Но обстановка была приятнее своим бблыыим сходством с жизнью. А теперь опять я погрузился в бездонность полной своей свободы и одиночества. Я хочу кончить роман и верю, что кончу его. Ничто не мешает мне писать его. Я здоров и хорошо себя чувствую. Зимой был ремонт дачного дома, который мы арендуем у Литфонда. Он переделан и превращен во дворец. Водопровод, ванна, газ, три новых комнаты. Мне неловко в этих помещениях, это не по чину мне, мне стыдно стен огромного мо¬его кабинета с паркетным полом и центральным отоплением. Я ра¬ботаю, я не умею отдыхать, наслаждаться, но как скучны и без¬дарны черновые карандашные заготовки, которые я делаю к пос¬ледней части! Можешь себе представить, какой это ужас и отчая¬ние, если я позволил себе отложить в сторону свой дневной урок и дал волю постоянному желанию немного побыть с тобой. Но не буду гневить Бога: вот я немного отвел душу с тобой, ничего не упомянув. А разве это не счастье. И кроме того: судьба так мягка ко мне. Но так несоизмерима разница между тем, что можно и должно было бы сделать, будь хоть какая-нибудь связь и сходство с любимым путем в окружающем, и тем, что даешь и делаешь без этой общности.
Каждое лето я с некоторой надеждой, что это когда-нибудь осуществится, зову тебя к нам. Я не повторяю этой просьбы, она только возрастает в силе.
Поцелуй, пожалуйста, от меня Машуру. Это не слова, не без¬различная условность. Очень часто целые полосы отдаленного дет¬ского прошлого проходят передо мною особенно нынешним об¬жигающе-жарким летом, с заскакивающими в дом кузнечиками. Я опять все вижу не только с жаром, звуками и запахами тех дней, но и с чувством, что освобождающее, облегчающее дыхание буду¬щего уже было после горячей тесноты их бедной правды. Ах, Оля, Оля! Тйк, как тебя, мне надо было бы повидать только девочек, и не из-за близости родства только, а прибавившегося потом знания мира. Обширности кругозора, твоей деятельности, их путешествий.
Крепко целую тебя. Твой Боря
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф. 1 Имеется в виду письмо О. Фрейденберг 14 апр. 1953 с подробным описанием спектакля (см. коммент. 1 к письму № 1273).
1284. М. В. АЛПАТОВУ
16 июля 1954, Переделкино
16 июля 1954
Дорогой Михаил Владимирович!
Спасибо за подарок. Вы не правы. Статья, как всегда у Вас, очень хороша. Вы сами знаете, как все это мне близко1. Непости¬жимо, как Вам дают думать в таком направлении и писать в таком тоне. В этой редкой вольности Вам, наверное, самому приходит¬ся немного сдерживаться, и Вы сознаете только это самоограни¬чение, не чувствуя избыточности сказанного.
Сердечный привет Софье Тимофеевне.
Ваш Б. И
Очень хорошо об идее совершенства у гуманистов2, о том, что они называли homohomo, quinta essentia*, и, действительно, этим началом по преимуществу полон Рафаэль, больше, чем всякий большой художник бывает полон чувством формы.
Впервые: «Панорама искусств». Вып. 7. М., 1984 (с купюрами). — Автограф (ГМИИ, ф. 61, ед. хр. 649).
1 По-видимому, имеется в виду оттиск статьи М. В. Алпатова из посвященного эпохе Возрождения 2-го тома его трехтомной «Всеобщей истории искусств» (1948-1949). Позднее эти работы составили книгу М. Алпатова «Художественные проблемы итальянского Возрождения» (1976).
2 Пастернак занимался в университете философией итальянского гуманизма, к своей статье «Несколько положений» (1918), первоначаль¬но называвшейся «Quintessentia», он сделал «Историческую справку»: «К четырем «основным стихиям» воды, земли, воздуха и огня итальянс¬кие гуманисты прибавили новую, пятую — человека. Слово «quinta essentia» («пятая сущность») стало на время синонимом понятья «чело¬век» в значении основного алхимического элемента вселенной» (см. т. V наст. собр.).
