д., ничего не меняя. Тут и биографический материал, и папочкины взгляды на искусство и встречи с интересными людьми и лирические отступления. Лидочка на¬стояла на том, чтобы я тебе послала хотя несколько строк, выписок из на-чала первой тетради, так как в них прямое обращение к тебе» (там же. Кн. И. С. 281). Эта тетрадь была начата в Оксфорде в июне 1940 г. после смерти Р. И. Пастернак и содержала «дополнительный материал к биографии до¬рогой нашей мамочки, которым Боря может воспользоваться», — как пи¬сал в заголовке отец: «Все это и следующее — лишь конспективные на¬броски и разновременные отрывки, не сведенные между собою — либо для биографии, либо иной литературной формы беллетристического ха-рактера или большой семейной хроники, также большого романа конца XIX и начала XX века, если бы Боря вздумал использовать этот материал в связи с внешними крупными событиями первой половины 20-го века, повлиявшими на судьбы семьи» (там же). Позднее эти записи вошли в книгу Л. О. Пастернака «Записи разных лет», составленную Жозефиной и изданную в Москве в 1975 г.
2 Ван Клиберн (Харви Лаван Клайберн) получил 1-ю премию на Меж¬дународном конкурсе им. Чайковского, проходившем в Москве в 1958 г.
1500. К. ВОЛЬФУ
12 мая 1958, Переделкино
12 мая 1958
Дорогой, глубокоуважаемый господин Вольф, в крайней спешке хочу воспользоваться неожиданной оказией и ответить, наконец, на Ваше милое, сердечное и содержательное письмо, которое мне в свое время доставило такую радость.
Итак, прежде всего: спасибо, спасибо, спасибо за то, что Вы так просто, с живо ощутимыми подробностями написали о себе самом, об университетских годах в Марбурге (и кое о чем еще)1.
Мне передали письмо в середине марта в больнице, куда меня поместили с нестерпимо болезненной невралгией ноги и где при¬шлось пробыть почти три месяца. Поэтому так непростительно опаздываю с ответом.
Но сейчас я не смогу отплатить Вам тою же щедростью за сер¬дечность и тепло Вашего обращения ко мне и останусь неоплат¬ным должником дружелюбия и любезности, которыми Вы меня осыпали. Эту задолженность я увеличу еще своей просьбой к Вам. Говорят, что роман скоро появится у Вас и у Коллинза. Я не верю в это. Вероятно, об этом еще рано думать. Если же это действи¬тельно так, то получить от Вас книгу было бы для меня большой радостью! Вот куча адресов на выбор. Через посредничество Со¬юза писателей (для меня): Москва Г-69, улица Воровского 52. На городской адрес: Москва В. 17, Лаврушинский пер. 17/19, кв. 72. На дачу (и это в первую очередь): Переделкино под Москвой, мне. Если Герд Руге в Москве2, пошлите ему для меня газетные вырез¬ки и то, что обо мне у Вас имеется под рукой с указанием, что он может навестить меня в ближайшее воскресенье в 12 часов. Но больше всего меня обрадовало бы новое подробное письмо от Вас.
Мне кажется, — я сказал Вам о своей горячей благодарнос¬ти, — и это было единственно необходимое. То, что Вы пишете о
Стокгольме3, никогда не случится, потому что наше правитель¬ство никогда не даст согласия на то, чтобы меня наградили. Это и многое другое тяжело и печально. Но Вы вряд ли поверите, какое ничтожное место эти признаки времени занимают в моем суще¬ствовании. И с другой стороны, — именно эти непреодолимые трудности придают моей жизни силу, глубину и серьезность и де¬лают ее в высшей степени счастливой, волшебной и реальной.
Я желаю Вам счастья, здоровья и успехов во всех Ваших на¬чинаниях.
Ваш Б. Пастернак
Впервые: Kurt Wolf. Briefwechsel eines Verlegers. 1911-1963. — Авто¬граф по-нем. (Deutsche Literaturarchiv in Marbach).
