в «Правду» среди людей, сочувствие которых поддерживало его в страшную неделю обрушившегося на него общественного проклятия (см. коммент. 1 к письму № 1552). Письмо было опубликовано 6 нояб. 1958, но имя Мер¬тона, как и других сочувствующих, было снято. О намерении Пастернака написать «свидетельство тех дней», к сожалению, ничего не известно.

2 Эти мысли высказаны Мертоном в письме к Элен Вольф, выписки из которого она послала Пастернаку.

3 Речь идет о романе Р.-М. Рильке «Записки Мальте Лауридса Бриг¬ге» (1910).

1550. Е. А. ФУРЦЕВОЙ

24 октября 1958, Переделкино

24 окт. 1958 г.

Глубокоуважаемая Екатерина Алексеевна

Мне всегда казалось, что советским человеком можно быть по-иному, чем это хотят заставить меня думать: живее, спорнее, свободнее, рискованнее. Мне бы не хотелось расстаться с этим представлением. Я готов оплатить верность ему любой ценой.

Я думал, что радость моя по поводу присуждения мне Нобе¬левской премии не останется одинокой, что она коснется обще¬ства, часть которого я составляю. Мне кажется, что честь оказана не только мне, а литературе, к которой я принадлежу, советской литературе1. Кое-что для нее, положа руку на сердце, я сделал.

Как ни велики мои размолвки с временем, я не предполагал, что в такую минуту их будут решать топором. Что же, если Вам кажется это справедливым, я готов все перенести и принять. Но мне не хотелось бы, чтобы эту готовность представляли вызовом и дерзостью. Наоборот, это долг смирения.

Я верю в присутствие высших сил на земле и в жизни и быть заносчивым и самонадеянным запрещает мне небо.

Б. Пастернак

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, без шифра).

Е. А. Фурцева — член Президиума ЦК КПСС. Написать ей письмо Пастернаку посоветовал К. Чуковский, пришедший поздравить его с Но¬белевской премией и узнавший об угрозах, вьщвинутых Союзом писателей. Письмо не было послано и осталось в бумагах О. В. Ивинской, некоторые фразы из него были использованы при составлении ею письма Пастернака Н. С. Хрущеву 1 нояб. 1958, публиковавшегося в «Правде».

1 Узнав о присуждении премии, Пастернак в ответ на телеграмму сек¬ретаря Шведской академии, поэта Андерса Эстерлинга, утром 24 окт. 1958 благодарил в его лице академию за оказанную честь: «Бесконечно при¬знателен, тронут, горд, удивлен, смущен» (фр.). В тот же день Д. А. Поли¬карпов приезжал к К. Федину, соседу Пастернака по даче в Переделкине, и потом писал М. А. Суслову, члену Политбюро, организатору травли Пас¬тернака: «К. А. Федин осуществил разговор с Пастернаком. Между ними состоялась часовая встреча. Поначалу Пастернак держался воинственно, категорически сказал, что не будет делать заявления об отказе от премии и могут с ним делать все, что хотят. Затем он попросил дать ему несколько часов времени для обдумывания позиции» (Пастернак и власть. С. 147). Под «политической корректностью» этого документа скрывалось начало нравственного давления на Пастернака, несмотря на которое он открыто отвечал Федину, что ничто не заставит его плевать в лицо тем, кто оказал ему высокую честь; он уже послал телеграмму с благодарностью Нобелев¬скому комитету и не хочет выглядеть в их глазах обманщиком. К вечеру того же дня Пастернаку принесли повестку о необходимости его присут¬ствия на заседании правления Союза писателей, собиравшемся по его по-воду, на которое он не поехал из-за плохого самочувствия, а отправил пись¬мо (см. т. V наст. собр. С. 272-273).

1551. Д. А. ПОЛИКАРПОВУ

29 октября 1958, Москва

Благодарю за двукратную присылку врача1. Отказался от пре¬мии. Прошу восстановить Ивинской источники заработка <в> Гослитиздате2 = Пастернак

Впервые: Пастернак и власть (Предисловие. С. 39). — Черновой авто¬граф телеграммы (РГАЛИ, ф. 379, без шифра). Датируется по содержанию.

1 Жалобы на плохое самочувствие, помешавшее Пастернаку присут¬ствовать на заседании правления Союза писателей, вызвали приезд врача из поликлиники Литфонда, вскоре на несколько дней поселившегося на даче у Пастернака.

2 По словам Ивинской, испуганная отказом Гослитиздата в обещан¬ной ей переводной работе, она в ответ на утешительные слова Пастерна¬ка, резко сказала ему об угрозах повторного ареста, которыми постоянно шантажировали ее в КГБ. Пастернак немедленно отправил телеграмму в Нобелевский комитет: «Ввиду того значения, которое получила присуж¬денная мне незаслуженная награда в обществе, к которому я принадлежу, не сочтите мой добровольный отказ за оскорбление» (фр.). И одновременно телеграмму — в Отдел культуры ЦК Поликарпову.

1552. Д. А. ПОЛИКАРПОВУ

1 ноября 1958, Переделкино

1 ноября 1958

Дорогой Дмитрий Алексеевич!

Я знаю, что это не блестяще и ничем не замечательно, но прошу Вас, не надо увлекаться переделкой и перекройкой1. Это может быть до неприличия искренно, т. е. это именно то, что я ду¬маю и чувствую и самое сырое, неотделанное изображенье того, что было на самом деле. И если, как я Вас понял вчера, главное, чтобы мне поверили, что никто на меня не давил и не влиял, и чтобы все утихомирилось, этими спокойными неторжественны¬ми строками, этим домашним тоном все достигается.

