Шекспира статья написа¬на очень легкомысленно и свободно, с тою единственною забо¬той и свободой, которые позволяют разбежаться на шаг на два дальше, чем обыкновенно делают на этом месте, таком топтаном и хоженом.

Если бы Вы меня знали, Вы бы не написали мне в таком тоне. Вы бы не взяли на себя смелости делать умозаключения на мой счет: «Мир Достоевского, очевидно, так чужд и безразличен Вам»… «Есть люди, чувствительные к неправильному цитированию Дос¬тоевского» (как будто я его где-нибудь цитировал).

Наконец Вы не забылись бы и не дописались до того, чтобы давать мне советы, с кем мне сравнивать Макбета, если уж на то пошло, как будто цель моя была, как в гимназическом сочинении провести сопоставление героя во что бы то ни стало с кем бы то ни было, не с тем, так с другим. Но в этом невообразимом случае я стал бы сравнивать Бориса Годунова с Генрихом Четвертым, как это принято.

Все что Вы говорите, правильно и Вы совершенно правы (мо¬жет быть позднейшая приписка о Макбете действительно сделана торопливо и неосторожно; а вообще говоря статья написана 15 лет тому назад и я ее не помню5). Может быть все это и правильно и Вы правы. Но я не потрясен, потому что правота и правильность для меня не наивысшее. Непредвзятому взору ясно, чтб для меня Достоевский и Шекспир, и зачем я пишу, и в каком смысле. Прав Вашей предвзятости я не отрицаю, но она ничего не говорит мне. И опасения Ваши («Статья чего доброго в таком виде, переводит¬ся на иностранные языки») запоздали. Но там мне грехи мои дав¬но простили6. Там привыкли ко мне больше, чем Вы.

Если можно, не пишите мне больше. И не оттого, что Ваши письма так неприятны (напротив, мы когда-нибудь будем больши¬ми друзьями), но оттого, что Вы настаиваете на ответе, в отличие от прочих пишущих мне, которые догадываются о моем недосуге.

2>. Пастернак

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, без шифра). Письмо не было отослано и осталось в бумагах О. В. Ивинской. Личность Э. Р. Кучеровой установить не удалось.

1 Речь идет о главе «Макбет» из «Замечаний к переводам из Шекспи¬ра», опубликованной в альм. «Литературная Москва», 1956. В ней Пастер¬нак сопоставляет приемы описания обстоятельств преступления у Шекс¬пира и Достоевского: «Макбет и Раскольников не природные злодеи, не преступники от рождения. Преступниками делают их ложные головные построения, шаткие ошибочные умозаключения».

2 Текст «Замечаний к переводам из Шекспира» при публикации в альм, подвергся сокращениям.

3 Если Пастернак и пользовался «материалами» для работы над поэма¬ми о 1905 г. или для «Доктора Живаго», то для того, чтобы восстановить в памяти общую атмосферу времен гражданской войны или технические под¬робности эксплуатации железной дороги, — для пьесы «Слепая красави¬ца» — общественную обстановку вокруг Великих реформ 1860-х гг.

4 Ср.: «По-русски врать значит скорее нести лишнее, чем обманы¬вать. В таком смысле и врет искусство. Его образ обнимает жизнь, а не ищет зрителя. Его истины не изобразительны, а способны к вечному раз¬витию» («Охранная грамота», 1931).

5 Глава о «Макбете» написана в 1956 г., статья в целом — в 1946-м.

6 В газ. «Британский союзник» (3 июня 1944) была опубликована статья Ч.-Л. Ренна (Ch. L. Wrenn) «Шекспир в переводах Пастернака». По-английски «Замечания к переводам из Шекспира» появились в журн. «Soviet Literature* в 1946, JNfe 9 («Some remarks by a translator of Shakespeare*).

1443. А. К. ТАРАСОВОЙ

5 августа 1957, Переделкино

5 августа 1957

Дорогая Алла Константиновна!