Курт Вольф, немецкий издатель, публиковавший Ф. Кафку, Р.-М. Риль¬ке, Г. Гартмана и братьев Маннов, в 1930-х гг. переехал в Америку, где основал издательство «Пантеон букс». В это время он издавал английский перевод «Доктора Живаго» и, получив от Р. О. Якобсона адрес Пастернака, написал ему. В архиве Вольфа сохранилось 36 писем Пастернака к нему и его жене.
1 В своем письме Вольф сообщал, что тоже учился какое-то время в Марбурге и помнит многих преподавателей, о которых хотел бы погово¬рить с Пастернаком.
2 Герд Руге — журналист западногерманской газеты «Die Zeit».
3 Вольф намечал свою встречу с Пастернаком к конце года в Стокголь¬ме, так как не сомневался в том, что он получит Нобелевскую премию.
1501. Б. Б. ТОМАШЕВСКОМУ
17 мая 1958, Переделкино
17 мая 1958
Уважаемый Борис Борисович, гостившая у нас во время моей болезни вдова грузинского поэта Тициана Табидзе Нина Алексан¬дровна передала мне в свое время о Ваших звонках по телефону. Теперь я знаю, по какому они были поводу.
В прошлом году я списывался с тов. Левинтоном об этом из¬дании Ганса Сакса и выражал ему признательность за включение моих переводов1.
Пришлите мне их в гранках. Я не думаю, чтобы потребова¬лась значительная авторская правка. Я несколько раз эти перево¬ды (до их окончательного вида в издании 1940 г.) отделывал.
А то, что мне сейчас покажется нужным, я сделаю в процессе типографской работы.
Благодарю Вас за новое извещение.
Впервые. — Автограф (ГНБ, ф. 645, К. 38, ед. хр. 33).
Б. Б. Томашевский — историк западноевропейской литературы.
1 См. письма JNfe 1374, 1382.
1502. Г. В. БЕБУТОВУ
24 мая 1958, Переделкино
24 мая 1958 г.
Дорогой Гарегин Владимирович!
Долгое пребывание в больнице виною того, что я Вас до сих пор не поблагодарил за книгу1. Я не мог ей порадоваться. Я не люблю воспоминаний и прошлого, в особенности своего. Мое будущее неизмеримо больше, я не могу не жить им, мне незачем оглядываться назад.
Вы спросите, зачем я допустил ее издание? О, эти переизда¬ния и переводы — материальные источники существования, они — мосты к будущему, пути к будущему, которым живу я.
Но мое отношение к книге (от которой меня также отталки¬вает грубость переплета) — одно, и совершенно другое — Ваше предисловие, Ваша редактура, забота и отбор, Ваши раскопки, — чудеса, которые Вы произвели с сохранением и отысканьем вари¬антов, настолько мною забытых, что как бы больше и не суще-ствовавших для меня.
Простите меня, пожалуйста, и уже не в первый раз, что я так скупо и бледно выражаю свою признательность. Это не оттого, что я стал неблагодарен и освинел. Но все больше и больше мою судьбу относит в сторону мало кому пока известную и доступную только наполовину даже и мне. Я не знаю, сгладится ли этот раз¬рыв и откроются ли все тайны при моей жизни. Вероятнее всего через много лет после того, как я умру, выяснится, какими широ¬кими, широчайшими основаниями направлялась моя деятель¬ность последних лет, чем она дышала и питалась, чему служила. Но Вам большое, сердечное спасибо.
И хотя я не обойден счастьем, деньги иногда были бы очень кстати. Вполне ли разочлись со мною за книгу и почему задержи¬вают окончательный расчет? И нельзя ли получить несколько ав¬торских экземпляров книги?
Ваш Б. Пастернак.
Впервые: «Литературная Грузия», 1966, JNfe 1 (с купюрами). — Авто¬граф (РГАЛИ, ф. 3100, on. 1, ед. хр. 150).
1 Имеется в виду книга: Борис Пастернак. Стихи о Грузии. Грузин¬ские поэты: избранные переводы». Тбилиси, «Заря Востока», 1958.
1503. Б. ГОРЕЛОМУ
29 мая 1958, Переделкино
29 мая 1958 г.
