это заключа¬лось,— ничего, напишу в следующем письме.
Мишка невозможный, сплошные прокусы до кости над пра¬вым глазом и на правой щеке, и чуть услышит собачий лай вдале¬ке, несется на эти звуки как угорелый.
Сердечный привет Ларисе Ивановне. Работаю не так блестя¬ще, при тебе, временами, все же бывало тише.
Крепко тебя, Леню и всех остальных целую.
Впервые: Письма Пастернака к жене. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 2, ед. хр. 63). «Письмо, написанное из Переделкина в Ялту» (примеч. 3. Н. Пастернак).
1 Бывшая няня Лени.
2 Шофер, на своей машине возивший Пастернаков.
3 Домработница Пастернаков.
4 Речь идет о статье Зои Кедриной «Многообразие жизни и литерату¬ры», в которой она писала, что западные обозреватели объясняют молча¬ние М. А. Шолохова, Л. М. Леонова и Б. Пастернака их нежеланием от¬кликаться на официальные темы.
1289. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
31 июля 1954, Переделкино
31. VII. 1954 Дорогая Оля!
Несколько слов еще совсем впопыхах в торопливость твоих дорожных сборов или, может быть, тебе вдогонку1. Я знаю, что ты имеешь в виду, говоря о напряженности своих писем или обвиняя себя в вычурности. Но ведь ты клевещешь на себя. Чувство нео¬кончательности мысли и, вследствие этого, неполной точности ее выражения так знакомо всем, кто имеет с этим дело! Я мог оста¬вить твое письмо без ответа на этот раз, но не могу не защитить тебя от твоих собственных нападок.
И, — несколько совпадений. Ты случайно в конце письма назвала одно имя, — ты помнишь, кого? — («Это стиль раннего А<сеева>»2). У меня был разрыв со всем этим кругом и, шире, со всей средой, но истекшею зимой несколько человек так растро¬гали меня теплотой и определенностью своих изъяснений, что я не устоял и, между прочим, был как-то у него и его жены. Мы втроем провели вечер, я на память читал им все новое, часть ко¬торого потом попала в «Знамя». Кто-то плакал из них, я, честное слово, не помню кто, но она сказала мужу (они на «вы»): Вы зна¬ете, точно сняли пелену с «Сестры моей жизни». Это как раз и твое мнение3.
А другое, — вместе с твоим письмом пришло от дочери, пове¬сившейся в 1941-м году Марины Цветаевой, из восемнадцатилет¬ней ее ссылки, из Туруханска4. Мы с ней на «ты», и очень большие друзья, я девочкой видел ее в 35 году в Париже. Это очень умная, пишущая страшно талантливые письма несчастная женщина, не потерявшая юмора и присутствия духа на протяжении нескончае¬мых своих испытаний. Так вот я хотел переправить тебе ее пись¬мо, так вы в чем-то похожи, такие соседки по месту в моем сердце и так неоправданно строга она к себе и неведомо, чего требует от себя и хочет. Но пересылать это письмо было бы нескромно. Нет, Олечка, все хорошо. Хорошо даже и то, что грустно. Крепко целую тебя. Твой Б.
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.
1 О. Фрейденберг уезжала на лето в санаторий на Карельский пере¬шеек.
2 Ругая свои письма, О. Фрейденберг называла их стиль «стилем ран¬него Асеева, многозначительная вычурная недоговоренность с намеками на личность» (там же. С. 322).
3 Фрейденберг писала Пастернаку о его стихах в «Знамени», что не¬смотря на новую логику и «чеканку точной мысли», ей показалось, что нигде он так не приближался к «молодым началам, так не возвращал к Близнецам в тучах, словно <...> оказался, в своей зрелости в двух шагах от своей юности» (там же. С. 322).
4 Ариадна Эфрон, прочтя в «Знамени» стихи Пастернака, писала: «По-матерински я вечно «молюсь о чаше» и вместе с тем — прости и пойми меня! горжусь и радуюсь тому, что она, предназначенная величайшим и достойнейшим, не минула тебя. Ты сам это знаешь, и в конце концов ве¬лика ли беда говорить с потомками, перешагнув через современников? И велика ли беда в том, что, пока история движется спиралеобразно, луч¬шие идут по прямой?» (А. Эфрон. О Марине Цветаевой. С. 435).
