июля 1958, — недалеко от Sils-Maria, место обожаемое от¬цом нашим Ницше» (там же. С. 746).
2 Имеются в виду изложенные в открытке № 1523 взгляды на сущ¬ность искусства.
3 См. письмо № 1532.
1532. А. КАМЮ
14 августа 1958, Переделкино
14 августа 1958 Дорогой и великий друг,
где найти слова, чтобы высказать Вам свою глубокую благо¬дарность за редкую поддержку, которую дает мне Ваше существо¬вание, именно только оно, свойственный Вам строй мыслей, Ваша манера видеть вещи, Ваше творчество и само Ваше существо? Ре¬шусь ли сказать без известной доли нескромности, как поражает меня близость наших взглядов. Ваша устремленность к добру, выз¬ванная не нравственностью, но движением души, настроенной и вылепленной вкусом к величию.
Еще до того, как я был удивлен и смущен Вашим прямым и незаслуженным упоминанием обо мне (и какими словами!), я по¬нял Вашу дорогую надпись на книге «Discours» о моем присутствии в ней в переносном смысле1. И действительно, читая, я почти за¬был, что эту книгу сочинили и напечатали по-французски и что не я сам это думаю и внутренне и безмолвно следую по-русски за сказанным. Мое восхищенье и согласие были такими, что во мно¬гих местах я готов был вскрикнуть от удивленья, что может суще¬ствовать такая общность мысли! Как это утешительно, как значи¬тельно для меня все, что Вы говорите на странице 142, Ваши ут¬верждения об истине и свободе, об одиночестве и любви к людям,
о причинной связи между страданием и красотой. Все Ваши мыс¬ли о реализме, единственном, зрелом и большом стиле, так ска¬зать, классическом в постоянно новом смысле. То, что Вы тракту¬ете трагическое как нечто естественное, обязательное и даже же¬лательное («Творить в наше время это значит творить рискуя») — так близко мне!3 Было время, когда я хотел снабдить «Доктора Ж<иваго>» двумя эпиграфами, стихом из ХС-го псалма4 и строч¬кой Бодлера: «Я знаю, что страдание единственная форма благо¬родства». (В конце концов я их вычеркнул.)
Мне очень понравилась Ваша «Chute», но «L’Etranger*» про¬извел на меня значительно большее впечатление. Я все видел, все испытал и все почувствовал. — Жару, пустыню, необитаемую в воскресный день, близость моря, страшное соседство одухотво¬ренной природы и бессердечного человека.
Я написал Вам одну открытку (эта—вторая), получили ли Вы ее?5
Впервые: Canadian Slavonic papers. 1980. Vol. XXII, N 2 (June). — Авто¬граф по-фр. (собр. адресата).
1 По просьбе Камю Сувчинский 4 июля 1958 послал Пастернаку «Шведские речи» с дарственной надписью: «Борису Пастернаку, присут¬ствующему в этой книге, как он присутствует в наших сердцах, с братским восхищением от одного из его французских друзей. Альбер Камю». Мно¬гие страницы книги носят отметки Пастернака.
2 В своей Нобелевской лекции Камю противопоставил искусство тех стран, где оно, как во Франции, дается легкой ценой, тому, которое в не¬которых странах является делом риска и героизма. Примером такого рода он назвал «великого Пастернака».
3 Выражение подобных мыслей можно найти в выступлениях Пас¬тернака 1936 г., в которых он противопоставлял «идеализации обществен¬ного» дух трагизма, как одну из главных сторон искусства: «Трагизм при¬сутствует в радостях, трагизм — это достоинство человека и серьезность его, его полный рост». И в другом месте: «Искусство без риска и душевно¬го самопожертвования немыслимо, свободы и смелости воображения надо добиться на практике» («На дискуссии о формализме»; «Выступление на III пленуме Союза писателей» — т. V наст. собр. С. 458, 235).