Мой дорогой, мой милый Горелый.
Я счастлив представившимся случаем поблагодарить Вас за Ваше чудесное предисловие к Повести, особенно за слова в пос¬леднем абзаце:
«Повесть» нас лишний раз покоряет перворазрядной истиной: нет творческих работ без новых открытий мира…1 и т. д.
Это — очень верно и просто сформулированная истина, и, больше того, — очень точно угаданная в отношении меня. Спаси¬бо за все. Но вот что я должен Вам сказать. Я понимаю интерес публики и людей образованных к Д<октору> Ж<иваго>. Это вни-мание заслуженное, и оно будет вознаграждено. Думаю, что я его не обману. Окутюрье тоже правильно сделал, выбрав несколько лучших стихотворений, или точнее несколько отрывков, добавив к ним подборку стихотворений последнего времени; он их вели¬колепно перевел, с предельным блеском (в Esprit)2. Но это вовсе не значит, что две оправданные удачи утверждают имя автора также и во всем остальном и извиняют его ошибки в том, что было сделано им раньше и что по большей степени несостоятельно и лишено вся¬кого интереса3. Сомнительно было уже, переводить ли и публико¬вать ли «Повесть». Она могла не принести никакого успеха ни ав¬тору, ни переводчику. Что же говорить тогда о 1905?4 Здесь я уже Вас совсем не понимаю. Даже для русского заинтересованного вос¬приятия это — совершенно бессодержательная вещь, однообразная, растянутая, возникшая в то время, когда история сводилась исклю¬чительно к истории революции, а ее события — исключительно к битью стекол и стачкам. А какая пустота, какое легкомыслие ис-полнения! Что способен дать непосвященному иностранцу этот за¬рифмованный политический календарь? Разве французский чита¬тель виноват в том, что Пастернак написал значительный роман и теперь должен в наказание глотать все другие его нелепости?
Савва и Викула5, это братья Морозовы, промышленники кре¬стьянского происхождения. Это была известная фирма, показа¬тель развития промышленности.
Спасибо за все. Пастернак
Впервые: «Esprit», 1961, JNfe 3. — Автограф по-фр. (собр. адресата).
Бенжамен Горелый (Вениамин Антонович), французский славист и переводчик, в своем письме интересовался впечатлением Пастернака от его перевода «Повести», вышедшей в январе 1958 г. отдельной книгой в серии «Vent d’Est» (Vitte, Lyon).
1 Пастернак приводит цитату из предисловия Горелого к публикации «Повести» в журн. « Esprit*, 1957. Он восхищался этими словами также в письме JNfe 1470.
2 Имеется в виду публикация стихов Пастернака в переводе М. Оку¬тюрье в «Esprit», 1957, JNfe 3.
3 В письме 5 июля 1958 Горелый писал о несправедливости отноше¬ния Пастернака к своему «литературному прошлому», когда он называет «прежние вещи «бессодержательными» и «несостоятельными»»: «Д. Ж. был бы невозможен без Ваших прежних вещей, которые Вам ка¬жутся только неудачными. Каждая новая книга есть мнимая неудача, так как существует невозможность тождества между тем, что творец выразил, и тем, что стремился выразить. На самом деле эти неудачи есть не что иное, как тот творческий путь, о котором говорил еще Леонардо да Винчи» («Дружба народов», 1998, № 2. С. 212-213).
4 Горелый издал перевод поэмы Пастернака «Девятьсот пятый год» в сб.: Boris Pasternak. 1905 et autres poemes. Paris, Porte de France, 1947; в пересмотренном виде перевод и предисловие Горелого были напечатаны в кн.: В. Pasternak. L’An 1905. Novelle Editions Debresse, 1958. «Что каса¬ется «1905 года», — писал Горелый 5 июля 1958, — это произведение, ко¬нечно, отличается от остальных, но все же нельзя свести его до полити¬ческого календаря. В «1905 г.» перекликаются эпохи и сочетается музыка Вашего детства с общей симфонией первой русской революции. Это — поэма описательная и поэтому менее глубокая, чем Ваши