моих дел и стихов.
Крепко Вас целую. Ваш Боря
Впервые: «Литературная Грузия», 1966, № 2 (отрывок). — «Литера¬турное обозрение», 1988, N° 5. — Автограф (ГМГЛ, № 24953).
1 Пастернак писал Н. Табидзе 15 авг.: «Мы давно беспокоимся о Ва¬шем здоровьи. Зина искренне готовилась, в случае Вашего нездоровья, поехать в Тбилиси, чтобы ухаживать за Вами. Не знаю, как она решит теперь, обстоятельства у ней сложились по-иному. То, что Вы пишете, ужас¬но. Я недавно испытывал нечто подобное, представляю себе, как Вы стра¬даете» («Дружба народов», 1996, № 7. С. 213).
2 Вместе с письмом были посланы стихи «После перерыва», «Снег идет», «Следы на снегу», «После вьюги» февраля-марта 1957 г. и «Тиши¬на», «Стога», «Липовая аллея», «Вакханалия» августа 1957 г.
3 Имеется в виду стих. «Вакханалия». См. коммент. к письму № 1406.
4 Пальмиро Тольятти — генеральный секретарь итальянской ком¬партии.
5 А. Сурков, как первый секретарь Союза писателей, вел заседание секретариата 20 авг. 1957 г. и в качестве доказательства антисоветского ми¬ровоззрения Пастернака читал отрывки из «Высокой болезни» («Предве¬стьем льгот приходит гений / И гнетом мстит за свой уход»). Об этом засе¬дании см. также в коммент. 1 к письму № 1449.
6 Дмитрий Александрович Поликарпов заведовал в это время Отде¬лом ЦК КПСС по культуре.
7 Пастернак хотел избавить Федина от участия в этом разговоре с Сурковым 20 авг. 1957 г. (см. письмо № 1449).
8 Пастернак имеет в виду мнение Фельтринелли из его письма в Гос¬литиздат 10 июня 1957: «…Западный читатель впервые найдет в книге вы¬сокий художественный и поэтический голос, озабоченный поисками пути, ведущими от Октябрьской революции к перспективам новой эпохи в рус¬ской истории <...> И то, что этот голос в глазах западного читателя при¬надлежит человеку, не вовлеченному в активную политическую деятель¬ность, придает его словам большую искренность и веру…» («Континент», 2001, № 107. С. 295). В письмо Фельтринелли эти слова включены из ре¬цензии переводчика романа Пьетро Цветеремича на рукопись «Доктор Живаго» 15 июня 1956 (Пастернак и власть. С. 347).
9 Имеется в виду партийное постановление 1946 г. о журн. «Звезда» и «Ленинград», по которому А. Ахматову и М. Зощенко исключили из Со¬юза писателей и лишили возможности публиковаться.
10 Ссылка на слова Д’Анджел о, которого О. Ивинская просила воз¬действовать на Пастернака, чтобы он подписал требующееся от него заяв¬ление о возврате рукописи и остановке издания у Фельтринелли. «Фельт¬ринелли не придаст никакого значения телеграмме, — сказал он, — и не изменит своего отношения к Пастернаку, если тот пошлет ее» («The Sunday Telegrapb, May 7, 1961).
11 См. письмо № 1445 и коммент. 5 к нему.
1451. И. И. ЕМЕЛЬЯНОВОЙ
21 августа 1957, Переделкино
21. VIII. 57
Ирочка, золотая, ты написала остроумное чудесное письмо маме, она сейчас его читала вслух, и мы восхищались. Здесь раз¬разилась страшная гроза по моему поводу, но пока, слава Созда¬телю, мы не убиты молнией. Ввиду отсутствия тебя и твоей под-держки пришлось отказаться от неуступчивой позиции, которую я до сих пор занимал, и согласиться послать Ф<ельтринелли> те¬леграмму с разными тормозящими просьбами1. Громы были оглу¬шительные, мама тебе все это расскажет по твоем приезде. Она высылает тебе некоторую толику денег, если у нее будет возмож¬ность, дошлет еще, а пока не расставайся с настроением твоего письма, не отказывай себе ни в чем и позволь поцеловать тебя на прощанье.
