надо было написать, и едва только (совсем недавно, недели две-три тому назад), я кончил ста¬тью, я принялся за стихи.
Я их пишу не глубоко, не напряженно, как очень давно, до революции, совершенно не сознаю и не чувствую их качества, и написал уже довольно много.
Часть их тоже, как мне обещали, появится в сентябрьских номерах «Нов. мира» и «Знамени»3.
Я наверное увижу Вас не скоро, потому что почти совсем не бываю в городе. Может быть попрошу 0<льгу> В<севолодовну> или Алю разыскать Вас и кое-что рассказать4.
Горячо благодарю Вас за письмо. Вы знали, как оно меня ос¬частливит. Крепко целую Вас. А при свидании и сам расспрошу Вас о многом и много расскажу. Привет всем Вашим, Насте, Мише. Поцелуйте внучку.
Ваш Б. И
Впервые: Переписка Б. Пастернака с М. Баранович. — Автограф (Hoover Institution Archives, Stanford). Примеч. M. Баранович: «Ответ на мое первое письмо после операции, к исходу которой и относится первый абзац».
1 М. К. Баранович перенесла онкологическую операцию. Она писала Пастернаку: «Я жива, хоть Вам это и не очень интересно. Больше всего о том, как я умирала, я хотела бы рассказать Вам. Но, Вы, кажется сами зна¬ете, как это делается. И Вы знаете, как потом полно и счастливо и свобод¬но живется» (там же. С. 69).
2 Одновременно с письмом Пастернак передал Баранович вступитель¬ный очерк «Люди и положения», на публикацию которого в «Новом мире» Пастернак тщетно надеялся.
3 В «Новом мире» (№ 10) было опубликовано 1 стих., в «Знамени» (№ 9, 1956) — 10.
4 Примеч. М. К. Баранович: «Б. Л., обещая много рассказать при сви¬дании… имеет в виду… передачу романа Фельтринелли» (там же).
1379. М. Н. ВИТАШЕВСКОЙ
6 августа 1956, Переделкино
6 авг. 1956
Дорогая Мария Николаевна!
Я давно хотел поблагодарить Вас за все, что Вы для меня сде¬лали, и вот представляется случай. По-моему, последние перево¬ды 0<льги> В<севолодовны>, в особенности «Бьют часы», очень хороши1, и мне кажется, она оправдывает внимание, которое Вы ей оказываете, и все же, от всей души спасибо, спасибо!
Меня огорчает, что судьба романа волнует Вас2. Берите с меня пример: совсем не надо этим интересоваться. Моим долгом, не¬шуточным и трудным, было написать его, а остальное не наша печаль, а дело случая. Даже то немногое, что Вам известно о его судьбе (только в этой доле определившейся), произошло не по моей воле и не против нее, а само собой, благодаря цепи случай¬ностей, к которым я не имел никакого отношения3. Так будет и дальше.
Мне очень жаль, что О. В. рассказала мне о своем разговоре с Вами. Совсем не следовало мне и не надо об этом знать. Я хочу отговорить Вас от Ваших намерений4. Не стоит этот вопрос Ваше¬го труда и забот. О. В. требует, чтобы я дал ей новый экземпляр рукописи, несколько лучше предшествующего. Я делаю это страш¬но нехотя. В экземплярах этого изготовления есть ошибки. Я их не правил вследствие недостатка времени, отчего не бываю в го¬роде, не буду и сегодня.
Я никогда не вмешивался в будущность написанного, никог¬да ничего не пристраивал даже в случаях самых невинных, когда содержание сделанного не осложнялось соображениями полити¬ческими. Я всегда говорил, что всякое истинное и стоящее произ¬ведение — посмертное, даже при живом и здравствующем авторе, и только неудачную вещь неудачный автор до конца дней водит и прогуливает за ручку.
Единственный вид моей прикосновенности к судьбе «Жива¬го» — мое полное безучастие к ней. Я Вас ни на что не уполномо¬чиваю, ни на что не благословляю. По правде говоря, меня бы порадовало, если бы Вы отказались от своих планов. Но и это не в такой степени, чтобы препятствовать и мешать Вам.
