в дневнике о своем «ужас¬ном впечатлении» от съезда: «Это не литературный съезд, но антилитератур¬ный съезд <...> Заехал было за Пастернаком — он не едет: «Кланяйтесь Анне Андреевне», — вот и все его отношение к съезду». (Воспоминания. С. 270). Ахматова была делегатом съезда от ленинградской писательской организации.
1305. А. И. КЛИБАНОВУ
27 декабря 1954, Переделкино
27 дек. 1954
Уважаемый Александр Ильич!
Я обману Ваши ожидания. Данная Вам рекомендация связа¬ла меня. Я напрасно вызвался посмотреть, что Вы пишете1.
У меня очень узкое, спорное отношение к искусству, я неспра¬ведлив и непоследователен и не гожусь в судьи в нем.
Вероятно я сам не удовлетворяю требованиям, которые предъяв¬ляю к нему (вот лучший пример моей непоследовательности и неспра¬ведливости), но мне кажется, что для того чтобы быть художником, надо быть очень большим художником, надо с предельной силой и определенностью выразить свое особое предназначение, свою осо¬бенность, надо сделать какой-то свой, отчетливый и отличимый шаг вперед в истории человеческой духовности, надо быть почти богом. Как хорошо сказано о Христе в службе на Вознесение: «Родился еси, яко сам восхотел еси, явился еси, яко сам изволил еси…» и т. д. и т. д.
Мне чужда мнимая вдохновенность и ложная глубина не¬самостоятельного, производного рода, зиждущаяся на прибли¬зительности и неточности выражения и произвольном сочетании понятий, особенно у людей начитанных, образованных с хорошо натренированной мыслью и хорошим словарем. И так же далека мне кажущаяся музыкальность, возводящая в добродетель пере¬певы классической ритмики, точно повторяя ритмический ход Блока или Пушкина, открываешь его в первый раз, как они. Всем этим, для меня, т. е. на мой взгляд грешат Ваши стихи, малоосяза¬тельные, лишенные характера, неопределенные.
Мне понравились два стихотворения: «Новогоднее» и «Ми¬нувшее невозвратимо». В них меньше этих недостатков. По той же причине, как более удачные, я выделил 3 строк в середине сти¬хотворения «Зеркало» (Я зеркало другое Вам открою) и конец сти¬хотворения «Художнице» (Так мукой неземной напоена).
Так же не близка мне Ваша манера мышления, Ваше отношение к вещам и людям. Вы говорите в письме: «Я хочу, чтобы Вы высказа¬лись о мире этих стихов». Как поспешно и сложно! Мы еще не выяс¬нили, стихи ли это, а они уже и мир. И то же самое в Ваших словах обо мне. Мятущийся дух, поиски, почва, косноязычие. О какое страшное старье! Когда мы начинали, Маяковский, Есенин, я, дру¬гие, революция была молода, значение душевного дара, личных за¬датков было необычайно велико и все перевешивало. Мы стали име¬нами, еще не научившись писать и говорит^. И с тех пор, больше трид¬цати лет, все косноязычие? И кинетическая речь? Дело не во мне. Вот Вам совет. В любом случае, а не только в моем, — чем признавать так осложнение и несостоятельно, лучше сильно и просто отрицать.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, без шифра). Письмо не было отослано адресату и осталось в бумагах О. В. Ивинской.
А. И. Клибанов — историк общественной мысли, автор работ по ис¬тории русского сектантства.
1 Клибанов прислал Пастернаку свои стихи, объясняя, что пишет «только для себя», читает их в узком кругу друзей и решился показать их по рекомендации общих близких знакомых.
