ненавидел быструю езду и всегда ездил из деревни в Париж на поезде». Она выразила соболезнова¬ние его вдове от имени Пастернака. 17 янв. Пастернак отвечал ей: «Пишу на грани слез. Спасибо за все. За то, что Вы тактично позаботились упомя¬нуть меня в письме с соболезнованиями г-же Камю. Спасибо, мой милый ангел. Это очень тяжелая потеря для меня, крушение одной из самых свет¬лых надежд. Я мечтал, что когда-нибудь смогу познакомиться с ним в Париже» («Новый мир», 1992, № 1. С. 182).
1650. Л. Л. СЛЕЙТЕР
24 января I960, Переделкино
24 янв. 1960
Моя дорогая, я думаю, что Жорж1 должен был тебе написать о своих частых приездах в соседнюю деревню, о своей жизни там в течение дней и недель, нашей встрече с ним у О. В. И<винской>, которая снимает комнату в той же деревне. Они с Ириной боль¬шие друзья. Мне кажется, что он сделал или скоро сделает ей пред-ложение. Вот ее фотография на участке около этого дома.
Ш<ура> привез Ламперсов к нам2. Они очень милые люди. Из твоих карточек замечательна та, где вы с Н<ива> у тебя в гос¬тиной, а также четверо твоих детей за чаем на П<ьяццале> Ромо.
Знаешь ли ты, как после того, что вышли переводы Кайдена и Риви, я в письмах Курту Вольфу и самому Кайдену косвенно расхваливал твои?3
Но самое важное то, чтобы я продвигался в работе быстрее, чем сейчас, чтобы мог ее когда-нибудь довести до конца. Она про¬двигается так безнадежно медленно! Неисправимая беда в том, что помехи так соблазнительны: приятны льстящие самолюбию пись¬ма, глубокие совместные обсуждения бездонных и неохватных, как мир, вопросов и тому подобное. Но у меня в рукописи уже по¬явился росток реальности, и нет ничего в мире, что могло бы на¬долго удержать меня от того, чтобы росло и прибавлялось начало этого задуманного существования. Изо всех сил я буду помогать ему. Все остальное в порядке. Привет и благодарность за твои ми¬лые подарки от всех, кто их получил.
Не ищите (ты, Ж<оня> и Ф<едя>) причин моему молчанию и пишите мне всякий раз, как будет время.
Не упоминай о фотографии, когда будешь отвечать по моему домашнему адресу. Я забочусь о том, чтобы в доме были мир и со¬гласие, и ты об этом не беспокойся.
Впервые: Письма к родителям и сестрам. — Автограф по-англ. (Pasternak Trust, Oxford).
1 По просьбе Пастернака, Жорж Нива 7 янв. написал большое пись¬мо Л. Л. Слейтер о его работе над пьесой, встречах с ним в гостях у О. Ивин-ской и о своей жизни в Переделкине.
2 Друзья Л. Л. Слейтер, приезжавшие в Москву с письмом и фотогра¬фиями ее путешествия в Италию с детьми.
3 В письмах № 1639,1640 Пастернак противопоставлял водянистость и неопределенность переводов Кайдена силе лирического порыва, пере¬данного Лидией Слейтер, сохранившей ритм и рифму его стихов.
1651. Н. ТАБИДЗЕ
24 января 1960, Переделкино
24 янв. 1960
Дорогая Нина, послезавтра Ваши именины1. Мы Вас поздра¬вили телеграммой. Я хотел Вам написать до Вашего письма. Сей¬час его привез из города Леня. Оно нас расстроило и огорчило глав¬ным образом тем, что Вы опять слегли, потому что все остальное не только глупости, но и сами Вы прекрасно знаете, что это со¬вершенные бредни. Зачем Вы пугаете меня тем, что даже если Вы приедете в Москву, Вы не будете нас беспокоить? Вам кажется, что моя жизнь слишком проста, и Вы решили, что усложнить ее надо также и Вам, чтобы она стала интереснее?
