Олюшка, спасибо тебе сердечное за открытку. Я знаю об этом спектакле, со мной списывался Козинцев, режис¬сер, и тоже звал в Ленинград. Я не поеду. Мне надо и хочется кон¬чить роман, а до его окончания я — человек фантастически, ма¬ниакально не свободный. Вот, например, до какой степени.

В апрельском номере журнала «Знамя» собираются напеча¬тать 10 моих стихотворений из романа «Живаго», в большинстве написанных в этом году. Я их читаю в гостях, они мне приносят одну радость. Их могло бы быть не 10, а 20 или 30, если бы я по¬зволил себе их писать. Но писать их гораздо легче, чем прозу, а только проза приближает меня к той идее безусловного, которая поддерживает меня и включает в себя и мою жизнь, и нормы по¬ведения и пр. и пр. и создает то внутреннее душевное построение, в одном из ярусов которого может поместиться бессмысленное и постыдное без этого стихописание. Мне не терпится освободить¬ся поскорее от этого прозаического ярма для более мне доступ¬ной и полнее меня выражающей области.

Или, например, если не считать некоторого Зининого непри¬косновенного сбережения, с текущим, повседневным бюджетом, у меня теперь некоторая временная заминка. И опять, из-за нео¬конченного и пишущегося романа у меня нет времени постоять за себя, что-то предпринять, похлопотать в издательстве и т. д.

Вследствие поглощенности этою мыслью у меня нет времени спорить, когда мне говорят глупости, и за недосугом я со всеми соглашаюсь, и предпринимаю правку, о которой просят редакто¬ра переиздаваемых переводов, хотя этого совсем не надо делать. Видишь, какое несчастье этот роман, и как надо постараться поскорее от него избавиться. По тем же причинам пишу тебе вто¬ропях, за что прошу простить меня.

Я тебя не поблагодарил за твое щедрое чувствами, великодуш¬ное письмо о Фаусте. Но оно было именно то, написание которого я хотел предупредить и не успел. Как ты доверчива, если думаешь, что перевод оценят и обратят на него внимание (я привожу в сво¬их выражениях надежды, которые ты питаешь в письме1). У меня никогда расчетов и притязаний таких не было и быть не может.

Теперь о другом, гораздо более важном. Если ты знаешь кого-нибудь из участников постановки и спектакля, передай им от меня выражение сильнейшей признательности и пожелание успеха. Что¬бы они не думали, если я Остался в стороне, молчу и не даю о себе знать, что я что-то возомнил о себе, что безразличен к ним и что работа их не представляет для меня значения. Или иногда я отзы¬ваюсь слишком вынужденно торопливо с превратными последст¬виями, на письме лежит налет угрюмой отписки, способной оскор¬бить получателя. Так на меня кажется обиделся Козинцев.

Милая, дорогая Оля, вот и тебе написал я безобразное по глупости письмо, состоящее из единственного слова «роман» в двадцати повторениях. А как бы я хотел обнять тебя, повидаться и поговорить с тобой!! И это будет, будет когда-нибудь, увидишь. Без конца целую тебя. Твой Боря

Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.

1 Получив «Фауста», О. Фрейденберг писала: «…Когда я взяла в руки твою книгу, я подумала: вот это — ощупь культуры во всей ее осязательнос¬ти. <...> Тут уж нет ни вкусов, ни школ. Означаешь ты будущее или прошлое. Сурков ты или Исаковский, Бурлюк или буржуй — или Александр Алексан¬дрович Смирнов. На Фаусте они зубы себе обломают…» (там же. С. 308).

1270. Г. М. КОЗИНЦЕВУ

25 марта 1954, Москва

25 марта 1954

Дорогой Григорий Михайлович!

Сердечное спасибо за присланную афишу1. Но при дальней¬шем печатании надо будет имя склонять: Перевод Б. Пастернака. Мне так кажется. Скажите, чтобы в дальнейшем исправили.

В здешнем театре им. Маяковского говорят, будто премьера будет 31-го. Вообще о Вашей постановке повсюду заговорили, в Вас верят, Вас любят. Надеюсь, не принесу Вам несчастия, не знаю, как выразить Вам мои лучшие пожелания, чтобы не сгла¬зить.