Твой Б. И
Впервые: Ирина Емельянова. Легенды Потаповского переулка. М., «Эллис Лак», 1997. — Автограф (собр. адресата).
1 Дочь О. В. Ивинской И. Емельянова занимала более решительную позицию по поводу отношений Пастернака с Поликарповым, чем ее мать. Текст телеграммы, составленной по-русски в канцелярии Поликарпова: «В процессе дальнейшей работы над рукописью романа «Доктор Живаго» я пришел к заключению, что написанное мною нельзя считать закончен¬ным произведением. Находящийся у вас экземпляр рукописи этого рома¬на рассматриваю, как нуждающийся в серьезном совершенствовании пред¬варительный вариант будущего произведения. Издание книги в таком виде считаю невозможным. Это противоречило бы моему правилу издавать только вполне законченные сочинения. Соблаговолите распорядиться о возвращении по моему московскому адресу возможно кратчайшие сроки рукописи романа, крайне необходимой мне для работы» («Континент», 2003, № 107. С. 300). Под сильным давлением Пастернак был вынужден подписать этот текст.
1452. С. ЧИКОВАНИ
23 августа 1957, Переделкино
23 авг. 1957
Дорогой Симон, извините, что не сразу ответил на Ваше письмо.
Вот уже не первый раз Вы являетесь свидетелем моих стран¬ных заболеваний, всегда внезапных, всегда предельно мучитель¬ных физически, всегда продолжительных, всегда необъяснимых и похожих на колдовские превращения. Видно я слишком при¬вык чувствовать себя субъектом неисчерпаемого здоровья и быть объектом болезни для меня состояние немыслимое и равносиль¬ное общему потрясению.
Мне очень хорошо сейчас, как все эти последние годы в Пере¬делкине и, боюсь сказать, может быть даже лучше. Ваше счастье, что месяц назад я не позволял еще себе писать ничего своего, по¬тому что отрицаю состоятельность больного творчества, каким бы оно ни казалось мнимо интересным (в документы оно не годится, а всякое настоящее, то есть большое искусство должно быть ак¬том историческим и величиной мирового значения). Таким обра¬зом я еще во время своей душевной диеты успел перевести 5 Ва¬ших стихотворений из имевшихся у меня 7-ми подстрочников. Они пригодны к печати только в том виде, в каком я их недавно послал Бебутову. Кажется Конст. Лордкипанидзе или Ананиаш¬вили получили их раньше, когда они были готовы вчерне, то есть еще не готовы. Предупредите их, что эти варьянты не годятся1.
Я уже почти жалею, что зарифмовал и отделал эти чудесней¬шие Ваши стихотворения, потому что это создает предпосылку для дальнейших просьб и предложений, между тем как мне перево¬дить больше нельзя и Вы сами, Вы, Леонидзе и другие должны были бы требовать, чтобы ко мне не обращались с такого рода запроса¬ми. Пока я жив и здоров, мне надо заниматься своим, а не тратить время на чужое, как бы оно ни было дорого и близко, это кажется ясно. Я получил от Златкина телеграмму, которая меня в этом смыс¬ле огорчила. Он просит меня принять участие новыми переводами в подготовляемой книге Георгия Николаевича и спрашивает, сколь¬ко строк я соглашусь перевести2. Я еще не ответил, но неужели причина моего отказа не может быть ясна и кого-нибудь обидит?
Попросите Бебутова написать мне несколько строк о том, получил ли он мое письмо и материалы. Пусть покажет Вам Ваши стихи в моей передаче3. Я также послал Нине несколько стихотворений, половину которых, написанную в конце зимы до болезни, Вы знаете, а другие я написал сейчас, и они для Вас бу¬дут новы, если это Вам любопытно и Вы к ней зайдете4. Пусть тоже известит меня о получении моего письма, — иногда они у меня не доходят до цели и по пути пропадают.
У меня тут были осложнения с ЦК и с Союзом, во время ко¬торых я воочию увидал степень своего значения и измерил свою силу. Это были очень радостные дни, хотя совершенно очевидно, какие смертельные угрозы и неприятности неизбежно скрывают для меня самые ближайшие мои годы. Но только так жить и инте¬ресно и я не понимаю, как можно воображать себя художником и отделываться дозволенным, а не рисковать крупно, радостно и бессмертно.