Плохо то, что Вы опять слегли и это очень грустно. У Зины было много предположений приехать к Вам, то с Леней, то еще с кем-нибудь, например с Линой Ивановной Прокофьевой2. Но эти планы каждый раз менялись и отменялись, отчасти из-за Лени¬ных занятий и экзаменов, отчасти из нежелания Вас затруднить и растревожить во время Вашей болезни.
Но главное, повторяю, очень печально, что Вы опять заболе¬ли. Требуется ли напоминать, что помимо общих доводов, по ко¬торым лучше не болеть, а быть здоровой, и помимо Ваших семей¬ных причин, по которым Вам болеть нельзя, Вам надо еще потому поскорее выздороветь и бодрее взглянуть на вещи, что Вы еще долго будете дороги и нужны лично нам3.
Очень жалко, что Этери4 не догадалась просто приехать к нам в Переделкино. Вы знаете, как непостоянна наша связь между го¬родом и дачей. О чем-нибудь узнаешь, когда это уже поздно и люди уехали. Я однажды обещал, и повторяю. Если бы кто-нибудь из нас, Зина или Леня собрались к Вам, я за несколько дней до их отъезда приготовил бы переводы для Георгия Николаевича5.
Теперь я Вам скажу что-то, и Вы решите: ах, значит было все-таки что-то, и как я была права в своем письме, об охлаждении и прочем и прочем. Видит Бог, Вы будете в этом случае слепы и не¬справедливы ко мне6.
Я Вас хотел просить совершенно забыть о существовании 0<льги> В<севолодовны> (это так нетрудно!) и не только не заво¬дить разговоров о ней, но и не поддерживать их, а сейчас же откло¬нять, когда их с Вами заводят другие. Это прежде всего нужно в от¬ношении Зины и ее покоя, так как всякое возобновление этой темы бередит ее печаль. Но кроме того Вы неосторожны и в отношении самой себя. В обществе Вас (и может быть даже не Вы сами) мечут громы и молнии по адресу О. В., а потом эти же люди, приехав в Москву, прямо едут к ней и привозят эти громы и молнии к О. В. и клевещут на Вас, чтобы завоевать ее дружбу и заискивают перед ней.
Очень больно, — но для меня не такое уже горе, я с этим про¬живу, что, кроме людей очень тесно и подробно посвященных в обстоятельства последних двух-трех лет, никто из друзей и близ¬ких собственно не понимает, что во мне главное, и чем я живу и для чего существую. Это оттого, что времени, которое мы по при¬вычке продолжаем считать нашим, современным, давно нет. Оно кончилось, его оторвало, как льдину от берега и унесло в море со всеми привычками и учреждениями и знакомыми.
Но вернемся к моей просьбе. Как Вы ни осторожны, надо быть еще осторожнее. Если Вы желаете мне добра и хотите быть моим другом, если Вы любите Зину, исключите это имя, которого ведь я не навязываю ни Вам, ни кому-нибудь еще, совершенно из своего словаря.
Нам послали замечательную телеграмму Гудиашвили. Чем она была вызвана? Что они узнали?7
Ваш Б.
Впервые: «Дружба народов», 1966, № 7. — Автограф (ГМГЛ, №021914, 24).
127 января по новому стилю — день святой равноапостольной Нины, просветительницы Грузии.
2 Л. И. Прокофьева — первая жена композитора Сергея Прокофьева.
3 Через некоторое время после письма Пастернак послал Н. Табидзе теле¬грамму: «Беспокоимся телеграфируйте здоровье Переделкино. Целуем. Боря».
4 Этери Какабадзе — жена художника Давида Какабадзе, приезжала в Москву.
5 В 1959-1960 гг. Пастернак перевел 8 новых стих. Георгия Леонидзе.
6 Размолвка была полностью забыта, когда через несколько месяцев Пастернак заболел. Н. Табидзе, несмотря на собственные недомогания, сразу же приехала в Переделкино и самоотверженно ухаживала за ним. Она вспо¬минала, какой нежностью были окрашены их последние разговоры.