Альтману и всем, кого я не знаю, приветы от души. Об игре Фрейндлиха в «Ревизоре» пишут мне восторженные отзывы.

В час добрый, спасибо Вам. Воздерживаясь от поездки в Ле¬нинград, знаю, отказываю себе в большой радости и счастье, но так надо. Только силой, граничащей с отречением, удается удер¬жать себя за работой, которую необходимо завершить. Так бывало большую часть жизни.

Ваш Б. Пастернак

Впервые: «Вопросы литературы», 1975, № 1. — Автограф (собр. адре¬сата).

1 Ответ на письмо Козинцева 24 марта и посылку афиши. Через два дня, 27 марта Пастернак писал об этом О. Фрейденберг: «Мне прислали афишу о готовящемся Гамлете, расклеенную у вас. Это очень радостно, но там неправильность, сказано: перевод Б. Пастернак, а не Пастернака, как надо. Я об этом написал Козинцеву, но в вежливой, не настойчивой форме, прося его, чтобы в следующих афишах о днях спектаклей ошибку исправи¬ли и имя склоняли. Если у тебя есть знакомства с кем-нибудь из группы близко стоящих к театру или постановке, сделай милость, напомни об этой моей просьбе, и чтобы кто-нибудь последил о ее исполнении». О. Фрей-денберг сообщала об исполнении просьбы, но сомневалась, «дойдет ли грам¬матика до сознанья корректора» (Переписка с О. Фрейденберг. С. 310).

1271. Г. В. БЕБУТОВУ

27марта 1954, Москва

27 марта 1954 г.

Уважаемый Гарегин Владимирович!

Посылаю Вам единственное переведенное мною стихотворе¬ние Чаренца, напечатанное в Литературной газете, кажется, в 1935 году1. Какое пророческое по содержанию!2 Посылаю в двух экзем¬плярах, потому что сразу решил, что это Вам нужно для напечата-ния в числе других его стихотворений в русских переводах, но по¬том перечтя Ваше письмо, нигде не нашел упоминания об этой цели.

Помню Вас и рад, что Вы о себе напомнили. Сердечный привет.

Ваш Б. Пастернак

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 3100, on. 1, ед. хр. 150).

1 Перевод Пастернака стих. Егише Чаренца «Кудрявый мальчик» («Закрываю устало глаза…») был напечатан в «Известиях», 7 нояб. 1935.

2 В стих, рисуется картина светлого будущего Армении, но задумчи¬вый мальчик обнаруживает на прогулке могильный камень с надписью: «Здесь покоится прах / Егише, — он читает, — Чаренца. — / И дочитывает второпях: — / Стихотворца, Маку уроженца». В 1937 г. Егише Чаренц был арестован и расстрелян.

1272. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ

12 апреля 1954, Москва

12 апр. 1954. Золото мое, Олюшка, спасибо тебе, что ты так горячо и деятельно держишь меня в курсе событий. Слышал очень хорошие отзывы о спектакле1. В Ленинграде часто бывает Лива¬нов, большой мой друг, который должен был играть Гамлета во МХАТе 15 лет тому назад. На днях он был с женой и оба (приятели Черкасова2) просили у него и Козинцева, чтобы их пустили на гене¬ральную, и им отказали. На премьеру отсюда выехала Л. Ю. Брик. Вообще это — театральное событие, о котором будут мнения са¬мые разнообразные и противоположные. Не страдай за меня, как я всегда прошу. Сейчас должен выступить на одном вечере вен-герской поэзии. В 4-ом, апрельском номере журнала Знамя есть несколько моих стихотворений из романа, 16-го будет обсужде¬ние Фауста (перевода) в Союзе писателей. Пока все это очень не¬значительно и пока, все же, очень чуждо. Только бы хватило сил для решающих проявлений и не подорваться на этих предвари¬тельных пустяках. А столько еще можно сделать и сказать! Целую тебя, хорошая моя. Твой Б.

Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.

