прав, полагая, что это — слова, не стоящие мне ни копейки.
Мне показывали стихи о Байкале, мне они очень понрави¬лись. Есть один факт в твоей судьбе, который мне кажется самым, пока, здоровым и положительным, это твоя женитьба и твоя жена. Мне очень хочется, чтобы вы друг друга не потеряли, а сохраните вы друг друга только в том случае, если будут в действии другие стороны вашей участи и ваших характеров, не военные, не долж¬ностные, не направленные на бесцельное прошибание стенки лбом и, временно, не осуществимые споры с временно неотвра¬тимым, а те, при которых Кяхта, оставаясь географически на мес¬те, перестает быть Кяхтой, впредь до действительного переезда из нее, осуществимого благодаря тому же миру в душе, который по¬дает счастливые мысли и озаряет фантазией, по-настоящему дей¬ственной и плодотворной.
Прости, что отвечаю тебе так второпях и, вследствие тороп¬ливости, такими малопонятными и неряшливыми периодами.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
1 Е. В. Пастернак получила отказ на письмо Б. Л., которое он напи¬сал по ее просьбе, внушенной советом И. Г. Эренбурга, председателю со¬вета министров Г. М. Маленкову о содействии увольнению Е. Б. Пастер¬нака в запас. Уступая настояниям, Б. Пастернак писал, что, не смея су¬дить о характере работы своего сына, просит дать ему возможность ее за¬кончить, так как ее научное значение в области автоматического регулирования засвидетельствовано специалистами.
2 Об этой философии жизни Пастернак писал сыну 31 янв. 1954: «Все время я тебе твержу одно. Держись доступных, достигнутых рамок в своей жизни, работе, службе. Подвигайся вперед в этих действительных грани¬цах (отправляясь от них спокойно и честно, можно зайти Бог знает как далеко). Надрывом, истерикой, фантастикой, ходулями никогда ничего не достигалось! Если естественность в быту и семейной жизни дана тебе, не считай этого нестоющей безделицей, иногда это не удается. В течение долгого времени не пиши мне. Мне некогда, а оставлять тебя без ответа неловко и жалко» (там же. С. 504).
1260. М. В. ЮДИНОЙ
18 января 1954, Москва
18 янв. 1954
Дорогая Мария Вениаминовна!
Благодарю Вас за письмо. Но не полнота признательности заставляет меня на него отозваться. Надо, чтобы Вы знали, что никому, кроме Вас, не удавалось так метко и исчерпывающе на¬звать и понять коренной изъян Фауста, причину, отяжеляющую все взлеты этого произведения, разгадку главного препятствия, всегда стоявшего передо мною при переводе и сущность которого все время оставалась тайною и скрытой от меня, между тем как Вы так легко и проницательно ее определили1.
Меня именно убивали эти немыслимые, необъяснимые, не¬позволительные примеры внезапного повисания крыльев после так счастливо взятых высот, страницы грязи и пошлости вслед за картинами и трагедиями чистоты и нежности, проявления праздной учености, по-барски надменной и такой далеко не вы¬сокой.
Секрет этого порока, этого стилистического балласта имен¬но в том ложном, самим автором осужденном красноречии Ме¬фистофеля, которому Гете тем не менее уделяет в трагедии так много места. Это ораторство, заведомо ограниченное, сознатель¬но второстепенное и, однако, такое пространное и блестяще аргу¬ментированное, — вот тот двойственный и внутренне противоре¬чивый придаток, который разбивал в прах лучшие мои усилия по отношению к тексту и отравлял мне радость работы, без того что¬бы хоть раз я понял, где корень зла.
Вы молодчина, я восхищен глубиной Вашей прозорливости и не мог не высказать Вам восторга по этому поводу. На граждан¬ской панихиде по Пришвине кто-то превосходно играл Бетхове¬на, Баха, Балакирева, очень необыкновенные раскаты арпеджий. Я думал, это Вы, но человек из пришвинского круга сказал, что нет, это не Юдина2. Во всяком случае, пианисту играть было, на¬верное, очень трудно, толпа стояла стеной, заслоняла ему свет и лишала его воздуха.