7 На следующий день Пастернак спрашивал об этой телеграмме Чу-куртму Гудиашвили: «Почему папа и мама наговорили мне в телеграмме столько трогательного и лестного? Что случилось у Вас дома или что они узнали? Если у Вас есть время, сделайте мне большую услугу, сходите к Нине Александровне Табидзе, но не раскрывайте ей, что Вы это делаете по моей просьбе. Узнайте, как ее здоровье. Пусть Ал. Ник. (Андриадзе. — Е. И, М. Р.) скажет Вам правду, что с ней. Потом заведите разговор, вот на какую тему. Нина Ал. вообразила, что я раздружился с ней, что по какой-то причине я стал к ней относиться хуже и холоднее. Это невозможно, этого никогда не будет. Если со своей точки зрения она и вправе этого опасать¬ся, то есть, если сознает, что своим косвенным вмешательством в некото¬рые стороны моей жизни, в которые она не должна была бы вмешиваться (потому что не имеет о них понятия), она затрудняет мои обстоятельства, и без того не всегда простые, то все равно она меня может быть очень огор¬чит, очень повредит мне, но меня против себя не восстановит. Меня печа¬лит ее предположение, о котором она мне пишет, будто я отказался от своей долгой и постоянной преданности ей и благодарности за ее долгую друж¬бу. Надо избавить ее от этой ложной мысли. Зачем она думает, что моя жизнь не удалась и мою судьбу следовало бы исправить с помощью ее и некоторых старых знакомых» («Литературная Грузия», 1980, № 2. С. 39).
1652. М. К. БАРАНОВИЧ
25 января I960, Переделкино
25 янв. 1960
Дорогая Марина Казимировна, поздравляю Вас с рождением внука1. Как Вы растрогали меня присылкой этих строк о «Фаусте» из моего письма к Вам2. Разумеется, я не только забыл их и не уз¬нал, не оживил в памяти, прочитав в Вашей выдержке, но не пом¬ню обстоятельств их написания. Спасибо за поддержку, за внуше-ние веры, что когда-то думалось и говорилось что-то путное.
Вот опять я падаю духом и хочу невозможного и мучаюсь, как двенадцать или тринадцать лет тому назад, когда Вы были свиде¬тельницей и участницей этих мучений. Но опять надо устоять и всего добиться. Обнимаю Вас.
Ваш Б. И
Впервые: Собр. соч. Т. 5. — Автограф (Hoover Institution Archives* Stanford).
1 Константин Поливанов.
2 «Вчера в первый день Рождества у меня родился внук, — писала Баранович 29 дек. 1959. — Сегодня мне захотелось прочитать Ваше пись¬мо, в котором Вы поздравляли нас с рождением Маришки, которой уже седьмой год и которое я давно хотела частично переписать, потому что оно в основном посвящено Фаусту — Вы в те дни — июль-август 1953 — кончали переделку своего перевода» (Переписка Б. Пастернака с М. Ба¬ранович. С. 77). Имеется в виду письмо № 1231.
1653. Г. Г. СУПЕРФИНУ
27 января 1960, Переделкино
27 янв. 1960
Благодарю Вас, Гарик Суперфин, Вы написали мне милое, полное непосредственности, живое письмо1 (хотя и очень неров¬ным почерком, который надо выровнять и улучшить).
Желаю Вам, чтобы в более важных случаях жизни Вы находи¬ли такое же полное и соответственное выражение своим чувствам и мыслям, и они приводили бы Вас к такой же удаче, как со мною.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф.
Габриэль Гаврилович Суперфин — студент, впоследствии историк литературы, диссидент, в настоящее время живет в Германии.
1 Письмо было написано под впечатлением встречи с Пастернаком в Переделкине, во время которой Пастернак надписал ему машин, перво-нач. варианта стих. «Упрек
