автографа неизвестно. Печатается по фотокопии.
Владимир (Бронислав) Брониславович Сосинский — писатель, ли¬тературный критик, знакомый М. Цветаевой в 1920-1930 гг. в Париже; приезжал в Москву как сотрудник ООН. Ариадна Викторовна Сосинская (Чернова) — его жена.
1 Сведение двухчастной трагедии Шекспира «Генрих IV» в одну пьесу по договору с Малым театром и перевод «Марии Стюарт» Шиллера для МХАТа.
2 В ответ на письмо Пастернака В. Сосинский писал 29 июля 1955: «…Надеемся, что Вы сделаете все нужное для скорейшего выхода Вашей книги стихов. Такая книга — даже только «избранная» — очень нужна, так как она приблизит немного то время, когда не только для поэтов или окс¬фордских студентов… но и для всех русских Ваше имя будет так же близ¬ко, как имена Пушкина и Некрасова» (Материалы ГМГЛ. С. 75).
3 По поводу интересующего Пастернака отношения к нему за границей Сосинский писал: «…Месяца два тому назад в Лондоне… — мне, напри¬мер, выпало на долю мирить группу студентов — правда, из Кембриджа, — дравшихся за право, кому писать диссертацию о Вашем творчестве» (там же).
1329. Вяч. Вс. ИВАНОВУ
15 июля 1955, Переделкино
15 июля 1955 Дорогой Комочка!
Благодарю Вас за «Р&реге»1, за то, что Вы сами пришли и при¬несли их. Я гулял. Жаль, что Вы не застали меня. Самым интерес¬ным в тетрадях были для меня сведения о первой лексикографи¬ческой описи русских речевых богатств в конце XVI века. Эта по¬пытка Джемса составить русско-английский словарь, равно как и обстоятельства его записи песен и разговорной речи на пороге Смутного времени поразительны!2 Сверхъестественной кажется эта возможность проникнуть в отдаленную тремя с лишним сто¬летиями жизнь, как бы еще текущую, на всем ее ходу и во всем разгаре, ошеломляющая, как нескромное подглядывание! И как мало изменился язык за столько времени! Видимо, только ссоря¬щиеся бояре каждое десятилетие изобретают новые формы сакра¬ментальной витиеватости, а ими управляемые веками выражают¬ся приблизительно одинаково.
Из трех статей о нас троих мне больше всего понравилась ста¬тья Паскаля о Есенине3. Оттого ли, что начало прошлого века так сблизило оба языка, русский и французский, или вследствие дей¬ствительной особенности звуковой романской стихии, но даже самый язык статьи в отношении Есенина показался мне соответ-ствующим и неслучайным. Музыка и гармоничность французского языка как бы пришлись тут к месту. В них, как в благозвучной бес¬предельности растворился образ Есенина и представление о его судьбе и поэзии.
Именно противоположные качества, по-моему, составляют недостаток статей обо мне и Маяковском4. Их общая черта, что утверждения насильственные и крайние делаются в них на очень ограниченном (устаревшем) и неубедительном материале. Как раз эта противоположность безмерных выводов и скудных оснований особенно неприятна. По-моему о чем угодно, даже в плане осуж¬дения, а не признания, можно писать богаче и содержательнее.
Я был бы очень рад, если бы Вам удалось достать «Диогена»5, о котором Вы говорили. Главное мое любопытство возбуждает об¬щий обзор, по Вашим словам, содержащийся в статье и, навер¬ное, больше займет меня, чем то немногое, что там относится к моей собственной колокольне.
Глупо, что я пишу Вам с одной стороны садового забора на другую, но степень моей поглощенности работой еще увеличилась. На меня навалилось несколько театральных предположений, час¬тично требующих много новой работы. И я не могу зайти к Вам. Власть Вашей мамы и Вашего папы надо мной велика, я люблю их и боюсь, как пения сирен, а в настоящее время мне нельзя от¬лучаться со своего острова на соседние. Недалеко время, когда я навяжу Вам своего доктора полностью.