1285. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
21 июля 1954, Переделкино
21 июля 1954
Дорогая Олюша, опять мне нечем отплатить тебе за твое моло¬дое и полное силы чудное письмо. Не ходи никуда, высылаю тебе «Знамя»1. Но не только не вздумай писать в ответ и утруждать себя разбором. Совсем даже не предполагается, что ты должна быть в восхищении. Посылаю тебе курьеза ради: любопытные страницы, где лени и стали нет и в помине2. Потом для меня было радостью, что два сакраментальных слова: доктор Живаго попали в печать.
Здесь часть того (сверх немногого, имевшегося раньше), что я написал прошлым летом. Вдруг после больницы, санатория, тре¬пета, ограничений, произошли вещи, непредусмотренные режи¬мом, — волна счастья, еще раз прочистившегося слуха и открыв¬шихся глаз, и тогда именно я заново пробежал всего Фауста перед окончательной редакцией и написал эти вещи, и еще несколько.
Спасибо тебе большое за письмо. Крепко целую тебя.
Твой Боря
* совершенным человеком, пятой сущностью (лат.).
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.
1 Еще до присылки «Знамени» со стихами из романа О. Фрейденберг писала: «До чего же это вышло глупо и глупо: как только ты написал мне «возьми Знамя», тут-то я и смолкла. А рецензии уже были мне известны. Мое молчанье как бы становилось мненьем» (там же. С. 318).
2 Пастернак подхватывает яркое выражение из письма О. Фрейден¬берг о неизданных «Записках» своего отца-изобретателя, которые «слу¬чайно уцелели, сквозь революции, войны, осады, смерти и смерчи… Но в хламе и пыли семейной рухляди, по которой бегали крысы, они лежали под броней истории спокойней, чем в пантеоне лени и стали» (там же. С. 320). О. Фрейденберг намекает на мавзолей Ленина, в который после смерти Сталина положили и его тело.
1286. 3. Н. ПАСТЕРНАК
29 июля 1954, Переделкино
29 июля 1954. Дорогая Зиночка! По-прежнему все в наилуч¬шем порядке. Единственное огорчение — Мишка1. По всему Пе¬ределкину идет какая-то собачья война, Мишка приходит домой с прокушенной головой, окровавленный, опухший, без задних ног, а чуть отдышится после крови, рвот и прочего, опять бежит мстить и сражаться. Я не знаю, доживет ли он до вашего возвращения. Обе девочки были накрыты на месте преступления, рвали с яб¬лонь зеленые яблоки. Я пригрозил обеим, после чего Мариша и Аночка2 ежеминутно подбегают и с необычайной ласкою обни-мают мои колени. Опять возвратились жаркие дни с грозами. Очень хорошо. Последовала ли ты моему совету насчет комнат? Ты молодец, что выдержала этот экзамен по переезду. Сердечный привет дорогой Ларисе Ивановне. Крепко целую.
Всем участникам поездки и Лёне привет3. 2>.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, on. 1, ед. хр. 63).
«Письмо написано из Переделкина в Ялту» (примеч. 3. Н. Пастер¬нак). В Ялте 3. Н. Пастернак с Леней жили на даче у Ларисы Ивановны Треневой.
1 Мишка — собака-дворняжка, много лет жившая у Пастернаков в Переделкине. О. И. Попова вспоминала, как Пастернак радовался на Мишку, говоря, что он так «похож на Андрея Белого», и жалея, что Ольга Ильинична не видела Белого и не может сама убедиться в этом сходстве.
2 Дочери Станислава Нейгауза и Федора Александровича Пастерна¬ка, жившие на даче.
3 Поездка в Ялту была на автомобиле Треневых вместе со С. Г. и Г. С. Нейгаузами. Пастернак беспокоился о самочувствии 3. Н., которая жаловалась на головные боли и повышенное давление. Пастернак писал Н. Табидзе 2 сент. 1954 о состоянии жены: «Когда она приехала из Ялты, ее состояние напугало и огорчило меня так же, как и Вас. Я боялся, что ее здо¬ровье будет ухудшаться и дальше. Но ей не стало хуже. В последнее время она реже жалуется и на головные боли <...> Я сообщил Вам главное и един¬ственно важное. Что Зине лучше, чем было при Вас. По-видимому ее очень утомила автомобильная поездка» («Дружба народов», 1996, N° 7. С. 209).