4 90-й псалом «Живый в помощи Вышняго…» цитируется и разбира¬ется в тексте «Доктора Живаго». Эпиграфа из него в сохранившихся авто¬графах названий романа нет, но вероятнее всего, именно первые слова это¬го псалма Пастернак мог выбрать для него. Эпиграф из стих. Бодлера «Benediction» («Благословение») поставлен на обложке рукописи 10 сти¬хотворений из «Доктора Живаго» 1947 г.
5 См. письмо № 1517.
* «Падение» и «Посторонний» (фр.). 371
1533. К. ВОЛЬФУ
17 августа 1958, Переделкино
17 августа 1958
Дорогой, глубокоуважаемый господин Вольф, только я со¬брался написать Вам, как мне жаль, что ни одно из моих писем до Вас не дошло, как вдруг Ваше письмо из Цюриха, к счастью, под¬твердило мне обратное. Это уже второй случай, что знакомые про¬водят эти месяцы в Швейцарии. Один мой парижский друг пишет мне из мест, где жил Ницше в окрестностях Энгадина. Немецкая приятельница — с Майорки. Все мои француженки на море1. Но я ничуть не жалуюсь. Место, где я живу, — прекрасно. И это моя собственная вина и причуда, что я так прирос к нему и никуда не хочу уезжать. Этому противостоит официальное желание, чтобы я объехал разные новые стройки (на Волге или в Баку) с тем, чтобы написать о них2, — и это неожиданное и угрожающее в своей на¬стойчивости желание, которому я сопротивляюсь из-за неприят¬ностей с ногой и предписываемой ими осторожности. Завидую Вашей свободе передвижения в более широком и полном смысле слова. Хотя нелады с ногой постоянно дают о себе знать, и колено все время немного болит, в целом я чувствую себя хорошо и ду¬маю, что смогу обойтись без операции. — И еще новый сюрприз, уже второй по счету сегодня. Только хотел я пожаловаться, что до сих пор не видел французского д-ра и что мертвое каникулярное время долгой жары, вероятно, повредит ему, как вдруг, по случай¬ному и запутанному, как лабиринт, стечению обстоятельств, мне удалось увидеть книгу в девятом (за месяц) издании. — Я безмер¬но буду рад письму от Вас, но не лишайте себя из-за этого редких для Вас часов отдыха. Не смею злоупотреблять Вашей готовнос¬тью присылать книги3, хотя Ваша щедрость вновь искушает меня, — в другом случае это могли бы быть дорогостоящие (эту сторону дела помог бы нам уладить Ф<ельтринел>ли) и тяжелые словари, которые можно переслать через Союз писателей. Но пока не будем об этом, — было бы свинством с моей стороны так ши¬роко пользоваться Вашей любезностью. Желаю Вам всего лучше¬го, здоровья, успехов и мира.
Впервые: Kurt Wolf. Briefwechsel eines Verlegers. 1911-1963. — Авто¬граф по-нем. (Deutsche Literaturarchiv in Marbach).
1 Имеются в виду П. П. Сувчинский, Р. Швейцер, Ж. де Пруайяр и Э. Пельтье.
2 Это официальное желание настойчиво навязывалось Пастернаку Ф. И. Панферовым (см. письма № 1493, 1529, 1530, 1536).
3 К. Вольф писал Пастернаку: «Подозреваю, что больная нога вынуж¬дает Вас к долгой неподвижности, и у Вас много времени для чтения. Можно ли посылать Вам интересующие Вас книги? Это доставило бы мне радость» («Знамя», 2005, № 3. С. 148).
1534. Ж. де ПРУАЙЯР
18 августа 1958, Переделкино
18 августа 1958
Вчера Ж. Фр<еми> принес мне обе книжки1. Я их впервые увидел. Жаклин, мой добрый гений и ангел-хранитель, ведь это Ваша забота. Какая радость! Как обязан я Вам на всю жизнь! Как я Вас люблю, Вас самих, милую Элен, обоих мальчиков!2 Давайте с этого часа будем все пятеро говорить друг с другом на «ты», — мы ведь составляем своеобразное целое, не правда ли? Если Вы согласны, воспользуйтесь этим в следующем письме, но не при¬нуждайте себя, если это покажется Вам неестественным. От Вас зависит, начинать это или нет.
