мысль о расхождении итальянского перевода, сделанного с точного подлинника, с той его формой, в которой он будет отредактирован в русском издании, никогда меня не останавливала и не пугала2.

Эти предполагаемые изменения буду производить и вносить в русский текст не я, а специальный редактор, которому издатель¬ство поручило сгладить углы романа, неприемлемые для совет¬ского издания. Я еще не видел результатов его работы и теперь, лежа в больнице с заболеванием, пока что нестерпимо мучитель¬ным и которому я не вижу конца, наверное не скоро увижу.

В стадии, в какой сейчас нахожусь я и физически, и мои мыс¬ли, и состояние дел со здешним изданием романа, мне кажется, издателю Фельтринелли не надо заходить в его любезностях так далеко, как он, по-видимому, готов3, и ограничиться отсрочкой напечатания романа по-итальянски до 1 сентября этого года.

Вида, в какой будет превращен роман, чтобы стать приемле¬мым для печати, я себе пока не представляю и его невозможно предугадать. Кроме неопределенности, заключенной в этих пред¬положениях самих по себе, дело страшно и на неопределенно дол¬гий срок осложнилось моей болезнью. Неужели Фельтринелли поставит себя в зависимость от таких, пока не поддающихся оп¬ределению, условий.

Мне трудно (физически больно писать), — простите меня. Надеюсь, что из моих слов Вы извлечете что-нибудь полезное для Вашего решения. Будьте здоровы, благодарю Вас за внимание.

Ваш Б. Пастернак

Впервые: «Континент», 2001, JNfe 107. — Автограф (собр. К. Фельтри¬нелли, Милан).

1 См. письмо JNfe 1415 и коммент. 2.

2 Пастернак писал Фельтринелли (письмо JNfe 1413) о своем «посто¬янном желании», чтобы итальянский перевод делался непосредственно с присланной рукописи, предостерегая его от «следования редакторским изменениям», искажающим подлинный авторский текст.

3 Взволнованность Пастернака по поводу текста итальянского изда¬ния объясняется тем, что, по воспоминаниям Д’Анджело, к нему прихо¬дила О. Ивинская, обеспокоенная сопротивлением Пастернака тем изме¬нениям, которые вносили в текст романа редакторы Гослитиздата, и, бо¬ясь последствий, просила передать Фельтринелли, чтобы тот следовал этой переработке («The Sunday Telegraph*, May 7, 1961). См. также письмо № 1432.

1431. О. В. ИВИНСКОЙ

18 апреля 1957, Кремлевская больница

18 апр. 57

Дорогая Олюша! Насчет посещений на неделе очень строго. Третьего посещения никак не разрешат и даже ворчат за второе. Напиши мне в субботу и передай через комендатуру письмо о де¬лах и что чем кончилось. Я плохо сделал, что не попросил в пись¬ме Ал<ександра> Ив<ановича> об ускорении выпуска стихотвор¬ного сборника: это было бы очень важно. Аля1 через Зину спра¬шивала, когда можно будет ко мне. Я назначил среду 24-го. Если бы была хоть маленькая возможность прийти в будни двум лицам, а не одному, и если бы ты пришла с ней, это было бы замечаталь-но, я об этом буду просить Вал<ентину> Ни<колаев>ну2, но ка¬жется это нельзя, это расходится со здешними законами.

Сегодня меня в первый раз спустили с постели и заставили посидеть и походить. Это у меня выходило беспомощнее годова-лового ребенка. При этой проверке и установил. Основное гнездо боли, довольно невыносимой при ступании, но и вообще никогда не проходящей — в колене: оно как бы чугунное и как бы одереве¬невшее, как бы вспухшее от боли. Другое. Пусть это необъясни¬мое колдовство, но по какой-то причине способность… самосто¬ятельно утрачена без воспоминаний и я не верю в ее постепенное возвращение. Мне кажется мне самому надо будет желать опера¬ции, если только удачный исход ее действительно обеспечивает нормальное действие этого элементарного отправления ценой ут¬раты всех остальных. Все страшно резко изменилось от этого нео¬жиданного удара за этот месяц, это не шутка. Напиши мне пожа¬луйста спокойно о том как ты распорядилась с Данж<ело> и с Гос¬литиздатом и чего достигла. Четверг и воскресенье будут заняты. Если тебе удастся добиться разрешения прийти с Алей, это будет неслыханно.