1290. 3. Н. ПАСТЕРНАК
2 августа 1954, Переделкино
2 авг. 1954 Дорогая моя!
Это последнее письмо, что я пишу тебе. Вероятно, оно при¬дет к тому времени, когда вы уже будете собираться обратно, и больше писать нет смысла. Телеграфируйте, когда выедете, о вре¬мени, когда рассчитываете приехать, если хочешь, чтобы мы об этом знали, а если не хочешь, приезжайте сюрпризом, неожи-данно.
Вчера, в воскресенье, были и ночевали Шура и Ирина и, без ночевки, приехали Роза и Мариша Вильям1.
Выходная Валя маленькая2 видела в метро в Москве, как чело¬век с женой, маленьким ребенком и множеством чемоданов выс¬тавил первым делом на перрон маленького ребенка и, не огляды¬ваясь на него, бросился внутрь вагона за чемоданами, а ребенок тем временем сделал шаг назад к вагону и до половины провалился в щель между краем вагона и платформой. Поднялся крик, пере¬полох, но его вытащили без последствий, и Валя только рассказа¬ла о страхе, который всех при этом охватил.
Я по этому поводу в мыслях опять увидал тебя в таком же по¬ложении на станции Коминтерн3, когда я хотел выскочить к тебе, и не видел, как, т. е. совершенно ли без вреда тебя вытащили, но поезд уже тронулся, а когда я вернулся назад со следующей оста¬новки, тебя уже на станции не было. Годы прошли, а я вновь во всей живости увидал твое растерявшееся, побледневшее лицо и испытал все это потрясение и ужас.
Весь женский персонал, до Зинаиды Михайловны4 включи¬тельно, готовят тебе чудеса садоводческого искусства на клубнич¬ной площадке. Л. остатка долга еще не отдали. Неожиданно мне пришло в голову, что, может быть, вы в Ялте не остались, а уехали со Ст<асиком> и Галей на пароходе в Сочи, и я совершенно по¬напрасну исписал тебе столько бумаги.
Крепко тебя и Леню целую, сердечный привет Ларисе Ива¬новне и всем остальным.
Твой Б.
Впервые: Письма Пастернака к жене. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 2, ед. хр. 63). «Письмо, написанное из Переделкина в Ялту» (примеч. 3. Н. Пастернак).
1 Розалия Константиновна, жена Ф. А. Пастернака, и Марина Нико¬лаевна Вильям, дочь Н. Н. Вильям-Вильмонта.
2 Няня маленькой Марины Нейгауз.
3 Летом 1935 г. Зинаида Николаевна, выходя из вагона метро, прова¬лилась в щель между ним и перроном. Станция метро, теперь Кропоткин¬ская, была названа по зданию Коминтерна, строившемуся на месте сне¬сенного храма Христа Спасителя.
4 Зинаида Михайловна Яржемская — мать Г. С. Нейгауз, жившая в Переделкине с внучкой и няней.
1291. Е. А. КРАШЕНИННИКОВОЙ
2 августа 1954, Переделкино
2 авг. 1954 Дорогая Катя!
Да, это очень хорошо. Сначала, не заглядывая внутрь, я не поверил Вашей записке, а потом, развернув холст, увидал, как Вы правы1. Лицо живет, дышит и молится, и, хотя оно повторяет пред¬ставления обычной дореволюционной иконописи, и хорошо, что с ними не расходится, художник в виде особого тепла и тонкости вливает в его формы все свое пережитое. Если бы не было этого тождества со знакомым обликом, с детства привычным, и неожи¬данность была бы больше, я был бы, наверное, смущен, не мог бы разобраться в своем чувстве и не знал бы, что сказать.
