор использовал весь спектр значений слова «сестра». В первую очередь, — в названии книги и соответствующего стихотво¬рения — это понятие кровного родства, в стих. «Девочка» — душевное родство: «Сестра! Второе трюмо!», в просьбе пленного австрийца: «Ис¬пить, сестрица!» («Еще более душный рассвет») — обращение к девуш¬ке; и здесь — как обобщенное наименование женщины: ваша сестра. Но основной подтекст этого’стих. — мысль о том, что Елена Виноград — двоюродная сестра К. Штиха.«Давай ронять слова…» — Эпиграф взят из стих. «Балашов». Чер¬новой набросок (Уитни — «Другие редакции и варианты»: «Когда-ни¬будь поймут…». С. 396).— Машин, сб. 1956, без эпиграфа; вариант ст. 37:        Загадка мглы загробной,— Верстка сб. 1956; вариантст. 37:        Загадка тьмы загробной,Марена — красная краска, названная по растению, из корней ко¬торого она изготовлена. Экклезиаст — одна из книг Библии, приписы¬ваемая царю Соломону. «Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца» (Еккл. 3,11). Всесильный Бог деталей… — по словам Пастернака из письма М. Цветаевой, выделившей в своем разборе книги эту строку, «первоначально таково было заглавье всей книги» (12 нояб. 1922). Ягайло, великий князь Литовский, и Ядвига, ко¬ролева Польши, своим браком объединили эти два государства (1386) и дали начало династии Ягеллонов.Имелось. — альм. «Трилистник», 1. М., 1922; вариант ст. 19:        То к нашему окну, с дерев— «Сестра моя жизнь» 1922. — Автограф книги 1920 г.; варианты: ст. 12:        Опережал ненастье.ст. 31:        Уж скоро век плывет моллюск, Дополнительная строфа между 8-й и 9-й:Не поцелуй — морской прилив,Казалось, с губ медузыСмывает соль, и лиф, как всхлип,И без сирени блуза. И еще одна — после 9-й:Снаружи голосил разгулДождя. Стекло имелось.Дождь плющил эту мелюзгу,Ответственный за смелость.— Тетрадь, посланная Брюсову; варианты: ст. Г. При всем имелся сеновалст. 11 -12:    Предупреждая по чутьюНесчастья и ненастье, ст. 20:        Охапкой слез пристанув, ст. 24:        А рислинг — старый термин, ст. 30-31:    И не целуюсь — мимоЩемя губу — плывет молюск, Дополнительная строфа между 8-й и 9-й:Не поцелуй, морской отлив,Казалось, с губ медузыСмывает соль, смывает всхлипСирень и лиф и блузу. И еще одна — после 9-й:Имелся двор. Имелся гулЛиствы. Стекло имелось.Дождь плющил эту мелюзгуОтветственный за целость.— В машин. 1921 г. последняя, 10-я строфа вычеркнута:Рассыпав хаток мелюзгу И редких звезд неспелость, Безмолвно крепла милость губ, Как песнь, что всеми пелась.«Любить, — идти, — несмолкнул гром..,» — Автограф книги 1920 г., две дополнительные строфы между 4-й и 5-й: Знать, комкая клочок письма, Что в прошлом, как и в настоящем Все испытанья на «весьма» Сданы по всем ветвям и чащам.Соскакивать в овраг, плечом Прорвав ковровых хвой отеки, Отдав задаром, нипочем, На милость жимолости щеки. Маргарита, корчмарша, валькирии — персонажи из опер: «Фауст» Ш. Гуно, «Борис Годунов» М. П. Мусоргского, «Валькирия» Р. Вагнера.Послесловье. — сб. «Киноварь». Рязань, 1921, под назв. «Осеннее» в цикле из шести стих. «Наброски», без первых двух строф; варианты: ст. 10:        Целовал вас, задохнувшись в охре пыльцой, ст. 14:        Полумраком, землею и маком залитых, ст. 16:        По прудам, как багаж, солнопеком заляпанных, ст. 24:        Осыпая багрянец с малины и с бархатцев.— «Сестра моя жизнь» 1922 и 1923 гг. — те же варианты строк 10 и 16. — В «Двух книгах» 1927 и 1930 гг. — та же строка 16. — В автографах 1919 и 1920 гг. стих, отсутствует. В машин. 1921 г. вслед за последней стро¬фой стих, после отточия — 1-я и 3-я строфы стих. «Но и им суждено было выцвесть…» из книги «Темы и вариации».Конец. — Автограф книги 1919 г., под назв. «В тысячу первую» с эпиграфом из стих. «Из тысячи и одной ночи»:Ничтожество! В его температуре ведь И в состояньи не найти тех данных, Чтобы с расстояний сон его окуривать Бессонницей, начавшей надоедать,Чтоб вдохновлять и дерево, допытываясь У клавишей, чем ангел наш несчастен, Тогда как данных нет, чтоб аппетит его На собственном, мешаясь, вымещать.Варианты:ст. 19:        Ночь! Не вовремя ты кадишь маневрами ст. 23:        Рвется с петель двор, целовав Дополнительная строфа между 4-й и 5-й:Месяц на поле шляпу мял, и за полыЦапал. Сбоку плыл стук сабо.Силуэт был бос. И еще две — между 5-й и 6-й:Были до свету подняты их поступьюХаты: — ветлы шли из гостейТой стезей, что в бор.