де Пруайяр удовлетворила просьбу Пастернака и переслала аме¬риканскому переводчику Юджину Кайдену нужные ему тексты стих, и зак¬лючила договор с изд. Ann Arbor University of Michigan.
7 Имеется в виду рождение дочери.
1522. Н. ТАБИДЗЕ
10 июля 1958, Переделкино
10 июля 1958
Дорогая Нина, зачем Вам ждать вызова от Гослитиздата, ког¬да Вам нужен только вызов от нас и вот он: приезжайте немедлен¬но в Переделкино. Клубника в разгаре, Вы поможете собирать ее, Леня на днях вернется из Совхоза, куда он с другими студентами уехал на полевые работы, холода, наступившие после весенней жары, прошли, и только Вас недостает. Вас интересует состояние моей ноги, но этого я Вам не скажу, пока Вы не приедете. Вас ин¬тересует, как себя чувствует один мой знакомый доктор в Париже, и, что мне о нем пишут разные знаменитые люди из Франции, но и на это я Вам отвечу в Переделкине. Я Гарику, отправлявшемуся в Цихис Джвари, поручил сказать Вам, как срочно Вы требуетесь в Переделкине, но он, конечно, вследствие страшной перегружен¬ности делами и занятиями забыл это сделать и я восполняю его упущение. Обнимаю Вас.
Ваш Б.
Позвоните Бебутову или Златкину, попросите их поторопить¬ся с перечислением денег на мою сберкнижку. Но не это цель пись¬ма, поверьте мне.
Впервые: Материалы ГМГЛ. — Автограф (ГМГЛ, № 027029).
1523. П. П. СУВЧИНСКОМУ
11 июля 1958, Переделкино
11 июля 1958
Дорогой, дорогой мой Петр Петрович, позвольте мне креп¬ко, крепко расцеловать Вас. В. Parain уже больше недели сообщил мне о выходе книги и о том, что он выслал ее мне, но я ее еще не получил и не знаю, когда получу и получу ли вообще. И отзывов о ней я тоже, наверное, не увижу, но что делать, благодарение Богу, что хоть открытки мои доходят до Вас всех и Ваши удивительные, удивительные письма. А обнять и расцеловать Вас я хочу по тому поводу, что если не я, то Вы хоть видите это все, и хотя, вероятно, с некоторых сторон вещь подвергают заслуженной критике, но наряду с этим другие и радуются ей, и это, как моему другу, долж¬но быть Вам, наверное, приятно. Ах, дорогой мой, это все же в моей жизни и неожиданное и долгожданное торжество. Торжество не ввиду успеха (еще гадательного и, может быть, далеко не дока¬занного), а вот почему. Всю жизнь, всю жизнь останавливали, за¬поминались, поражали отдельные впечатления, виды, случаи, го¬родские картины. Они приковывали, привораживали, покоряли полностью значением, выразительностью, красотой. Но не толь¬ко этим. От них, как долгий отзвук, тянулись через всю жизнь то-мящие укоряющие напоминания, они издали жаловались и взы¬вали к мысли, точно то были не просто люди, вечера, весенние виды и городские перекрестки, а какие-то несделанные уроки и неисполненные поручения1. И вот теперь, когда я вижу такие же случаи человеческого горя или подавленности, такие же закаты или такие же зори и пожары женской красоты, упрек, исходящий от них, — слабее, я вспоминаю, что что-то сделано им в ответ, что-то выражено и сказано о них, по их поводу пролиты настоящие слезы проникновения и восторга — и тогда так легко, так легко все принять, со всем примириться и все перенести. Крепко обни¬маю Вас, мой дорогой.
Пусть пошлет кто-нибудь «D
Впервые: Revue des Etudes slaves. 1990. T. 72. — Автограф (Bibliotheque National, Paris).
