сент. (РГАЛИ, ф. 379, без шифра).

1340. Н. ТАБИДЗЕ

4 октября 1955, Переделкино

4 окт. 1955

Дорогая Ниночка! Спасибо, что в такие минуты Вы написали мне1. Вы во мне не ошибаетесь, я этого заслуживаю: давайте жить, я всегда нравственно поддержу Вас. Для этого я жил все это вре¬мя, в этом мое назначение. Я всегда чутьем догадывался об этой страшной правде. Это определило мои взгляды, мое отношение ко времени и его главным представителям, мою судьбу. Бедный, бедный Тициан, которому суждено было пройти этот путь муче¬ничества, сердце мне всегда это говорило, я это подозревал.

Но соберитесь с силами, дорогая Нина, я хочу, чтобы Вы жили, мне надо, чтобы Вы жили. Вы нужны мне, чтобы сохранить яс¬ность, чтобы довести наш общий ответ до конца, чтобы выдер¬жать все. Крепко Вас целую, милая моя, бедная моя, близкая моя.

Ваш Боря

Обещанные деньги задерживаются, как только будет возмож¬ность, я переведу их.

Наши путешественники доехали хорошо. Все в доме благо¬получно. Бесконечное спасибо Вам и семье Леонидзе. У Лени на фотографиях часто фигурирует Е<вфимия> А<лександровна>. Какая она красавица! Главное лицо во всех группах, больше, зна-чительнее, выразительнее всех.

Да, — поручение Вам! Я получил приглашение по телеграфу на Гурамишвилевские торжества от Абашидзе и Чилая2. Я не знаю, по какому адресу протелеграфировать благодарность и извинение по поводу того, что не поеду и не могу поехать. Не можете ли Вы передать это от моего имени? Слишком я далек от общего духа этих мероприятий (ведь он остался тем же) и с каждым днем ухо¬жу все дальше.

Простите, что мало пишу Вам. Семье Чиковани также привет. В его поэме о Гурамишвили были очень живые, яркие стра¬ницы3.

Впервые: «Дружба народов», 1966, № 2 (с купюрами). — Автограф (ГМГЛ, №021914, 7).

1 Н. Табидзе получила известие о расстреле Тициана, состоявшемся 15 декабря 1937 г.

2 В Тбилиси широко отмечалось 250-летие со дня рождения грузинс¬кого поэта, князя Давида Гурамишвили. Ираклий Абашидзе и Сергей Чи-лая — секретари Союза писателей Грузии.

3 Имеется в виду «Песнь о Давиде Гурамишвили» (1942-1946).

1341. М. К. БАРАНОВИЧ

15 октября 1955t Переделкино

15 окт. 1955

Дорогая Марина Казимировна!

О как я Вас всегда без толку будоражу! Я боюсь, что следуя моим намекам, Вы начали переписывать роман с начала. В этом не было бы большой беды, но лучше было бы, если бы это мое предостережение предупредило Вашу переписку.

Дело в том, что когда я допускал такую возможность, я не предполагал, что подышу достаточное количество экземпляров первой книги1, чтобы заново пересмотреть и может быть испра¬вить также и ее, для Вас, для Т<атьяны> И<вановны> и Л. В. Сте¬фанович2. Но я их теперь подобрал, и если Вы пока ничего не де¬лали, дождитесь лучше моих распоряжений.

Я почти перемарал все, что надо было в частях с восьмой по двенадцатую, но еще не готов и, кроме того, надо будет перечесть первую книгу и, может быть, заняться ей. Я все время ошибаюсь в сроках, но мне кажется, через неделю, числах в двадцатых, я смо¬гу доставить Вам просмотренную и утвержденную первую книгу и названную половину второй. А пока Вы будете ими заняты, я под¬готовлю вторую половину второй книги.

Вы должны сами знать и не нуждаетесь в заверениях, что если бы это было мыслимо и не грозило Вам нервным заболеванием, я мечтал бы, чтобы все экземпляры в эновом количестве закладок переписывали Вы, а не кто другой, но т. к. это невозможно, я и обращаюсь к их помощи.