Целую руку Марико и обнимаю Вас. Напишите мне до Ва¬шего приезда. Страшно рад буду Вас видеть и, как всегда, по-преж¬нему, всего лучше к 2 часам в любое воскресенье, к обеду, в Пере¬делкине.
Все новое, что я делаю, мгновенно везде переводят. Я видел замечательные, в размере и с рифмой французские и английские переводы, не говоря о чешских, италианских, польских и прочих. Баронесса Будберг, последняя жена Горького, перевела Живаго по-английски. Роман готов и на других языках5. Едва ли требования приостановить это все выполнимы, хотя я и пошел навстречу6. Ах Симон, Симон, за что мне это все, и так много! А главного нельзя рассказать.
2>. Пастернак
Впервые: «Литературное обозрение», 1988, № 5. — Автограф (ГМГЛ, № 147,23).
1 Окончательные тексты переводов из П. Яшвили и С. Чиковани были посланы Бебутову 7 авг. 1957, К. Лордкипанидзе и Э. Ананиашвили полу¬чили первонач. редакции от О. В. Ивинской. См. письмо JSfe 1445 и ком¬мент. 5 и 6 к нему.
2 Одновременно Пастернак писал об этом Бебутову: «Сейчас по¬дали мне телеграмму от Златкина, которому прошу передать сердечней¬ший привет, с запросом о том, сколько строк я взялся бы перевести для нового издания Леонидзе. Позвольте затруднить Вас поручением объяс¬нить, так чтобы ни Георгию Николаевичу и никому другому не было никакой обиды, что переводить мне давно пора бросить, а заниматься только своим, и что именно друзья должны были бы препятствовать тому, чтобы я занимался переводами. Но что-нибудь самое трудное, два-три стихотворения, которые ни у кого не выйдут, я переведу в после¬днюю минуту, о чем заранее не нужно договариваться и на что сейчас я не могу дать твердого обещания. Я в семье Леонидзе и в нем самом души не чаю, но разве я сделал недостаточно для книги своими старыми переводами? Переводы отняли у меня лучшие годы моей деятельнос¬ти, сейчас надо наверстывать это упущенье» (РГАЛИ, ф. 3100, on. 1, ед. хр. 150).
3 В том же письме Бебутову Пастернак писал: «Дорогой Гарегин Вла¬димирович, получили ли Вы мое письмо с материалами? Бели получили, уведомьте меня пожалуйста безотлагательно и покажите новые переводы Чиковани и Нине Александровне» (РГАЛИ).
4 См. письмо JSfe 1450 и коммент. 2.
5 Пастернак узнавал об английском переводе с чужих слов, чем вызвана путаница имени Мани Харари и гражданской жены Горького М. И. (Муры) Будберг-Закревской. К тому же ни английский, ни французский перево¬ды еще не были готовы, только итальянский из-за того, что Фельтринелли задерживал заключение договоров.
6 Имеется в виду подпись под телеграммой Фельтринелли, состав¬ленной в ЦК. См. коммент к письму JSfe 1451.
1453. Н. ТАБИДЗЕ
30 августа 1957, Переделкино
30 авг. 1957
Дорогая Нина, я все забываю написать Вам о Тициановой книжке1. Это большая Ваша удача, Вы можете гордиться сделан¬ным и достигнутым Вами. У меня язык не поворачивается сказать Вам, что я поздравляю Вас с этими плодами Ваших забот, стара¬ний и усилий.
Вообще трудно говорить об искусстве, о поэзии в этом ис¬ключительном случае, как если бы надо было разбираться в этих тонкостях на лобном месте, так близко черта страдания и проли¬той крови, так близко подкатывается угроза, сжимающая сердце и напоминающая о тех страшных годах, все эти последние дни лич¬но ко мне.
Очень, очень хорошие переводы Тихонова, Антокольского, Заболоцкого, всех без исключения, едва ли не самые лучшие по цельности и лирическому напряжению — переводы Сережи Спас¬ского. Из моих нет ни одного, где бы опечатки не затемнили