Крепко целую Вас. Ваш Б. П.
Впервые. — Автограф (собр. Вяч. Вс. Иванова).
1 Имеются в виду «Oxford Slavonic Рарегз», Vol. II, 1951.
2 Речь идет о статье: J. S. G. Simmons and В. О. Unbegaun «Slavonic Manuscript Vocabularies in the Bodleian Library* («Славянский рукописный словарь в Бодлеанской библиотеке»), в которой рассказывается о словаре Ричарда Джемса и приводятся примеры из его рукописного словарика. Английский священник и ученый Ричард Джемс пробыл в России с 1615 по 1620 г. в составе английского посольства. Для него также были записа¬ны несколько исторических и лироэпических песен.
3 В том же номере «Oxford Slavonic Papers» напечатана статья о Есе¬нине французского слависта Пьера Паскаля: «Esenin, poete de la campagne russe» («Есенин, поэт русской деревни»).
4 Статьи Николая Бахтина о Маяковском и Ч.-Л. Ренна о Пастернаке.
5 В журнале «Diogenes». A Quarterly Publication of the International Council for Philosophy and Humanistic Studies. Vol. 1, N 1,1953, напечатана статья C.-M. Баура «Poetry in Europe. 1900-1950», в которой Пастернак назван величайшим из живущих сейчас поэтов, «приговоренным к мол¬чанию, так как его стихи не издаются в Советском Союзе».
1330. М. А. МАРКОВОЙ
19 июля 1955, Переделкино
19 июля 1955 Дорогая Машура!
Отвечаю тебе страшно второпях, — я изнемогаю от срочной работы. Это будет еще долго, это всегда будет. Благодарю тебя за письмо. Как все это печально, еще печальнее, чем я думал.
Пусть тебя не ранят никакие непредвиденности. Оля была хранительницей семейных преданий, вещей, писем. Может быть часть их касается нас1.
Я спешу в двух словах сказать тебе. У меня и в части, касаю¬щейся лично меня нет того, что называется обстановкой, библио¬текой, собранием чего бы то ни было, архивом, святыней. Я не храню ни переписки, ни черновиков, не даю ничему накапливать¬ся, мою комнату легче убирать, чем номер в гостинице. Я живу как студент.
Когда мне что-нибудь дорого, оно дорого мне не обязательно в моих руках, а в любых, да и не в руках, а в живой человеческой памяти или в истории, так дороги мне все воспоминания, про¬шлое каждого, так дорого мне место, занимаемое в творческой истории века моим отцом, замечательным художником. Ничему этому не надо помогать, ни о чем печься и страдать. Либо оно есть само по себе, либо его не сделаешь никакими заботами.
Я рад, что ты проговорилась о деньгах2. Я писал тебе, что пос¬леднюю свою возможность я упустил и воспользуюсь ближай¬шею. Хотя это неопределенно, но обязательно будет в течение месяца.
Как тебе не стыдно писать такие глупости, как то, что ты для нас (кто это такие мы? я и жена? я и Шура? я и еще кто-нибудь?) parvenue*, что нас осталось трое3. Ах, если бы ты знала, насколько дальше, веселее и проще все! Какие трое, какие parvenues, какие Шуры? О совсем не этим я живу, а работой, требующейся жизнью и животворящей меня.
Обрываю это письмо неожиданно. От меня, значит, еще бу¬дет весточка. Будь здорова, целую тебя.
Твой Боря
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф (собр. А. В. Кур-сина).
1 М. Маркова думала, что О. М. Фрейденберг не оставила завещания и что все вещи достанутся не тому, кому она их предназначала.
2 Маркова писала 10 июля 1955, что в ее возрасте на работу не прини¬мают, а ее пенсия в 285 р. — «это не прожиточный минимум» (там же. С. 335).
3 «…Для тебя и Шуры я — parvenue, — писала Маркова, — хотя Оля этого не находила; ведь я даже не знаю и меня не знают ваши семьи <...>, не порывай совсем со мною. Нас ведь осталось только трое!» (там же. С. 334).