Вот уже два часа, как я перехожу от романа к очерку и вновь возвращаюсь от одного к другому. Кто переводил автобиографию?3 Я начинал плакать от восторга над каждым определением, каж¬дой формулировкой. Какая прозрачность! Как все передано и из¬ложено! Какое удовольствие следить за повествованием, простым, спокойным и естественным! И такие же поразительные, или даже еще больше, — достоинства языка романа! Стиль, ритм! Может быть, это синтаксис или литературная манера? — Нет, это вере¬ница действительных событий, ход времени, любви, крушений, медленный, серьезный, размеренный (и — переворачивая страни¬цу), — святой, торжественный. Дорогие, дорогие мои! А я все плачу и плачу. Какой перевод? — Гожусь ли я в судьи? Ни в коем случае. Для меня он именно такой, какого я не мог ждать и о котором не осмеливался мечтать.
Кажется, я говорил Элен: пожалуйста, упрощайте, если нельзя сохранить оттенки или интонацию оригинала. Но будьте осторожны, чтобы не вводить в текст добавочные красоты. Луч¬ше сократить и опустить сложные места. Но поскольку у меня нет права судить, — мое мнение о переводе не многого стоит. Есть гораздо более компетентная и объективная оценка. На моем экземпляре стоит номер девятого издания (за один месяц!). Этот порядковый номер — экзаменационная отметка, поставленная за перевод самыми требовательными экзаменаторами — жиз¬нью, Францией и ее читателями. И эта отметка говорит о том, что перевод превосходен, потому что какими другими средства¬ми, кроме обаяния вашей прекрасной работы, можно было зас¬тавить искать, покупать и читать эту книгу?.. Что до критики, которая, возможно, Вас оскорбляет и пытается поссорить со мной, я напишу Вам в следующий раз4. Я напишу Вам об исте¬рии, о том, что в нас есть самое преходящее и смертное, самое бесплодное и при этом играет главную роль в искусстве и крас¬норечии публицистов, в направлениях, которые называются новаторскими.
Впервые: «Новый мир», 1992, № 1. — Boris Pasternak. Lettres a mes amies francaises. 1956—1960. Paris, Gallimard, 1994. — Автограф по-фр. (собр. адресата).
1 Пианист Жерар Фреми принес Пастернаку французские издания «Доктора Живаго» и «Автобиографического очерка» («Essay d’autobiographie»).
2 То есть М. Окутюрье и Л. Мартинеза. Имена переводчиков не были указаны в книге. «Почему я нигде не вижу их имен? — спрашивал Пас¬тернак Б. Парена 18 авг. — Может быть, потому, что они не хотят лишать себя возможностей новых поездок?» («Дружба народов», 1998, № 2. С. 214).
3 Перевод автобиографии был выполнен Ж. де Пруайяр, но имя ее не обозначено.
4 См. об этом в письме № 1535.
1535. Э. ПЕЛЬТЬЕ-ЗАМОЙСКОЙ
19 августа 1958, Переделкино
19 августа 1958
Элен, дорогой и добрый друг, сегодня шестое августа по ста¬рому, «Преображение Господне»1, я только что написал Жаклин и Парену о вашем в высшей степени прекрасном переводе2, попро¬сите их (я не хочу повторяться), чтобы Вам переписали то, что я сказал, мое мнение не только искренно в своем глубоком восхи¬щении, но, насколько я понимаю, твердо и основательно. Не смей¬тесь, у нас есть убедительное доказательство того, что представ¬ляет собою этот перевод и какое ошеломляющее впечатление он производит. Прекрасные экземпляры романа и очерка, которые я, наконец, получил вчера, носят номера изданий 9 и 4. И это в течение только одного месяца мертвого сезона каникул. Как мог¬ло случиться, что издания следуют одно за другим с такой скорос¬тью, если бы перевод — не по каким-то неоспоримым и непости¬жимым утверждениям, — а сам по себе, попав в руки, не привле¬кал бы людей и не внушал им желания его прочесть. Что до кри¬тики, пусть нас критикуют сколько угодно. Мы не хотим