Целую тебя. Твой Б.

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Емель¬яновой). Факсимиле: Каталог Кристи. С. 53.

1 Ариадна Сергеевна Эфрон.

2 Лечащий врач В. Н. Быстрова.

1432. О. В. ИВИНСКОЙ

22 апреля 1957, Кремлевская больница

22-4

Дорогая Олюша.

Прочел письмо А<лександра> И<вановича>. Сердечное спа¬сибо ему. В письме мне не нравятся строчки: «Работаю, переде¬лываю, дополняю»1. Мое реальное желание: чтобы вышли стихи. Чтобы подо что-нибудь в течение ближайшего месяца можно было получить для дома большие деньги. Чтобы перекрестная и ослож¬нившаяся двусторонняя мистификация с романом кончилась его появлением в его истинной форме где-нибудь, — и ничем не кон¬чилась у нас, забылась, не оставила следа. Неужели ты веришь, что сомнительное чудо скорого выздоровления я увенчаю тем, что сяду в Переделкине пересочинять роман шиворот-навыворот? Но и конечно предположение, будто бы в марксизме можно сомне¬ваться и его критиковать абсолютно неприемлемо и останется та¬ким, пока мы будем жить. На эту тему вчера бывшая у меня с Зи¬ной Ливанова мне сказала: «У нас диктатура пролетариата, Боря, ты что об этом не слыхал или с ума сошел?» Это по поводу прочте¬ния романа Косыревым, их знакомым сов. послом в Италии2. Возвращаю тебе письмо Пузикова.

0 чем ты говорила с Зелинским? Урологическая тема тут со¬вершенно отпала. Может быть интерес к ней когда-нибудь ожи¬вет, но пока об этом нет разговора. И я категорически против того, чтобы ее возобновлять, кого-то звать и т. д. Это все ни к чему.

Печально, что так остры формы артрита в коленном суставе. Нога болит почти все время невыносимо, немыслимо. Каждую ночь, едва засну на полчаса, — говорят — испускаю во сне стоны и кричу от боли. Если является иногда мысль о созвании конси¬лиума, то только с этой, хирургической стороны, то есть относи¬тельно ноги. Но и в этом нет надобности. Я их мысль понимаю, и она справедлива и разумна, — гимнастикой, массажем, движени¬ем расходить солевые отложения в колене, но они не представля¬ют себе страданий, которые приносят эти попытки.

Сегодня мыли меня в ванне и впервые сам сегодня переко¬вылял в ванну. Если хватит сил добраться до телефона, сегодня или завтра вечером позвоню тебе.

Вчера, в первый день Пасхи было много писем, между про¬чим два замечательных из МХАТа.

Когда прийти тебе? В среду будет Аля. В четверг, после нее скажут, слишком рано, надо будет попробовать в пятницу. Слаб, страшно быстро устаю. И весь в поту от писания ответа.

Целую тебя. Твой 2>.

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Еме¬льяновой).

1 Пузиков 22 апр. уверял Пастернака: «Книгу стихов отпечатаем в мае, а за ней приналяжем на «Живаго». Г. И. Владыкин согласен, чтобы Ваше¬го доктора лечил Старостин. Через две недели займусь вплотную рома¬ном. Советую… думать о здоровье и не встречаться с людьми, которые могут Вас волновать. У Вас один ответ: Госиздат роман издает. Работаю, переде¬лываю, дополняю. Сейчас болен. Поправлюсь — продолжу работу. Срок — сентябрь. Я глубоко верю в благополучное завершение всех наших начи¬наний» («Континент», 2001, № 107. С. 294). Григорий Иванович Влады-кин — директор Гослитиздата.

