«Близнец в тучах» и «По¬верх барьеров» были включены в собрания в неполном и переработан¬ном виде.БЛИЗНЕЦ В ТУЧАХ <1913> (С. 326)В основу книги вошли стихи, написанные летом 1913 г. На названии отразился ставший «величиной собирательно-циклической» стихотвор¬ный цикл «Близнец за тучею». «Отделка заглавия», по словам Пастер¬нака, принадлежала «находчивому Боброву», стоявшему во главе изда¬тельства «Лирика» (письмо А. Л. Штиху 1 июля 1914). Образное содер¬жание цикла, как отмечал Пастернак, определило стих. А. Блока «Темно в комнатах и душно…» из «Стихов о Прекрасной Даме» (1901). На стра¬нице 103 Собр. соч. Блока (изд. «Алконост», 1923) против этого стих. Пастернак записал: «Отсюда пошел Близнец в тучах. Сердца и спутники» (Блоковский сборник. 2. Тарту, 1972. С. 448). Позднее Пастернак считал это назв. «до глупости притязательным», подражающим «космологиче¬ским мудреностям» символистов и их издательств, но вспоминал то, «ни с чем не сравнимое, до слез доводящее удовольствие», каким было для него летом 1913 г. писание этих стихов: «Я старался избегать романти¬ческого наигрыша, посторонней интересности. <…> Совсем напротив, моя постоянная забота обращена была на содержание, моей постоян¬ной мечтою было, чтобы само стихотворение нечто содержало, чтобы оно содержало новую мысль или новую картину. Чтобы всеми своими осо¬бенностями оно было вгравировано внутрь книги и говорило с ее стра¬ниц всем своим молчанием и всеми красками своей черной, бескрасоч¬ной печати» («Люди и положения», 1956). Поэтический полет вдохно¬вения стал семантическим и композиционным ядром книги, связавшим самые разные стихи, тема «отделения от земли» объединяет стих. «Эдем», «Я рос, меня, как Ганимеда…», «Вокзал», «Венеция», «Близнецы», «Ли¬рический простор», «Зима», «Ночное панно», «Сердца и спутники».Вспоминая в очерке «Люди и положения» (1956) о лете 1913 г., ког¬да он писал стихи, составившие книгу, Пастернак упоминает, что читал тогда Тютчева. Свое стих. «Enseignement» (т. 2, «Первые опыты») он пред¬варил эпиграфом из «Проблеска» Тютчева (1825), полный текст четве¬ростишия которого мог стать определением основной тональности «Близнеца в тучах»:О, как тогда с земного круга Душой к бессмертному летим!Минувшее, как призрак друга,Прижать к груди своей хотим. К тому же содержанием этого тютчевского стихотворения было ноч¬ное пробуждение от внезапно услышанного сквозь сон звука, подобное тому, которое Пастернак пережил в Венеции и выразил в стих, о ней:Слыхал ли в сумраке глубокомВоздушной арфы легкий звон,Когда полуночь, ненароком,Дремавших струн встревожит сон?.. По поводу предисловия к книге Пастернак писал, что от него «тре¬бовали собственного. Я отказал. Полемические мотивы Лирики (тогда она была органом Боброва) делали предисловие в его глазах чем-то су¬щественнейшим в книге <…> Тогда, даже не затребовавши от меня сти¬хов, предисловие написал Асеев; — я всячески от него отбояривался, — его положение казалось мне ответственным» (то же письмо А. Л. Шти-ху). В «Повести об одном десятилетии» К. Г. Локс писал: «Как следует из предисловия, книга «Близнец в тучах» рассматривалась как объявле¬ние войны символизму, хотя налет символизма в ней достаточно силен. Правильней было бы сказать — это была новая форма символизма, все время не упускавшая из виду реальность восприятия мира» («Минув¬шее», № 15. С. 106). В своем предисловии Асеев назвал Пастернака «од¬ним из тех подлинных лириков новой русской поэзии, родоначальни¬ком которых был единственный и незабвенный Ив. Коневской».Книга вышла в конце декабря 1913 г. в издательстве «Лирика» (на титульном листе стоит: 1914).О безусловной «исключительной талантливости» книги Пастерна¬ка писал в библиографическом обзоре С. Бобров («Руконог», 1914). На выход книги критически отозвались М. Шагинян («Приазовский край» 28 июля 1914), В. Шершеневич («Свободный журнал», ноябрь 1914), О. Аз («Столичная молва» 19 мая 1914), отмечая крайности словаря и образов. В защиту книги выступил В. Брюсов, объясняя «странности» стихотворной техники Пастернака «своеобразным складом души» («Рус¬ская мысль», 1914, VI).