Наверное вещь надо будет сшивать в четырех брошюровках, по две на книгу: первая останется, как была; вторая составится из

2-й и 3-ей тетрадей первой книги; дальше пойдет, как у Вас. Из титула надо будет устранить все подзаголовки, обозначения час¬тей, и имя автора, и оставить только слова: Доктор Живаго. Книга первая. Доктор Живаго. Продолжение книги первой. Доктор Жи¬ваго. Вторая книга. Доктор Живаго. Окончание второй книги.

Я не ответил еще Вам на Ваше большое, полное огромной душевной щедрости письмо. Его нет у меня. Его мне прочли вслух в дни получения3. Не могу сказать, как я Вам благодарен за него. Пересматривая вещь, я иногда радуюсь, что все же написал и до¬вел ее до конца, для себя, Вас и еще нескольких, очень немногих, простых, скромных, образованных и одаренных. И это какая-то одна семья, не правда ли?

Впервые: Переписка М. Баранович с Б. Пастернаком. — Автограф (Hoover Institution Archives, Stanford).

1 Собирая нужные для окончательного просмотра разновременные перепечатки романа, разбросанные по знакомым, Пастернак писал Н. А. Голубенцеву 4 окт. 1955: «Дорогой Николай Александрович! Я совер¬шенно не помню участи данных на прочтение первых трех тетрадей рома¬на и утерял их следы. Если никто не отбирал их у Вас и они еще, по счас¬тию, у Вас, не найдете ли Вы возможным доставить их нам на городскую квартиру через лифтершу 5-го подъезда в Лаврушинском доме, Марию Эду¬ардовну Кирееву. Бели же Вы их давно передали кому-нибудь, да вдоба¬вок еще по моей просьбе, простите, пожалуйста, мою забывчивость. Я всегда помню Вас и как стану посвободнее к середине зимы, опять да¬вайте соберемся как-нибудь, я очень по Вас соскучился и хочу повидать Вас. Сердечный привет Вам и Вашей жене Наталии Николаевне. Ваш Б. Пастер¬нак» (ГЛМ, ф. 143, on. 1, д. 21). Голубенцев вернул рукопись 31 окт.

2 Несколько позже, 2 нояб., с аналогичными указаниями очередные главы рукописи были отданы Л. В. Стефанович: «Дорогая Людмила Вла¬димировна! Посылаю Вам половину продолжения, чтобы Вам не сидеть без дела. Переписывайте до цифры 16 на странице 302-й ремингтона или до той же цифры на странице 478-й рукописного чернильного экземпля¬ра, не дальше. Дальнейший материал в другом (1-м лицевом машинном) экземпляре я Вам привезу, когда отделаю эту оставшуюся часть, если Бог даст, во вторник 13-го или в один из следующих дней. Помните, за указан-ными рубежами (печатной 302 или письменной 478 страницами) матери¬ал не пригоден и не только не пользуйтесь им, но и не читайте его. Не прошить ли страниц несшитой тетрадки, чтобы они не перепутались. Итак, с Богом. Извините, что так опаздываю и задерживаю Вас. Итак, до слов: правота, правота, правота. Стрельников! (включительно). Сердечный при¬вет Вам и Николаю Владимировичу. Ваш Б. П. Я вечером в субботу или воскресенье позвоню Вам для устранения возможных неясностей». К за¬писке были приложены технические указания: «Располагать текст так, чтобы допустить сшивку (достаточные поля слева). Но не доводить печати и до правого края. Это всегда имеет очень дурной вид. Следить за лентой и копиркой. Желательно, чтобы 1 и 2 экземпляры были обр<азцовы>. Эк¬земпляры сброшюровать и переплести. Есть ли моя обложечная бумага? Так чтобы одного и того же цвета были и следующие 4. Довольно милый тон был картона на Map. Стюарт». Работа по перепечатке романа была окончена через месяц, и 22 дек. Пастернак писал: «Еще раз сердечно благо¬дарю Вас за помощь и прекрасную работу. Простите, что измучил и продол¬жаю утруждать Вас. Сердечный привет Николаю Владимировичу. <...> От души Вам признательный Б. Пастернак» (РГАЛИ, ф. 2893, on. 1, ед. хр. 80). 3 Вероятно, письмо было послано на адрес О. В. Ивинской.