1 Пастернак писал 4 апр. О. Фрейденберг: «Мне привезли уже одно мнение артистов московского гастролирующего у вас театра, соперников и недоброжелателей, похваливших Полония и призрака отца, и нашед¬ших Г<амлета> слишком деятельным и оптимистичным, не оставившим ничего от трагедии. Но ведь таков перевод. Бедные исполнители!» (там же. С. 311).

2 Актер Ленинградского драматического театра Николай Константи¬нович Черкасов.

1273. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ

16 апреля 1954, Москва

16 апр. 1954

Дорогая Оля! Мгновенно отвечаю тебе по прочтении твоего талантливого, увлекательного, большого и глубокого письма, и в момент самый неподобающий: сейчас седьмой час вечера, а в 7.30 в Союзе писателей обсуждение моего перевода Фауста, и я иду туда. Я плакал, читая твои строки1. Милый друг мой, достань где-нибудь через неделю или дней через десять четвертый номер журнала «Зна¬мя» (тут он уже вышел). Там за вычетом двух-трех стихотворений, раньше написанных, — все новое. Тебе приятно будет увидать в нынешней печати такое простое, естественное и непохожее на нее. Главное, конечно, не в них, а в прозе, в «системе» которой они вращаются и к которой тяготеют. И слова «доктор Живаго» оттис¬нуты на современной странице, запятнаны им!2 Без конца тебя целую, радость моя. Меня огорчает, что присобачили они ко мне Маршака3. Зачем это? Твой Б.

Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.

1 О. Фрейденберг написала подробное письмо после премьеры: «Спектакль великолепный, но без Шекспира. Гамлета ставят, как со¬временную психологическую драму. <...> Фортинбраса нет совсем. А тем самым нет и замечательного философского образа <...> Убраны шекс¬пировские метафоры и афоризмы. Стих «снят»: читают, как говорят.

Если б мы не жили в яркую, замечательную эпоху, я сказала бы, что такое противоборство стиху, ритму, страсти, темпераменту могла бы породить только эпоха, распластавшая человека и вынувшая из него внутренности, эпоха растоптанного стиха и облёванной души» (там же. С. 313-314).

2 Публикация в журн. «Знамя» (1954, № 4) предварялась заметкой от автора, где говорилось о романе «Доктор Живаго», в который входят эти стихи.

3 Сонет 74, посланный Пастернаком по просьбе Козинцева, в спек¬такле был заменен переводом Маршака, как более «красивым». Переводя сонет по просьбе Козинцева, Пастернак писал о немыслимости «коопе¬рирования разноименных текстов» (письмо № 1267, коммент. 3 к нему).

1274. А. А. АХМАТОВОЙ

18 апреля 1954, Переделкино

18 апр. 1954

Дорогая Анна Андреевна!

Вы ужасно требуетесь здесь. Отчего Вы к нам не едете?1 Я ду¬мал Вы приедете на Пасху. Нина Антоновна2 в отчаянии, что ни¬как не может залучить Вас сюда. Может быть Вас останавливают соображения об Алеше, который сейчас тут?3 Н. А. говорит, что двадцатого он уедет, и что это Вам известно4. Если Вам грустно, то на фоне моих настроений густота Ваших на два-на три оттенка просветлеет.

Нейгауз страшно горд, что Вы были на его концерте и рас¬сказал, как низко он Вам поклонился с эстрады. Я догадываюсь, отчего Вы задерживаетесь в Ленинграде. Вы наверное не хотите разъехаться с Comedie Frangaise и дожидаетесь ее приезда5. Тут мы ничего не можем поделать. Но как мы все по Вас соскучились и какою радостью было бы поскорее Вас увидеть!

Ваш Б. И

Впервые. — Автограф (РНБ, ф. 1073, № 942).

1 Анна Ахматова пробыла в Москве январь-февраль 1954 г. по вызову Союза писателей для предоставления ей 10-метровой комнаты в комму¬нальной квартире. Пастернак подарил ей только что вышедшего «Фауста» с надписью: «Дорогому другу, Анне Андреевне, моей великой знакомой, милой, бесконечно милой и еще