С ветром выступив, воротились из степи, С сизых бус росы пали в сад, Завалились спать. Еще две строфы между 2-й и 3-й и между 8-й и 9-й плотно заклее¬ны и не читаются.ТЕМЫ И ВАРИАЦИИ. 1916-1922 (С. 163)Четвертая книга стихов была написана к весне 1921 г. Ее основное композиционное ядро составили тематически оформленные циклы сти¬хов 1918 и 1919 гг. Свое название она получила по одному из них, по¬священному Пушкину: «Тема с вариациями». В книгу вошли стихотво¬рения, остававшиеся не включенными в предыдущую, из них состави¬лись малые циклы, для завершения которых были написаны тематиче¬ски близкие стихи. Стихотворные циклы «Болезнь» и «Разрыв» служили как бы завершением или эпилогом романа «Сестры моей жизни».Рекомендуя книгу для издания в ГИЗе, В. П. Полонский писал: «Пастернак, молодой поэт, недавно еще был одной из ярких звезд плея¬ды футуристов. Нынче он от футуристов отошел, развился, усвоил все достижения словесного мастерства и по справедливости может считаться одним из самых многообещающих и талантливых представителей мо¬лодой поэзии» («Борис Пастернак. 4-я книга стихов» // Из истории со¬ветской литературы 1920-1930-х годов. М., 1983. С. 687). Договор на издание двух книг под общим назв. «Жажда в жар» был заключен вес¬ной 1921 г., но оно не было осуществлено. Книга «Темы и варьяции» появилась в начале января 1923 г. в Берлине в издательстве «Геликон» через полгода после «Сестры». «Вышла моя четвертая книжка, — писал Пастернак Боброву 9 янв. 1923 г. — <…> Называется она «Темы и варь¬яции». Лично я книжки не люблю, ее, кажется, доехало стремление к понятности».В книге нашли отражение приметы страшного времени разрухи. Вдохновение «утра революции», выраженное в стихах лета 1917 г., сме¬нилось тягостными мыслями о судьбе России, поражении в Первой мировой войне, жестокостях военного коммунизма, душевным мраком и тяжело переживаемым концом любви. Первоначально Пастернак хотел назвать книгу «Оборотная сторона медали», иными словами, — подо¬плека, изнанка «Сестры моей жизни». Взятое из теории музыки назва¬ние книги Пастернак объяснял тем, «что книга построилась как некое музыкальное произведение, где основные мелодии разветвляются и, не теряя связи с основной темой, вступают в самостоятельную жизнь». Эти слова записал Вадим Андреев, присутствовавший на авторском вечере Пастернака в Берлине (История одного путешествия. М., 1974. С. 316). Основной темой книги, вокруг которой группировались вариации отдель¬ных циклов, стали вопросы существования творчества в эпоху револю¬ции и его оправдания. Последними написанными для книги в 1922 г. стали стих. «Поэзия», «Я вишу на пере у Творца…», «Пей и пиши, непре¬рывным патрулем…», пополнившие циклы соответствующего содержания.После исповедально-личной книги лирики «Сестра моя жизнь» рождались стихи как бы не о себе, а о других: о Пушкине, Шекспире,Мефистофеле и Маргарите. При этом реальный биографический под¬текст каждого стихотворения спрятан гораздо глубже, чем это делает откровенная, не связанная тематизмом чистая лирика в классическом смысле слова. Ни на шаг не отходя от понимания своей жизни как «ору¬дия познания всякой жизни на свете» («Шопен», 1945), Пастернак по-прежнему пишет исключительно о собственных, кровно пережитых страдании и счастье. Но некоторая произвольность, которую автор чув¬ствовал в композиции книги, и душевная подавленность, выразившая¬ся в основных циклах, тем не менее настраивали его неприязненно по отношению к ней, в чем он признавался сразу же по ее выходе, и в дар-ственной надписи М. Цветаевой характеризовал ее как «высевки и опил¬ки», каясь в том, что ее издал. Цветаева кинулась его разубеждать. «Ваша книга — ожог. Та ливень, а эта — ожог: мне больно было, и я не дула <…> В этой книге несколько вечных стихов, она на глазах выписывает¬ся, как змея выпрастывается из всех семи кож» (11 февр. 1923).Н. Асеев отозвался на выход книги статьей «Организация речи»: «Крепыш, закаливший ум и мускулы в разумных схватках с кантиан¬ским «итогом» бытия, прошедший Марбургскую школу здоровенных немецких идеалистических оплеух, смазчиком лазивший под «экстрен¬ный экспресс» потерпевшей крушение великой европейской культу¬ры, — он годен к роли словесного инженера главной магистрали рус¬ской поэзии» («Печать и революция», 1923, № 6).Рукопись книги не сохранилась, имеются автографы циклов «Тема с вариациями» (РГАЛИ, ф. 379), «Разрыв» (Уитни) и отдельных стихо¬творений.Пастернак готовил книгу