Поймите меня и не обижайтесь. Я не знаю, как это сказать, чтобы это не прозвучало фразой, но даже предполагая самое горь¬кое, я ничего не боюсь. Ответ у меня готов наперед. Я написал то, что я думаю и на эту тему никогда не перестану думать. В наших искусственных условиях я не желаю искусственной участи тому лучшему, чем мне удалось оправдать свое существование.
Еще раз благодарю Вас.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2871, on. 1, ед. хр. 68).
1 Переводы из Рабиндраната Тагора.
2 О. В. Ивинская пишет в своей книге, что, узнав о передаче руко¬писи «Доктора Живаго» Фельтринелли, решила посоветоваться с
М. Н. Виташевской, «с некоей странной личностью», которая, по ее сло¬вам, в прошлом «работала начальницей одного из концлагерей». Она да¬вала ей «переводить для Гослитиздата Тагора, пыталась делать еще ка¬кие-то одолжения, даже и не прошенные, выказывала… всяческое бла¬горасположение». «Виташевская мне очень посочувствовала: — Вы зна¬ете, Оленька, — мягким кошачьим голоском говорила мне эта огромная заплывшая жиром туша, — разрешите мне показать этот роман выше-стоящему лицу, все станет на свое место» (Ивинская. В плену времени. С. 219). Ивинская писала также Поликарпову в августе 1956 г., что сразу по передаче романа Д’Анджело, она советовалась с Виташевской, кото¬рая «свой партийный капитал наживает некрасивыми средствами» (РГАЛИ, ф. 379, без шифра).
3 Имеется в виду неожиданный для Пастернака приход к нему италь¬янского журналиста и эмиссара издательства Фельтринелли Серджо Д’Ан¬джело, попросившего рукопись «Доктора Живаго».
4 По словам О. Ивинской, Виташевская хотела дать почитать роман В. М. Молотову, с которым была знакома, но для этого ей был нужен но¬вый, лучший экз. машинописи.
1380. А. П. РЯБИНИНОЙ
6 августа 1956, Переделкино
6 авг. 1956
Дорогая Александра Петровна!
Я давно порываюсь сказать Вам свое горячее, сердечное спа¬сибо за Ваши продолжительные и многократные подвиги наход¬чивости и великодушия. Вы — совершенная волшебница. Благо¬даря Вашей помощи, 0<льга> В<севолодовна> могла стать на ноги в смысле заработка и в правовом отношении. Она сейчас работает очень хорошо и не только самостоятельно, но, по некоторым при¬чинам, часто управляется теперь за двоих. Тем более спасибо Вам, это Вы наворожили, это с Вашей легкой руки.
Она и Нина1 расскажут Вам, как я занят сейчас, не только лишь много, а с пользою, счастливо и плодотворно, и совсем не езжу в город. Как только явится случай и необходимость погонит меня в Москву, я поспешу с Вами повидаться и подтвердить и до¬казать Вам мою признательность и преданность.
Ваш Б. И
Впервые. — Автограф.
1 Нина Табидзе приезжала в Москву для работы над стихотворной книгой Т. Табидзе, издававшейся в редакции у Рябининой.
1381. Д. ИЙЕШУ
Москва, 7 августа 1956 Мой дорогой Ийеш,
я Вам отвечаю на языке Вашей надписи, при том, что успел забыть и то немногое, что знал1.
Спасибо за счастливую мысль послать мне Ваши стихи по-французски. Я издавна знаю Незвала лично, но только когда он прислал свои стихи в таком же французском сборнике, я узнал его как поэта.
Ваша книга близка мне и в целом много мне говорит. Тем не менее стихотворения в начале и конце книги мне нравятся боль¬ше других. «Анна», «Грусть повседневности», «Дочь соседки», «Элегия», «Бедность», некоторые места из «Очарованного замка», «Новорожденный», «Стадо» (стихотворение несравненной силы), «Ужас», «В Пловдиве», несколько поразительных мест в «Кон¬структорах» и в «Двух руках», из цикла «В Тихане», «Дикие утки», два других отрывка и «Гости».