1331. М. К. БАРАНОВИЧ
5 августа 1955, Переделкино
5авг.1955
Дорогая Марина Казимировна!
Начинаю прямо с дела, но ведь и это дело есть дело сердца. С рукописью произошла такая история. Пока я переписывал ее начисто, у меня не было времени перечитывать написанное, а едва я в середине июля довел ее до конца, на меня посыпались предло¬жения Малого и Художественного театров, требующих немедлен-но и срочной работы1.
Рукопись осталась непросмотренной, неисправленной. Там есть много несглаженных резкостей, не до конца выдержана есте¬ственность разговоров, не гладок слог. Это неокончательный ее вид. Как человек пишущий и талантливый, Вы знаете, что это значит. В таком виде я не думал отдавать ее в переписку, ни Вам ни кому бы то ни было. Но и в этом виде книгу давно знает 0<льга> В<се-володовна>, а затем на днях прочел и Кома Иванов. Когда он вер¬нул мне ее, я набрался храбрости и решил дать ее читать через руки
* выскочка, самозванка (фр.).
О. В. ее приятельнице Л. Чуковской. О. В. нашла более разумным и своевременным отдать ее в переписку Татьяне Ивановне2, чему я страшно обрадовался, хотя размазывать исправления по мно¬гим перепечатанным экземплярам перспектива глупая, гораздо умнее было бы сделать это в одном чернильном подлиннике. Но у меня нет времени просмотреть его.
Мне страшно хочется, чтобы Вы прочли книгу и если как-то можете привести это в соответствие с ходом работы Т. И., приня¬лись и за переписку ее. Но ведь это страшно длинное сочинение, пять рукописных тетрадей в шестьсот с чем-то страниц. Однако несмотря на шероховатости и невыгодную внешность произведе¬ния, это очень важное происшествие и очень важное выражение моей душевной сущности и жизни, гораздо более важное, чем пер¬вая книга. Самое главное, думаю, дойдет до Вас. Сговоритесь как-нибудь с Т. И., как Вам делить это детище3. В конце, как и было задумано, наподобие предшествующей прозы, должны идти сти¬хи, в той редакции и последовательности, как они были в поза¬прошлогодних тетрадках. У меня было время открыть их ряд толь¬ко Гамлетом; остальных от руки я не успел вписать в тетрадь.
Для Малого я должен свести в одночастную пьесу двухчаст¬ного Генриха IV-ro, это нетрудно. Но Мхат хочет в этом сезоне поставить Марию Стюарт. Только что был юбилей Шиллера, де¬лались новые переводы, выпускались избранные однотомники, есть старые переводы, по которым трагедию играли более ста лет — Мхату приспичило, чтобы я сделал эту работу, и вот я на всех по¬рах перевожу трагедию, это надо сделать в полтора месяца.
О как мне хочется, как мне хочется, чтобы Вы прочли Жива¬го! Если Вы захотите написать мне что-нибудь о нем, сделайте это по адресу О. В. Москва, Потаповский пер. д. 9/11 кв. 18, ей, мож¬но без упоминания передачи.
Детям, Насте, Мише, Жене Левитину4, Поливановым сердеч¬ный привет. Крепко Вас целую. Спасибо за письмо, оно не только радость, но и новый, очень удачный толчок в судьбе Живаго, как и самоуправство О. В.
Ваш Б. П.
Рано об этом говорить, но перепечатанный текст надо по-моему разделить где-то на половине третьей тетради, где будет удобно, и сшить двумя томами.
Бумагу дополнительно доставлю в ближайший городской на¬езд на городскую Вашу квартиру5.
Впервые: Переписка Б. Пастернака с М. Баранович. — Автограф (Hoover Institution Archives, Stanford). Примеч. M. Баранович: «Написано в ответ на мою просьбу дать прочитать последнюю часть романа. К этому времени мое знакомство с 0<льгой> В<севолодовной> после ее возвра¬щения из лагеря не возобновилось,