Эдем. — См. коммент. к стих. «Когда за лиры лабиринт…». С. 428. О понимании «бездонного значенья» природы, «какое она имела в Раю, в этой ботанической части истории, в этой главе о порожденном, о выросшем мире», Пастернак писал М. Цветаевой 12 нояб. 1922 г.Лесное. — Экз. Штиха; варианты:ст. 1—8:      О лес, ты притча во языцех,Я твой язык из языковЯ не могу не <  >Намеками твоих суков.Но мхи живые попирая,Догадываюсь, как я стар.Я — речь безгласного их края,Их смолкнувшего слова дар. Отказавшись от переработки этого стих, и вычеркнув из переизда¬ния, Пастернак перенес в новую редакцию «Эдема» некоторые черты «лесного», «ботанического» восприятия первозданного мира («стволь¬ный строй», «лиственный покров»). Из биографии Пастернака извест¬но его детское увлечение ботаникой и то большое значение, которое имели для него любовь к лесу, желание понять и передать другим полу¬ченное от него сообщение, «чуткость» к чуду.«Мне снилась осень в полусвете стекол…» — см. коммент. к стих. «Сон». С. 429. Возможно, это первая попытка передать в стих, пробуж¬дение влюбленности, бывшее темой ранних прозаических фрагментов «Однажды жил один человек…» (1912): «Медленный и печальный вальс прислуживал ей за ее скрадывающимся танцем. Товарищи прятали свои слова в тенистый мглистый дым, заглушавший углы зала».«Ярое, меня, как Ганимеда…» — см. коммент. к стих. «Я рос. Меня, как Ганимеда…». С. 429. Заданное в стих, «отделение от земли» состав¬ляет композиционный стержень книги: устремление вверх, вознесенье, восхищенность и полет.«Все оденут сегодня пальто…» — см. коммент. к стих. «Все наденут сегодня пальто…». С. 430.«Встав из грохочущего ромба…» — см. коммент. к одноименному стих. С. 433, отразившему существеннейшие принципы поэтического восприятия городской натуры у Пастернака.Вокзал. — См. коммент. к одноименному стих. С. 430.0 ранней ре¬дакции 4-й строфы известно из письма Пастернака С. Боброву 19 сент. 1913 г., в котором речь идет о возможной публикации стих, в альманахе «Всегдай», для которой автор заменил прежнюю строфу: «Бывало, раздвинется……переполнив фиал» «рифмически безукоризненной: Бывало, раздвинется Запад В маневрах ненастий и шпал, И в пепле, как Mortuum Caput Ширяет крылами вокзал. Ты, наверное, знаешь, что Мертвая голова это ночная бабочка с крыльями цвета министерства путей сообщения, совершенно дымно¬пепельная и такая же нежданная и ничем не обоснованная втируша, как и этот эпизод с насекомым в стихотворении». Позднее Пастернак вспо¬минал, что «строки «Бывало, раздвинется запад в маневрах ненастий и шпал» из названного «Вокзала» нравились Боброву» («Люди и положе¬ния», 1956).«Грусть моя, как пленная сербка…» — образ «пленной сербки» вдох¬новлен Первой Балканской войной, ведшейся Сербией против Турции (окт. 1912 — май 1913), которая вызывала большое волнение в России. События того времени глубоко запечатлелись в памяти Пастернака; за год до смерти он признавался, что в его планы входит намерение напи¬сать «поэму в стихах, посвященную любви к свободе, олицетворенной в героине сербке (инстинктивная, страстная жажда независимости, горы, море, мир Адриатики несколько в стиле Мериме)» (письмо Дж. Фель-тринелли 4 апр. 1959).Венеция. — См. коммент. к одноименному стих. С. 431. Звуковому впечатлению от Венеции, которому посвящено стихотворение, сосед¬ствует зрительное, выраженное в конечных строфах. Они соотносят его с космической символикой книги, уподобляя город, разорванный ка¬налами и заливами, взрыву небесного тела.