В «Узком», где я долечивался, мне сказали, будто Вы себя пло¬хо чувствуете. Я огорчился, но заподозрил в этих слухах запозда¬лые сведения времен Кремлевской больницы. Так оно, по счас¬тью и оказалось при моем разговоре по телефону с Солодовнико-вым1, утешившим меня на Ваш счет. Ну, слава, слава Богу, совсем Вам не надо и никогда нельзя будет болеть.

Хотя нога у меня таинственным и никем не разгаданным об¬разом еще болит, но я опять у себя на даче, колдовские превраще¬ния в кого-то неузнаваемого, составлявшие главный ужас боль¬ничных наваждений, кончились, продолжается прежняя, мне зна-комая жизнь и живет тот же человек.

Хотя последнее время в санатории мне было легче, я при боль¬шом досуге ничего не делал в течение этих четырех месяцев, так как не верю в состоятельность и достоверность того, что сочиняет больной или считающийся больным, и писать себе не позволял.

Но теперь мне хочется вернуться к прерванным занятиям, и я не смогу сделать шага дальше, пока не уплачу дани своим после¬дним впечатлениям на пороге между здоровьем и заболеваньем. Такими пограничными впечатлениями на этом рубеже были: под¬готовка «Марии Стюарт» в театре и две зимних именинных ночи в городе (я лето и зиму живу на даче) в конце февраля.

Мне хотелось стянуть это разрозненное и многоразличное воедино и написать обо всем этом сразу в одной, охватывающей эти темы компоновке. Я это задумал под знаком вакханалии в ан¬тичном смысле, то есть в виде вольности и разгула того характера, который мог считаться священным и давал начало греческой тра¬гедии, лирике и лучшей и доброй доле ее общей культуры. Тут где-то совсем рядом находятся роль и действие банальности и цыган¬щины не только у Ап. Григорьева, Блока и Есенина, но и в мире Лермонтова, и которую знал в себе и всю жизнь в себе подавлял Лев Толстой. В чем-то в этом роде, то есть на грани почти «садо¬вых» или «каскадных» мотивов зарождается дух и гений Чайков¬ского, и тут же, сразу, с «открытой эстрады» достигает высот и тра¬гизма Шестой симфонии и «Пиковой дамы».

Я Вам эту вакханалию посылаю, так как одна ее часть, как Вы сами увидите, косвенно связана с Вами2. Но, пожалуйста, не подходите с меркою прямой точности ни к изображению артист¬ки, ни к пониманию образа самой Стюарт. В этом стихотворении нет ни отдельных утверждений, ни какого бы то ни было сходства с кем-нибудь, хоть артистка стихотворения это, конечно, Вы, но в той свободной трактовке, которой бы я ни к Вам лично, ни в об¬суждении Вас себе не позволил3.

Если вещь в целом не понравится Вам, или Вы ее найдете не¬приличной, не сердитесь и простите меня, что я Вас вставил в та¬кой контекст.

Целую Вашу руку и от души желаю Вам всего лучшего. С нетерпением жду осени, когда я наконец увижу Вас в спек¬такле и в жизни.

Ваш Б. Пастернак

Впервые: Алла Константиновна Тарасова. Документы и воспомина¬ния. М., «Искусство», 1978. — Автограф (Музей МХАТ).

1 Александр Васильевич Солодовников — директор МХАТа.

2 Вместе с письмом Пастернак послал стих. «Вакханалия».

3 См., например: «То же бешенство риска, / Та же радость и боль / Слили роль и артистку, / И артистку и роль».

1444. Ел. В. и Е. Б. ПАСТЕРНАКАМ

7 августа 1957, Переделкино

7. VIII. 57.

Дорогие Елена Владимировна и Женя, получил, Женя твое письмо1. Нога у меня болит и все еще не в порядке, а в остальном я здоров и живу в Переделкине по-прежнему и очень занят, в осо¬бенности после 4-х месячного перерыва. Ждите моего звонка по телефону. Может быть, 13-го, когда я надеюсь быть в Москве, если вы к тому времени вернетесь, увидимся2.

Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.

1 Письмо отправлено в Ужгород Закарпатской области до востребо¬вания.

2 Пастернак заходил 13 августа и приглашал в Переделкино за новы¬ми стихами. Вскоре в связи с рождением внука Пастернак писал: «26 но¬ября 1957. Дорогие Аленушка и Женя, поздравим друг друга и примем друг от друга поздравления с рождением маленького Петиньки. Как во всех серьезных и чудесных случаях жизни, все слова тут лишние, и страшно навязчивым вмешательством сглазить это милое новое и так доверчиво начинающееся существование. По всем правилам Вам полагается, Але¬нушка, подарок, на зубок родильнице. Извините, что я это сделаю в бес¬тактной денежной форме, по недогадливости и из боязни, что мы доста¬нем Вам что-нибудь ненужное, в то время как Вам необходимо что-ни¬будь другое. Желаю Вам поскорее оправиться и окрепнуть. Ваш Б. Я.».

1445. Г. В. БЕБУТОВУ

7 августа 1957, Переделкино

7 авг. 1957

Дорогой Гарегин Владимирович!

Вы меня страшно тронули обстоятельностью и заботливос¬тью в отношении того, что Вы сделали, собрали и мне сообщили. О таком знании материала, с которым я не могу тягаться, я не мог мечтать. Тем сильнее прошу Вас извинить меня, что в переговорах о материале, когда книга была еще только в обсуждении, я на Вас как-то нелюбезно огрызнулся по поводу разночтений и вариан¬тов, которые я перезабыл.

Страшно обрадовался выпущенным строфам из «Пока мы по Кавказу…»1. Какой Вы молодец, что их где-то нашли, — без конца Вам благодарен. У меня ни следа нет того, что я сделал, и все пе¬резабыто. Из этих трех Ваших страничек на машинке действитель¬но нужно выбросить конец второй и начало третьей, от слов: «От¬кос уносит эту странность…» до слов «На пыльном малахите плит». Но выпускаемые слова о Лермонтове не бессмыслица, я имел в виду, что в противоположных свидетельствах современников он представал обладателем взаимно друг друга исключающих черт, двуликим как Янус2.

Из «овчара», действительно, надо будет выкинуть строфу с кнутом: «Он — повесть ближних сел» и т. д.3

Вот изменения в «Волнах».

Я Вам их сообщаю, но предоставляю Вам принять их или не принять <...>4.

В выход моей книги здесь я перестал верить. Я хочу, чтобы были напечатаны стихи на евангельские темы и все предисло¬вие. Но дело не только в этих расхождениях. Мне последнее вре¬мя мешает, что мне стали придавать слишком большое значение и всякий вопрос, связанный со мной, рассматривают в увеличи-тельное стекло. Так наверно пройдет остаток моей жизни. Мне будут давать денег, сколько я попрошу, и ничего не будут печа¬тать, кроме переводов. Теперь республикам дали большую само¬стоятельность. Спросите в «Заре Востока», не возьмется ли из-дательство напечатать предположенный Гослитиздатом сборник (до 35-ти листов). Его будут вывозить в Россию как импортный товар.

Хотя я совершенно перестал заниматься переводами, Нина Александровна Табидзе перед отъездом от нас упросила меня пе¬ревести 2 стихотворения Паоло Яшвили, а еще раньше она же, моя жена и еще кое-кто уговорили меня заняться новыми стихотворе-ниями Чиковани5. Посылаю Вам это все для пополнения перевод¬ной части моего сборника и притом в двух видах: 1) рукописном — для Вас, так как Вы показали себя таким знатоком старых, забы¬тых и малодоступных материалов и наверное любите тексты ра¬бот, написанные от руки; и 2) в машинописном виде, для озна¬комления с ними Симона Ивановича и Нины Александровны. Кроме того, как я только набросал эти переводы, они слишком рано неотделанными поступили в оборот. Между прочим одна моя большая