Еще раз спасибо. Ваш Б. Я.
Впервые: «Новый мир», 1990, № 2. — Автограф (РГБ, ф. 527).
1 В письме 15 янв. 1954 М. В. Юдина писала о «Фаусте», которого Пастернак подарил ей на Рождество: «По-моему, — у Вас многое — пре¬много лучше, чем у Гёте. Оторваться нельзя. — Но я его боюсь. Видно, мои душевные силы слабы — я не могу долго читать о воплощенной нечи¬стой силе, которая так умно, остроумно и порою гениально разглаголь¬ствует <...> Как Вы могли выдержать?» (там же. С. 182). В ответ на пред¬ложение Юдиной прислать ему работу А. А. Мейера «Размышления при чтении «Фауста» Гёте» (1936) Пастернак писал 18 янв. 1954: «Но Вы не представляете себе до какой степени нетерпеливо и торопливо отдаю я все свободное время работе над романом. Те немногие часы, что я им занима¬юсь, не оставляют места для чтения, и ознакомление с трудом, о котором Вы пишете, позвольте отложить мне до более удобного времени. Еще и еще раз: все, что Вы сами пишете о Фаусте, необычайно и замечательно. Я испытал сходные ощущения за работой. И слово поставлено в совершен¬но разные условия, смотря по тому, из чьих уст оно звучит, Ф<ауста> или М<ефистофеля>» (там же. С. 183).
2 «У гроба М. М. Пришвина, — писала 21 янв. в ответ Юдина, — ра¬зумеется, играла я — по личной просьбе Валерии Дмитриевны. Кроме Баха, Моцарта и Бетховена — Бородин, а не Балакирев» (там же. С. 183).
1261. К. П. БОГАТЫРЕВУ
27января 1954, Москва
Дорогой Костя!
Ждать осталось недолго! Мужайтесь, крепитесь. Спасибо за память. Папа Вам обо мне напишет. От души желаю Вам в нуж¬ном количестве сил и здоровья, нет, в избытке, больше, чем нуж¬но. И терпения, терпения.
27 января 1954 г. Москва
Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. Е. А. Су-риц). Письмо послано в лагерь в Воркуте.
Студент филфака МГУ Константин Петрович Богатырев был арес¬тован в 1951 г. по обвинению в покушении на Сталина; расстрел по моло¬дости лет был заменен ему 25 годами. Его отец, филолог и фольклорист Петр Григорьевич Богатырев, передал Пастернаку привет от сына, кото¬рый расспрашивал о нем, и жаловался, что Костя унывает. Летом Пастер¬нак послал К. Богатыреву сб. своих переводов из Шекспира (1953) с над¬писью: «Дорогому Косте с наилучшими надеждами и горячим поцелуем. Б. П. Это — пустяки, а через месяц будет Фауст. Мужайтесь, Костя, Вы молодец, как я всегда и думал». На сохранившемся экземпляре «Фауста» поставлен синий штамп: «Разрешаю к личному пользованию. Начальник лаготделения № 14 майор Фадеев. 12. VIII. 1954 г.» (там же. С. 141—142).
1262. Е. Б. ПАСТЕРНАКУ
4 февраля 1954, Москва
4 февр. 1954 Дорогой Женечка!