Но, Катя, варварство скатывать масло на холсте в трубку. Меня не было в Москве, я пропустил тот вторник (20-го июля), когда Вы передали сверток М<арии> Э<дуардовне>2. Когда, спу¬стя неделю, я его развернул у себя, уже имелась трещина в слое краски поперек левого виска и глаза. У меня на даче нет картона такого размера, чтобы завернуть холст в разглаженном виде, на¬кануне его возвращения Вам, и я повторяю то же самое варвар¬ство в надежде, что эта трещинка останется единственною, и к ней не прибавится вторая. Холст надо наклеить на картон или на доску, жаль, что у него нет незаписанных краев, чтобы натянуть на подрамок.
Великий Четверг оставляю у себя и считаю Вашим подарком. Как в этом сосредоточении и собрании заученное наизусть и зна¬комое и неизвестное и новое соединяется воедино3, и парит, и су¬ществует в небе, на земле, в пространстве, в вечности, в тысячеле¬тиях и только основаниями, как бы кончиками ног, касается стра-ниц книги, скользит по ним, проносится по ним. Как окрыленно гениально и бессмертно слово св. Димитрия Ростовского о при¬чащении4.
А другая книжка не для меня. Я ее возвращаю. Благодарю Вас, Катя. От души всего лучшего Вам. То, что я написал Вам о недосу¬ге, не шутка. Простите, если это грубо, но до ноября забудьте обо мне5.
Ваш Б. Я.
Впервые. — Автограф.
£. А. Крашенинникова — историк и библиограф. Познакомилась с Пастернаком в августе 1941 г., некоторые черты ее характера нашли отра¬жение в образе Симы Тунцевой в «Докторе Живаго». Вместе с родителями была выселена из Москвы за «буржуазное» происхождение, 13-летней де¬вочкой добилась освобождения отца из тюрьмы, написала воспоминания «Крупицы о Пастернаке» («Новый мир», 1997, № 1), где передавала свои разговоры с Пастернаком, который объяснял их многолетнюю дружбу «по судьбе — сходными переживаниями веры в детстве». Их встречи в 1950-е гг. были посвящены участию Пастернака в помощи реабилитированным, вер-нувшимся из лагеря.
1 Е. Крашенинникова вспоминала: «В пятьдесят четвертом году мы с сестрой отнесли ему картину очень близкого нам художника Георгия Эду¬ардовича Бострема «Моление о чаше». Дома его не застали» (там же. С. 209). Г. Э. Бострем — художник-иконописец и реставратор, жил в За¬горске около Сергиевой лавры.
2 М. Э. Киреева работала лифтером и жила у Пастернаков в их мос¬ковской квартире.
3 Имеется в виду чинопоследование служб на Великий (Страстной) Четверг. Крашенинникова вспоминает рассказ Пастернака, как он с дет¬ства полюбил богослужение, слова которого и молитвы он «впитывал, как губка». Няня, крестившая его, считала, что это Ангел-хранитель по¬могает ему все запоминать (там же. С. 206). По просьбе Пастернака, Кра¬шенинникова достала ему Библию взамен погибшей во время войны, снабжала его богослужебными и другими книгами, Пастернак совето-вался с ней по поводу определенных мест в тексте «Доктора Живаго»; 4 сент. 1956 он благодарил ее за «Успенскую книжечку. Многое там, — писал он, — знал наизусть. Между прочим выкинул из романа как места, которые могли показаться кощунственными, рассуждения Симы о жи¬вых нотах и этих служб (скажу по телефону на словах). В Олафе не дос¬тавало третьего тома, только 1,2 и 4-й». Речь идет о вычеркнутых в руко¬писи романа словах из стихиры на всенощной Успения Богородицы: «Вижу тя ясно, простерту просту и удивляюсь, в ней же вселися будущия жизни наслаждение» (т. IV наст. собр. С. 727). Кроме того, Пастернак возвращал Крашенинниковой роман Сигрид Унсет «Олаф, сын Аудуна» (в 4 т., 1925-1927).
4 Святитель Димитрий, митрополит Ростовский, ученый и просвети¬тель конца XVII в., составил новую редакцию Четий Миней, книги для чтения священных текстов