1287. 3. Н. ПАСТЕРНАК
30 июля 1954, Переделкино
30 июля 1954 Дорогая Зиночка!
Допускаю мысль, что упорным молчанием Нина, может быть, готовит сюрприз и явится вдруг, не предупреждая, вдвоем с Тици¬аном1.
Вчера зашел Федин и рассказал неожиданные вещи. Пере¬сматривается «дело» Бабеля, и есть сведения, что он жив и выйдет на свободу. Уверяет, что видели вернувшегося Чаренца, которого все считали расстрелянным. Отчего не может этого случиться с Тицианом и Пильняком?2
В воображении вижу вас на морском берегу и больше всего радуюсь за вас в этом отношении. Что побудете среди скал, кра¬бов и камушков и, может быть, поедите жареной морской рыбы, может быть, даже и камбалы.
Предсказывают жаркие дни в августе. Последнее время дож¬ди и грозы. На грядах кабачки в полкареты величиной. Сегодня в гостях Туся и Нина Иоаникиевна3. Крепко тебя и Леничку целую. Привет Ларисе Ивановне, Андрею Дмитриевичу и Михаилу Ефи¬мовичу4.
Твой Б.
Впервые: Вестник РСХД, N° 106. Париж-Нью-Йорк, 1972. — Авто¬граф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 2, ед. хр. 63). «Письмо, написанное из Передел¬кина в Ялту» (примеч. 3. Н. Пастернак).
1 Начавшийся в это время пересмотр дел репрессированных внушал новые надежды и разочарования. Тициан Табидзе был расстрелян осенью 1937 г., вскоре после ареста, однако сообщаемый родственникам приго¬вор: десять лет без права переписки, — вводил в заблуждение и позволял надеяться и ждать его возвращения.
2 И. Э. Бабель был расстрелян 27 января 1940 г. Армянский поэт Еги¬ше Чаренц — 27 ноября 1937 г.; Б. А Пильняк — 21 апреля 1938 г., — но эти сведения были не известны родственникам.
3 Наталья Феликсовна Блуменфельд и знакомая Нины Табидзе Нина Иоаникиевна Меунаргия.
4 Знакомые Ларисы Ивановны Треневой.
1288. 3. Н. ПАСТЕРНАК
31 июля 1954, Переделкино
31 июля 1954
Дорогая и родная моя! Я тебе часто пишу из опасения, как бы у тебя вдруг не легли плохо карты, не разбилось бы зеркальце и, вспомнив о моей прошлогодней болезни, ты бы вдруг не забеспо¬коилась о том, как у нас тут и все ли в порядке.
Сегодня суббота, приехала Маруся1, тихомолком положила Лене на постель пакетик конфет, а в уголок на столик — неболь¬шой куличик, не знала, бедная, что он в Ялте. Какой чудак, он мог рассказать ей об этом предположении, когда она в последний раз его видела. Вечером, наверное, привезет Юрий Мих<айлович>2 Ирину и Шуру. На даче тихо, чисто, хорошо, светло, просторно. Едим до отвалу. Подали счет на июнь, вскочило вдруг до 526 руб¬лей, это, вероятно, расходование электричества все время на край¬нем напряжении, например, холодильника, всегда на экстренном, исключительном делении. Но Т<атьяна> М<атвеевна>3, говорит, что по-другому он не действует.
Не вози ради Создателя ничего из Крыма, у нас все поспевает и всего гибель.
Федин обронил что-то о том, будто бы в передовой «Лите¬ратурной газеты» за прошлую неделю (около 27 VII) упомина¬ется, что за границей интересуются причинами молчания не¬скольких человек, в первую очередь Шолохова и меня, и будто бы (так сказал Федин) наши имена стоят рядом4. Я из прили¬чия не расспрашивал и понятия не имею, правда ли это и что это такое.
Я тебе с утра собирался сообщить что-то фактическое, ради этого решил писать письмо, а теперь забыл, в чем