Боюсь, как бы предыдущее мое письмо не огорчило тебя сво¬им мнимым холодом и кажущейся сухостью1. Это не так, не пе¬чалься. Но мне неимоверно много надо еще сделать при неболь¬шом, вероятно, сроке жизни, оставшемся мне. (Вот ты сейчас во-пьешься в эту фразу и примешься расписывать мне, как необхо¬димо, чтобы я долго жил и пр. и пр. Не делай этого, я верю в твои добрые чувства. Эти слова сказаны совсем в другом смысле.) Вот причина, отчего и отстраняюсь я от разбора твоих и ваших дел. Эти дела без меня устроятся. К этому самоограничению моему люди вблизи меня уже привыкли, и даже по праву считая эту чер¬ту эгоизмом, прощают его мне. Прости и ты и будь здоров. Крепко целую тебя. Твой папа
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
1 В предыдущем письме 31 янв. Пастернак писал: «Дорогой Женечка! Когда я был моложе, я, бывало, Рильке, Марину Цветаеву, родителей и всех, кто мне был дорог, просил в письмах (если являлась необходимость писать их) не отвечать мне, так мне важно было избавить их от муки и нежизнен¬ного тупика письмописания. <...> На все, что ты написал мне, скажу тебе одно. Ты страшно все, может быть под влиянием мамы, преувеличиваешь: безвыходность своего положения… мое значение (несуществующее), мою сердечность (существующую еще меньше). <...> Кроме теплоты субъектив¬ного мира есть ведь также объективный, с которым заставляет меряться гор¬дость, и столкновения с которым надо выдерживать с готовностью спокой¬но, без истерики отступить или погибнуть» (там же. С. 503).
1263. А. С. ЭФРОН
18 февраля 1954, Москва
18 февр. 1954 Дорогая моя Аля!
Я ужасная свинья перед тобой. Не думай, что я забыл тебя, или что плохое самочувствие мешает мне писать. Но я страшно занят, то есть, пользуясь временным здоровьем, все свободное вре¬мя, остающееся от каждодневной обиходной бестолочи, отдаю работе над концом романа. А полное самообольщения намерение писать хорошую прозу отнимает столько сил! То и дело перечерки¬ваешь все написанное и по несколько раз переписываешь то со¬всем по-новому, то с незначительными изменениями. Сплошное, еле подвигающееся вперед, топтание на месте, не то что стихи.
Но не только этот недосуг и трудолюбие причины моего мол¬чания. Вместе с желанием написать тебе и Асе я давно хочу по¬слать тебе денег. Я связал оба желания вместе и они стали неразъ¬единимы, а с исполнением второго все время происходит задерж¬ка. Прости, я уже и сейчас, напрягшись, мог бы перевести тебе что-нибудь, но предпочитаю это сделать, когда мне будет удоб¬нее, а эта возможность все время откладывается.
Наконец, последнее, в чем я виноват перед тобой и Асей. Я так мечтал послать Вам по экземпляру Фауста, тебе и ей1. Он вышел, но в очень небольшом количестве экземпляров, и почти не попал в продажу, я сам с огромным трудом его доставал.
Прости меня за все и не теряй надежды на мое исправление. Это ведь уже бывало. Вдруг выяснялась слабая моя надежность и несостоятельность, а потом все снова менялось. Так будет и на этот раз. Будь здорова, не сердись.
Целую тебя. Твой Б.
Впервые: «Знамя», 2003, № 11. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 434).
1 Поздравляя Пастернака с Новым годом, А. Эфрон писала, что по¬лучила письмо от тетки о том, что вышел «Фауст», но «в Москве его дос¬тать невозможно» (А. Эфрон. О Марине Цветаевой. С. 430). Пастернак послал ей «Фауста» в апреле. «Фауст же меня просто ошеломил, — писала она в ответ. — Работа гигантская, талантлив необычайно… Какой ты мо¬лодец — талантливый и трудоспособный, а ведь в России это сочетание встречается раз в столетие, да и то не в каждое» (там же. С. 432).
1264. А. И. ЦВЕТАЕВОЙ
20 февраля 1954, Москва
20 февр. 1954
Дорогая моя Асенька! Благодарю Вас за открытку, адресован¬ную Зине. Я и не подумаю показывать ее. Вот еще новости, огра¬ничивать меня в работе, единственном, что осталось еще важным1.
Мое молчание именно от недосуга. Очень хочу и надо кон¬чить роман в течение года, как ни далек он по духу от требуемого.
Вчера написал несколько слов Але, перед которой виноват так же, как перед Вами. Я все хочу послать денег Вам и ей, и, в конце концов,