1342. С. А. ОБОЛЕНСКОМУ

18 октября 1955, Переделкино

18 окт. 1955

О Господи, когда Вы, Сергей Алексеевич, угомонитесь? Ког¬да Вы по более прямому поводу вступили, в защиту меня, в пере¬писку с редакцией Правды1, я должен был дать Вам понять, как далеки мне эти выдуманные страсти, как они мне неведомы, как ни холодно мне от них, ни жарко.

Я не помню, как я это сделал, но что-то в этом роде я должен бы был Вам написать и наверное написал.

Теперь эти треволнения по поводу доклада Эренбурга. Если бы Вы послали мне эту копию2 в качестве наброска предполагае¬мого письма к нему, я бы успел отсоветовать Вам писать ему об этих пустяках. И опять это из сферы очень чужой мне, абсолютно мне неинтересной, разъезды, доклады, культуры, обвинения, оп¬равдания.

Наверное он не упоминал дорогих Вам имен, потому что они и без того там известны, и речь была не о том далеком времени, когда эти имена установились, а о близком, последнем, относи¬тельно которого может быть отмечался упадок, и где надо было именно козырять этими молодыми. Но ведь я пишу о том, чего без Вашего письма бы не знал и о чем решительно не имею поня¬тия. Ах, ах и ах! Вы все-таки неисправимы.

Я несколько раз порывался черкнуть Вам несколько слов о том, что я здоров, благодарю Вас за беспокойство обо мне, что я страшно занят и что прошу Вас передать привет милой Харшите Алиевне3, — и все откладывал.

Я в июле дописал вторую книгу романа и кончил его. Мне не пришлось перечесть его, так быстро навалились на меня всякие театральные работы, среди них просьба перевести Шиллеровскую

Марию Стюарт для МХАТа, которую я перевел и сдал в августе, и кое-что еще из Шекспировских пьес для Малого.

Теперь я отвечу на другие Ваши вопросы, но Вы меня так плохо представляете себе и Ваши движения в мою сторону так часто идут совсем мимо, что мои слова покажутся Вам рисовкой, и Вы не поверите в их искренность.

Переиздание моих Избранных задерживаю я сам и отказыва¬юсь от их издания4. Я не люблю советской литературы и себя как части ее. Все это давным-давно смертельно надоело. Требуется нечто коренным образом новое, не в рамках полувековой долбеж-ки, а вне ее, сокрушительно новое, по существующим привычным мерилам недопустимое, и часть этого есть в романе. До его появ¬ления (а до этого я наверное не доживу) я не хочу появляться в сообществе людей, которых поголовно отрицаю.

Теперь о «Старике и море»5. Прошлой осенью распространи¬лись толки будто на Западе выставлена была моя кандидатура на Нобелевскую премию. Верный своим правилам, последним об этом узнал я, из третьих уст, по случайности, сам этим не интересовался, нигде не наводил никаких справок. Но что-то действительно было. Люди ловили сообщения по иностранному радио, видели упоми¬нания об этом в иностранной печати. Будто бы были предложены два соискателя, Хемингуэй и я. Когда премию получил он, будто бы это мотивировали: 6.

Так что у меня с этим рассказом родственные связи. Вчера я на¬чал его читать и сегодня закончил бы, если бы Вы мне не помешали.

Я возвращаю Вам копию Вашего письма, потому что она со¬вершенно не нужна мне. Вы наверное страшно молодые люди, Вы и Ваша Харшит, а то бы Вы не занимались такими глупостями, а она бы Вас остановила.

Ваш Б. Пастернак

Впервые. — Автограф