1306. В. В. РИХТЕР
1954, Переделкино
У меня очень мало времени, и я отступаю от правила, отвечая Вам <...>
В отличие от музыки и живописи литература и в особеннос¬ти поэзия — явление с очень неопределенными границами. Му-
зыка требует врожденного предрасположения, которое можно разгадать в зачатке, ей надо учиться, она искусство, потому что в ее состав входит труд и ремесло. То же самое относится к рисо¬ванию. Но может ли поэзия быть призванием, которое твердо, избирают по зрелом размышлении и в котором затем <трениру-ются>. Что могут значить слова «способность к литературе»? Ее основание доступно каждому. Всякий, исключая больных, вла¬деет речью и начатками воображения. Поэзия служит выраже-нием самых общих качеств человека, а не каких-либо особен¬ных. Большие поэты были большими людьми, а не большими специалистами. В отличие от Маяковского, Асеева и других я никогда не считал рифмовки, музыкальности и пр. большою хит¬ростью. Брюсова и Горького, освятивших своим авторитетом уч¬реждение литературных техникумов и институтов, наподобие консерваторий и художественных школ, я никогда не понимал. Другое дело филологический факультет, изучение языков, исто-рии, общее гуманитарное образование. Это самостоятельные ценности и они с неба не валятся. Этому надо учиться. Вопрос Ваш, стоит ли Вам писать и не махнуть ли на это дело рукой, во¬обще мне чужд и оставляет меня безучастным. Нет человека, ко¬торый мог бы Вам на это ответить. Вещи, подобные «Весне», сти¬хотворению «Тушите свет», «Дома» и «В синем вечере», обнару¬живают вкус и чувство природы, которое является драгоценнос¬тью в человеке независимо от того, какое он им изберет приложение. Это залог высоты и тонкости на любом поприще, а также и будущего счастья, как бы ни обманывала противоречи¬вая видимость на пути к нему. Придерживайтесь в будущих сво¬их опытах правильных рифм и избегайте ассонансов. Это укре¬пит Ваш слог и усилит общую содержательность. Хорошо, что от скованной и принужденной образности 39-го года Вы перешли к большей естественности и свободе. Однако заботьтесь о ярко¬сти и остерегайтесь пустой болтливости, которую часто прино¬сит с собой еще не вполне усвоенная и еще наполовину разыг¬ранная непринужденность. Желаю Вам счастья.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по машин, копии с купюрами переписчика.
Вера Владимировна Рихтер — школьная учительница. Родилась в Гат¬чине в 1922 г., жила в Одессе, затем снова в Гатчине. В 1930-е — в Подмос¬ковье; работала учителем с 1949 г. Послала Пастернаку свои стихи.
1307. М. В. ЮДИНОЙ
22—27января 1955, Переделкино
22 янв. 1955
Дорогая Мария Вениаминовна!
От души благодарю Вас за письмо! Ваши обращения, то, как Вы титулуете и величаете Вашего покорного слугу, не испортят меня1: я люблю Вашу доброту и восторженность, светящиеся в них.
Я зимую на даче. Мне хорошо. Особенно большое спасибо Вам за широту, с какою Вы сформулировали Ваши новогодние пожелания мне. Вы мне пожелали: «исполнения моих любых же¬ланий, Вам неведомых»2. Мне хочется, чтобы все было хорошо. В такой полноте это желание наверное недостижимо, но оно дос¬тигается в таком большом приближении, что уже и это сверхсчас¬тье, так что просто не верится.
Я очень много работаю. Внешне и по имени эта работа не представляет ничего нового. Это вторая книга «Живаго» во вто¬рой ее редакции, перед перепиской окончательно начисто, к ко¬торой я надеюсь приступить через месяц и предполагаю довести до конца через два-три, к весне3. Но внутренне, в действительно¬сти это труд такой же новый, как если бы я начинал что-нибудь новое и по названию, так много я изменяю при отделке, и столько нового вставляю.
Эта книга будет очень большая по объему, страниц (рукопис¬ных) до пятисот, тяжелая, сумбурная и вряд ли кому-нибудь по¬нравится.
У нас на даче два или три раза собирались. Ловлю Вас на вы¬раженной вами готовности повидаться, так сходящейся с моим желанием, и как только что-нибудь наметится, Вас извещу и по¬забочусь о технике доставления Вас к нам.
Вы сами знаете, как тронули меня своей доброй памятью, как я предан Вам и как Вас чту.
Ваш Б. Пастернак
27/1—55. Дата письма не вымышленная. Оно действительно без смысла и надобности пролежало у меня неделю.
Впервые: «Новый мир», 1990, № 2. — Автограф (РГБ, ф. 527).
1 Имеется в виду обращение, которым М. В. Юдина начала свое пись¬мо 9 янв. 1955: «Дорогой и глубокоуважаемый и любимый Борис Леони¬дович!!» (там же. С. 184).