Все это очень высоко, бесспорно, правдиво и сильно. Более всего восхищает меня — и, вероятно, Вы один владеете этим, — это глубина и точность Ваших совершенно новых мыслей о душе, истории и обществе, — областях, в которых риторика, все равно красная или белая, левая или правая, допустима в поэзии и на¬столько на своем законном месте. И, что увеличивает ценность этого богатства нравственных понятий и подлинного, а не под¬дельного применения найденных Вами собственных определе-ний — это то, что эта способность связана с совсем другой, если не противоположной особенностью, — Вашей безграничной пла¬стической силой, которая живописует почти независимо от Ва¬ших образов и размах которой всегда достигает цели и безоши¬бочно ведет от одной победы к другой.
Я поздравляю Вас от всего сердца. И не только с Вашей соб¬ственной удачей, а с тем, что у Вас оказался такой составитель и такой прекрасный переводчик. Книга — настоящий праздник, Вас следует с ним поздравить. Примите мою искреннюю благодар¬ность за этот прекрасный подарок.
P. S. Последняя строчка Вашей трогательной надписи меня огорчила: («его венгерский переводчик»). Что нашли Вы во мне достойного для перевода? Это долго рассказывать, но я так нена¬вижу вынужденную неполноценность всего того, что нам при¬шлось пережить, нашей призрачной деятельности, нашей несу¬ществующей литературы. Какая путаница в том, что тем или иным образом звенит в ушах, а на самом деле значит совершенно про¬тивоположное!
Моя первая и единственная работа, в которой я сказал то, что думаю без умолчаний и до конца, куда я вложил всю свою фило¬софию, смысл существования и возможность выразить его суть по-своему, это мой роман в прозе «Доктор Живаго», который я окончил прошлой зимой. Это мое суждение о нашей протекшей жизни, о судьбе нашего поколения, о странной попытке бесчело¬вечным образом построить человеческое счастье, основу личнос¬ти заменяя хвастливой и слепой механичностью. Сомневаюсь, что нам удастся увидеть его когда-нибудь напечатанным.
Тот же
Впервые: Domokos Maryas. Ad6ssddglevel. Bp., Konirs kiad6, 1998. — Авто¬граф по-фр. (собр. Марии Ийеш, Будапешт).
1 Надпись на книге Gyula Hies. Pofines. Pierre Seghers editeur. Pbetes d’aujourd’hui. 1956: «A Boris Pasternak en remerciant de tout ce qu’il a fait pour la poesie hongroise en lui serrant bien respectuesement la main son traducteur hongrois Gyula Hies. Budapest, le 7.VI/1956» («Борису Пастернаку в бла¬годарность за все, что он сделал для венгерской поэзии, почтительно пожимает руку его венгерский переводчик». — фр.). В книге отмечены страницы с названными в письме и др. стихотворениями.
1382. А. Г. ЛЕВИНТОНУ
13 августа 1956, Переделкино
13 авг. 1956
Уважаемый Ахилл Григорьевич!
Я больше переводами не занимаюсь, у меня много очередно¬го своего. Вот что я должен был сказать Вам в своем письме и, видно, упустил. Ганса Сакса дополнять новыми переводами я, та¬ким образом, не буду1.
Последнее отступление, которое год тому я сделал от этого зарока не заниматься больше переводами, выразилось в том, что по просьбе МХАТа я перевел для их готовящейся постановки «Ма¬рию Стюарт» Шиллера. Этот перевод пока нигде не издан и у меня нет времени на серьезные шаги по его пристраиванию. Вы герма¬нист и наверное у Вас есть знакомства среди представителей этой специальности в Ленинграде, или, вернее, в издательстве, выпус¬кающем Сакса. Не сосватаете ли Вы мне Шиллеровской Марии? Сердечный привет.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (собр. Г. А. Левинтона).
1 Несмотря на заключенный с Пастернаком договор, его переводы не были включены в сб.: Ганс Сакс. Избранное. М.-Л., ГИХЛ, 1959; его пе¬ревод интермедии «Конокрад и вороватые крестьяне» был заменен новым,