1 Отношение к запомнившимся впечатлениям, как взывающим к мысли невыполненным творческим задачам, неоднократно высказывалось в письмах Пастернака 1910-х гг. и было основным оправданием его при¬звания. «…Легенда действительности, которая вызывает этот восторг, приходит как требование. Хотя действительность является здесь задачей, однако кажется, что прекрасное требует своего продолжения и это пото¬му, что становится высшей задачей и требует следующего разрешения» (письмо № 27).
2 Пастернак пишет фамилию Ренате Швейцер не совсем точно; надо: Schweitzer.
1524. К. А. ФЕДИНУ
12 июля 1958, Переделкино
12 июля 1958
Дорогой Костя, ничего решительно тогда на дороге не слу¬чилось1, было так, как того именно хотелось мне. Если бы мне хотелось, чтобы машина остановилась, вы по действию мысли на расстоянии остановили бы ее. Но вот ничего такого как раз не требовалось.
Завтра воскресенье. Если ты днем зайдешь в обеденное вре¬мя, это будет чудесно. Но можешь прийти в любой день и час, толь¬ко я часто ухожу гулять, и я не простил бы себе, если бы ты не застал меня.
Целую тебя. Твой Б.
Впервые. — Автограф (собр. Н. К. Фединой).
1 Ответ на записку Федина с извинениями. Примеч. К. Федина: «Встреча на нашей дороге (к даче), когда я поздоровался с Борисом через окно машины, и он ответил ласково, с обочины, и потом я послал ему за¬писку с извинением (я чувствовал неловкость)». Этот обмен любезностями по поводу столкновения на дороге стал, по-видимому, последним эпизо¬дом в их переписке. О нем вспомнил Федин, разбирая письма и записки Пастернака после его смерти, в своем примеч., сделанном на предыдущей по времени записке Пастернака 23 июня 1958: «Дорогой Костя, извини, что такою обыкновенного, карандашом написанною запиской, я хочу по¬здравить тебя с большою радостью и праздником избрания тебя академи¬ком. Я узнал это вчера вечером случайно и все время до сегодняшнего утра много думал о тебе. Желаю тебе долгой жизни и здоровья и целую тебя. Твой Б.». Примеч. Федина: «Кажется, последняя (нет, нет!!) ко мне пись¬мо-записка Бориса Пастернака. Нет!— потом последовали еще» («Вол¬га», 1990, Mq 2. С. 175). Среди сохранившихся записок Пастернака имеет¬ся также написанный за шесть дней до присуждения ему Нобелевской премии 18 окт. 1958 г. запрос к Н. К. Фединой по поводу имени Алянского (см. коммент. 3 к письму № 1202).
1525. М. А. МАРКОВОЙ
16 июля 1958, Переделкино
16 июля 1958 Дорогая моя Машура,
по счастью я с конца апреля дома, на даче, и с тревогой заду¬мывался о том, жива ли ты и что с тобой, потому что смутно по¬мнил, как мне хотелось тебе ответить на твои зимние упреки, и мне думалось, что я должен был написать тебе из больницы1. По-этому спасибо тебе, — твое письмо успокоило меня.
У меня в правой ноге имеются повреждения, служащие ос¬нованием для очень обостренных воспалений нескольких ножных нервов. Может быть, с одним из этих повреждений, обрывом ме¬ниска в правом колене, мне удастся разделаться оперативным пу¬тем (посредством извлечения осколка из колена). Всю жизнь эти недочеты, последствие детского перелома2 и пр., сходили с рук благополучно и лишь в последнее время стали давать очень дол¬гие и мучительные обострения, из которых я перенес уже два и не избавлен от третьего.
Что касается до «гнева богов»3, то, как видишь, земля меня, покамест, носит, и, как хочется надеяться, прошло слишком мно¬го времени, чтобы с этой стороны со мной могло случиться что-нибудь чрезвычайное.
Но с другой стороны, в мое положение не может быть внесе¬на окончательная ясность, ждать ее неоткуда, и мне, наверное, придется доживать свои дни в состоянии необвиненного или по¬лупомилованного преступника.