2 Евгений Александрович Косарев — советский дипломат в ранге чрез¬вычайного и полномочного посла; на дипломатической работе с 1947 г., послом Италии не был, в эти годы был ответ, работником в центральном аппарате МИД, с 1957 г. — консул в Карл-Маркс-Штадте (ГДР).

1433. Г. И. ВЛАДЫКИНУ

26-27 апреля 1957, Кремлевская больница

Многоуважаемый Григорий Иванович!

Более двух лет тянется история с изданием моей стихотвор¬ной книжки, и даже после подписания ее в январе к печати меня вновь просят вносить в нее изменения и делать купюры. Никто не скажет, что я был неуступчив и упрям, когда книга готовилась в производство. Из своего вступительного очерка я выбрасывал тог¬да целые страницы. Тем не менее, печатание книги затянулось так, что это вызывает по меньшей мере, тревогу и удивление. Разве мыс¬лимо было в таких условиях предусмотреть появление ругатель¬ных фельетонов о Цветаевой и заранее приноровиться к этому?

Мне представили сейчас свод требований издательства по исправлениям и купюрам в подписанной к печати книге. Я иду навстречу издательству и снимаю несколько абзацев, относящих¬ся к обстоятельствам возвращения Цветаевой в Советский Союз и к моей оценке ее творчества, хотя всего три месяца назад мне позволялось думать о ней то, что я думаю. Я устраняю или исправ¬ляю несколько мест об Андрее Белом. Соразмерно моим возмож¬ностям я касаюсь и Октябрьской революции1. Я не настаиваю на печатании моего очень старого стихотворения «Брюсову»2. Мною внесен и ряд других мелких исправлений — вычеркнута моя, ав-торская, оценка романа «Доктор Живаго»3 и т. д.

Однако в четырех случаях я должен был отказаться от того, что мне предлагают. Я считаю, что следует оставить в книге сти¬хотворение «Нас мало»4. Оно датировано 1921 годом, не содержит никаких вызывающих деклараций и уже ушло в глубь истории. В стихах о Блоке5 я позволил себе в самых общих выражениях руг¬нуть подхалимов, фальсифицировавших историю русской словес¬ности, и не думаю, чтобы это служило основанием для запрета печатать стихотворение. Во вступительном очерке на странице 51 я говорю о трагической судьбе двух дорогих мне людей — Табидзе й Яшвили. Судьба их в самом деле страшна, и обоих их теперь и печатают и ценят. Неужто я не могу сказать о своем горе, о своей утрате, если я даю в книге мое жизнеописание? И последнее: ка¬сательно моей благодарности Николаю Васильевичу Банникову6. Я не вижу резона, почему я не могу поблагодарить человека, если он даже работает в Гослитиздате. Составление книги не было его служебной обязанностью, он это делал по договору. Если моя книга кому-то и не понравится, то это не вина Н. В. Банникова, а вина моя, не может он нести ответственности и за каждую строчку в моем вступительном очерке. Забота о его интересах и безопаснос¬ти в данном случае совершенно излишня. Неужели по-Вашему, я так зачумлен, что никому не могу сказать и простого «спасибо»? Снимите тогда и фамилии редактора Коляджина, техреда, коррек¬тора — ведь они тоже трудились, готовя книгу к печати, и несут за нее ответственность.

Мне до сих пор неясно, хотите ли Вы печатать мою книгу. Те пункты, по которым я разошелся с издательством относительно купюр, столь незначительны, что они не могут служить оправда¬нием для задержки книги. Следовательно, только от Вас зависит, печатать ее или нет. Переговоров и обсуждений было достаточно. Последняя моя книга стихов вышла двенадцать лет назад, в 1943 году. От месяца к месяцу откладывается и эта. Очень хотелось бы получить ее в готовом виде, а не возиться в десятый раз с коррек¬турами.

f>. Пастернак

P. S. Покорно просил бы Вас не задерживать платежей по кни¬ге — она подписана в печать, и я имею право на полный гонорар.

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, без шифра). Датируется по содержанию. Письмо не было послано и осталось