«Не подняться дню в усилиях светилен…» — см. коммент. к стих. «Зимняя ночь». С. 434. Посвящ. И. В<ысоцкой>. Обращение к себе са¬мому в прошлом, как «мальчику», роднит это стих, с мотивами «Первых опытов». При переработке в 1928 г. «мальчик» стал учеником, поэт — гувернером, что относилось к более поздним событиям 1914-1915 гг.Близнецы. — Посылая недавно вышедшую книгу «Близнец в тучах» Н. В. Завадской, Пастернак писал, что «XI-ое стихотворение объясняет заглавие или, по крайней мере, — ответственно за него» (25 дек. 1913). Речь идет о рассматриваемом стих. «Близнецы», в котором отразились мысли доклада Пастернака «Символизм и бессмертие» (1913). Мифи-ческие близнецы, сыновья Зевса, Диоскуры, представляют в стих, бес¬смертное (Поллукс) и смертное (Кастор) начала: творчества и действи¬тельности. К подобному выводу приходит также Л. Л. Горелик, видя в книге оппозицию «дневной обыденности» и ночного «пространства творчества», земли и неба (Эволюция темы творчества в лирике Пас¬тернака // Известия АН. Серия лит. и яз. 1998. Т. 57, N° 4). Именами Диоскуров названы две звезды созвездия Близнецов. Метафора Сердца и спутники, по собственному признанию Пастернака, обязана своим происхождением стих. Блока (1901):Темно в комнатах и душно — Выйди ночью — ночью звездной,Полюбуйся равнодушно,Как сердца горят над бездной. Картина звездного неба, раскинувшегося над спящим городом, передает отношения поэта (сердца) и читателя (спутника), переживанием общих наслаждений и страданий, спаянных в «цельное, замкнутое, к себе возвращающееся кольцо творчества» («Сейчас я сидел у раскрыто¬го окна…», 1913). Этаже тема развивается в последнем стих, книги «Близ¬нец в тучах» «Сердца и спутники». Манипулы — римские отряды. Пбножь — надевающаяся на ногу от колена до щиколотки металличе¬ская защитная пластина. Канаус — плотная шелковая ткань.Близнец на корме. — Стихотворение посвящено Константину Л оксу и развивает заданные в предшествующем стих, мотивы звездного поле¬та. Рдест — водоросли. Стогна — площади. Залетейскиемиазмы — ядо¬витые испарения, доносящиеся из-за Леты, реки забвения и смерти, по греч. мифол.Пиршества. — См. коммент. к стих. «Пиры». С. 433. Стих, продол¬жает классические традиции поэтов пушкинской поры, воспевавших дружеские пирушки, как «Разума великолепный пир».«Вчера, как бога статуэтка…» — см. коммент. к стих. «Сегодня с первым светом встанут…». С. 430. О «так называемом возвышенном от¬ношении к женщине» и его обусловленности теми препятствиями, кото¬рые воздвигает природа на пути чувства, разными способами заботясь о прочности этих барьеров, писал Пастернак в «Охранной грамоте» (1931), рассказывая о своей любви к Высоцкой. Преодоление этих барьеров оз-начает начало другой, суровой жизни, лишенной детских иллюзий и по¬строенной на новых основаниях. См. также разработку этого мотива во 2-й главе «Спекторского» (1930), где герой «В ту ночь еще ребенок годо¬валый / За полною неопытностью чувств» (ср.: Детьми уснувшие вчера).Лирический простор. — Посвящено Сергею Боброву, автору статьи «О лирической теме» («Труды и дни», 1913, JSfe 1-2), в которой форму¬лируется понятие лирического простора как лестницы от поэта к чита¬телю, или цепи, образующей «безостановочно протекающий простор». Посылая стих. Боброву, Пастернак жаловался, что «образ города на при¬вязи, срывающегося в осеннее плаванье, проведен в нем неясно» и стра¬дает риторикой (25 сент. 1913). В стих, отразились также рассказы о по¬лете на воздушном шаре над Лондоном, Парижем и Одессой (1870-е гг.) дяди Пастернака инженера и журналиста М. Ф. Фрейденберга. В лек¬сике и образах стих, повторяются некоторые технические и психологи-ческие подробности заметки Фрейденберга в журнале «Маяк» 1 августа 1881 г. Т. Венцлова в своем разборе этого стих, сопоставляет также пей¬заж просыпающегося города с видом из окна «каморки» на 6-м этаже дома в Лебяжьем переулке, в которой Пастернак поселился в это время (Наблюдения над стихами Б. Пастернака //Поэтика. История литера¬туры. Лингвистика. М.,