Пишу я тебе об этом вот зачем. Я все время хочу послать тебе немного денег и сделаю это, наверное, в течение лета. И хотя, ко¬нечно, сам я не терплю нужды, нависающая надо мной неопреде¬ленность человека, которого, может быть, надо считать негласно состоящим вне закона, затрудняет и затягивает все денежные рас-четы со мной, денег никогда не удается получить сразу много.
А в общем все великолепно, и если у тебя есть какие-нибудь хотя бы далекие литературные знакомства, ты, наверное, знаешь, отчего сыр-бор загорелся и где собака зарыта, а если нет, то неза¬чем и огород городить, неделю буду сидеть и тебе писать, и все равно ничего не перескажу. Только если говорить честно, мне ни¬когда не снилось, чтобы при жизни мне привалило такое счастье.
Я не забуду своего слова и желанья, ты в этом через некото¬рое время уверишься.
Целую тебя. Твой Боря
Впервые: Борис Пастернак. Доктор Живаго. Избранные письма. — Автограф (собр. А. В. Курсина).
1 Пастернак писал М. А. Марковой 3 марта 1958: «Дорогая Машура, твои обвинения и упреки застали меня больным, со страшным обостре¬нием радикулита правой ноги, свалившим меня снова в постель, после того, как я всю прошлую весну (около 4 месяцев) пролежал в больнице, и вот я снова в ней, хотя и в другой. В Ленинграде не был я с 35 года, я не знаю, откуда принесли тебе эти ложные сведения. И зачем ты пишешь о день¬гах? Как я только выздоровею и вернусь домой, я напишу тебе и может быть что-нибудь сделаю, хотя теперь я в большей неизвестности, чем ког-да-либо. Я выкинул штуку несколько неслыханную, вызвавшую страшный гнев богов, и я не знаю, что со мной будет. Целую тебя. Твой Б.» («Вечер¬ний Ленинград», 10 февр. 1990). Талон к почтовому переводу на 1000 руб.: «Дорогая Машура, вот, что мог, наскреб тебе, может быть пригодится. Крепко тебя целую и благодарю за письма. Я чувствую себя хорошо и все в порядке. Будь здорова. Твой Б.» (собр. А. В. Курсина).
2 Падение с лошади летом 1903 г., когда Пастернак сломал ногу, срос¬шуюся с укорочением.
3 Имеются в виду вызовы в ЦК и Союз писателей в связи с выходом «Доктора Живаго» в Италии и требования остановить издание.
1526. П. П. СУВЧИНСКОМУ
24 июля 1958, Переделкино
24 июля 1958
Мне снова приходится выставлять себя перед Вами в смеш¬ном виде, прячась в этот прекрасный язык, взятый в долг и мною исковерканный, которым я почти не владею. Но как я люблю Вас, как Вы мне дороги! Случаю было угодно, чтобы все самое важное, для чего я проживу лучший остаток своей жизни, соединилось в Вас, в Вашей личности. — Я снова попытался послать Вам «Фаус¬та», самым простым путем, по почте1. Я к этому еще вернусь по
ходу своей открытки. — Проклятая журналистика, которая не мо¬жет обойтись без басен и рассказов о том, чего никогда не было, без разглагольствований!2 Я не помню, чтобы был знаком с С<уц-кеве>ром; напротив, у меня ощущение, что я хотел избежать этой встречи из-за страшного стыда, благоговения и ужаса перед этим мучеником, — и что это мне удалось3. С<урко>в никогда не раз¬гуливал с револьвером; он всегда подавлял меня ex officio* и я ис¬кренне признаю, что это вполне справедливо по отношению ко мне4. Этот абзац — еще одна раздражающая выдумка. — Что каса¬ется «чтения друг другу стихов», то, уступая условному и фальши¬вому обычаю, я неохотно читаю иногда что-то вслух, но «стихи», «стихотворения», «читать стихи» — ничего этого для меня не су¬ществует, но целые горные потоки некоторой бессмертной дея-тельности, формировавшей общие