2 В письме Юдиной: «Шлю Вам запоздалые пожелания в Новом Году здоровья и исполнения — неведомых мне — Ваших любых желаний…» (там же).
3 Переписывание растянулось до августа 1955 г., когда Пастернак от¬дал в перепечатку вторую книгу.
1308. М. В. АЛПАТОВУ
27 января 1955, Переделкино
27 янв. 1955
Дорогой Михаил Владимирович!
Извините, не могу сейчас написать Вам по-настоящему, и это не письмо, а только восклицание радости и благодарности, выр¬вавшееся в ответ на Ваш подарок1.
Проглотил биографическое сопровождение к так чудесно по¬добранному Венецианову, повторяющее постоянные достоинства Ваших статей и работ: столько мыслей на таком небольшом про¬тяжении, и тот же дар повествования, возвращающий историо¬графии то, чем она должна быть, прелесть художественного увле¬кательного чтения.
Павловск еще впереди.
Сердечный привет Вам и Софии Тимофеевне.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (ГМИИ, ф. 61, № 650).
1 Речь идет о художественном альбоме из серии «Русские мастера живописи»: «Алексей Гаврилович Венецианов. 1780-1847». М., 1954. Со¬ставитель и автор биографического очерка М. В. Алпатов.
1309. М. Н. ВИТАШЕВСКОЙ
29 января 1955, Переделкино
29 янв. 1955
Дорогая Мария Николаевна!
Когда при встречах в коридорах Гослитиздата Вы заговарива¬ли со мною о китайцах1, упущением с моей стороны было, что я ни разу не назвал Вам Спасского, Сергея Дмитриевича, велико¬лепного, первосортного поэта и переводчика.
Он много переводил, между прочим очень замечательных, в художественном отношении, грузин, как например Важа Пшаве-лу. Его хорошо знает Александра Петровна Рябинина и наверное поддержит мою рекомендацию.
Искреннейшим образом называю его в интересах дела.
Адрес его: Ленинград 11, Невский 66, кв. 5, Сергею Дмитрие¬вичу Спасскому.
Поручите ему каких угодно корейцев, классиков-китайцев, кого хотите.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2871, on. 1, ед. хр. 68).
М. Н. Виташевская — журналистка, с 1950 г. — сотрудница восточ¬ной редакции Гослитиздата.
1 Виташевская редактировала сб. «Китайская классическая поэзия. (Эпоха Тан)» (М., 1956), для которого А. Ахматова сделала 6 переводов Ли-Бо и 3 — Ли-Шаниня. Пастернак отказался в нем участвовать. Пере¬водов С. Д. Спасского там нет.
1310. Е. Б. и Я. 3. ЧЕРНЯКАМ
5 февраля 1955, Переделкино
5 февр. 1955
Дорогие Елизавета Борисовна и Яша! Что это Вы вздумали обо мне беспокоиться? Если бы Вы отдаленно догадывались, что я за пропащая скотина, ото всего отвернувшаяся, всему враждеб¬ная и живущая только собственным помешательством, Вы бы бро¬сили это неблагодарное занятие.
Я здоров. Мне хорошо. Мучительною и мудреною ценой я — счастлив, иногда на удивление себе. Но как труден план жизни, который я себе избрал и придумал!
Я зимую в Переделкине и так много работаю, что никого не вижу. Может быть сегодня, 5-го, в субботу я позвоню Вам по теле¬фону между часом и двумя.
Меня очень огорчает нездоровие Якова Захаровича1. Не до¬пускаю мысли, чтобы Вы были материально стеснены, но посы¬лаю немного денег, — в моменты житейских осложнений они не лишни и, может быть, Вам пригодятся2. Поскорее выздоравливай-те, Яша! Сердечный привет Вам обоим и детям.
Ваш Б. Пастернак
Впервые: Воспоминания. С. 711. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2208, но¬вое поступление). Об историке литературы Я. 3. Черняке см. письмо № 216 и коммент. к нему.
1 Е. Б. Черняк, по просьбе мужа, написала письмо Пастернаку о се¬рьезном характере заболевания Якова Захаровича. «Мне это было очень трудно, — вспоминала Е.