У меня было дальше о предоставлении выезда, которым я не воспользовался2 и пр. и пр., но это лишнее, это вносит тревож¬ность, которая поведет к новому шуму.

Но знаете ли Вы, что кое-что должны сделать и Вы, чтобы наступила перемена, а не только я один, что не все в моих силах. Я вчера Вам поверил, но никакого признака обещанного пока не вижу, простите.

Мне бы не хотелось присутствовать на пресс-конференции. Ее ни в коем случае нельзя устраивать на даче. После всего, что все ^допустили со мной наделать, дачу подожгут или в ней пере¬бьют стекла после такой конференции3.

Ах, ах, ах, Дмитрий Алексеевич! И все я виноват!!! Бог судья Вам.

Ну покажите же что-нибудь кроме дежурства врачей, чтобы я Вам поверил!

Б. Я.

Пресс-конференцию надо устроить без моего присутствия и зачитать на ней мое заявление. Кроме того восстановить мою пе¬реписку, где я дам частные каждодневные подтверждения заявлен¬ного.

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, без шифра). Письмо не было отослано и осталось в бумагах О. В. Ивинской.

1 Речь идет о письме Пастернака в «Правду», написанном по требо¬ванию Поликарпова, чтобы «помириться с народом». Вопреки просьбе Пастернака «не увлекаться перекройкой», сохранившиеся в бумагах Ивинской следы многоэтапной работы над текстом, говорят об обрат¬ном. В первонач. автографе было: «В продолжение бурной недели я не под¬вергался судебному преследованию, я не рисковал ни жизнью, ни свобо¬дой, ничем решительно. Если благодаря посланным испытаниям я чем и играл, то только своим здоровьем, сохранить которое помогли мне совсем не железные запасы, но бодрость духа и человеческое участие. Среди ог-ромного множества осудивших меня, может быть нашлись отдельные не-многочисленные воздержавшиеся, оставшиеся мне неведомыми. По слу¬хам (может быть, это ошибка) за меня вступились Хемингуэй и Пристли, может быть, писатель-траппист Томас Мертон и Альбер Камю, мои дру¬зья. Пусть воспользовавшись своим влиянием, они замнут шум, подня¬тый вокруг моего имени. Нашлись доброжелатели, наверное, у меня и дома, может быть, даже в среде высшего правительства. Всем им приношу мою сердечную благодарность. В моем положении нет никакой безвыходнос¬ти. Будем жить дальше, деятельно веруя в силу красоты, добра и правды. Советское правительство предложило мне свободный выезд за границу, но я им не воспользовался, потому что занятия мои слишком связаны с родной землей и не терпят пересадки на другую» (Пастернак и власть. С. 43). Этот текст был заменен написанным Поликарповым. К листам его машин. Пастернак приклеивал отдельные абзацы, которые потом были оторваны. Окончательный текст, имеющий мало общего с автографом, пос¬ле обсуждения в Президиуме ЦК был опубликован в «Правде», 6 нояб. 1958.

2 В бумагах Ивинской сохранились наброски письма Пастернака с благодарностью «за мягкую форму изгнания» — разрешение на выезд с се¬мьей и просьбой выпустить вместе с ним его «близкого друга О. В. Ивинс-кую с детьми», «в разлуке с которой, в неуверенности в судьбе которой и в страхе за которую, существование мое немыслимо» (РГАЛИ).

3 Пресс-конференция не состоялась. Сохранилась отдельная запис¬ка Поликарпову, в которой, кроме отказа от участия в пресс-конферен¬ции и требования восстановить блокированную переписку, Пастернак выражал сомнения в реальности данных ему обещаний. Ивинская вспо¬минала, что в качестве «платы» за письмо в «Правду» «Поликарпов твер¬дым голосом заявил, что выручит нас в переиздании «Фауста» и обещал снять вето с Бори и меня в «Гослитиздате», так что нас будут снабжать переводческой работой» (Ивинская. В плену времени. С. 299). Пастернак был прав в своих сомнениях: «Фауст» был переиздан уже после его смер¬ти, деньги в Гослитиздате за сданную по договору «Марию Стюарт» Сло¬вацкого и за книгу «Стихи о Грузии. Грузинские поэты», вышедшую в Гру¬зии, были выплачены только через год.

1553. Г. Е. НИКОЛАЕВОЙ

1 ноября 1958, Переделкино

1 ноября 1958

Благодарю Вас за искренность1. Меня переделали годы Сталинских ужасов, о которых я догадывался до их разобла¬чения.

Все же я на Вашем месте несколько сбавил бы тону. Помните Верещагина и сцену справедливого народного гнева в «Войне и мире»2. Сколько бы Вы ни приписывали самостоятельности Ва¬шим словам и голосу, они сливаются и тонут в этом справедливом негодовании.

Хочу успокоить Вашу протестующую правоту и честность. Вы моложе меня, и доживете до времени, когда на все происшедшее посмотрят по-другому.

От премии я отказался раньше содержащихся в Вашем пись¬ме советов и пророчеств. Я Вам пишу, чтобы Вам не казалось, что я уклонился от ответа.

Б. И

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Еме¬льяновой). Факсимиле: Каталог Кристи. С. 47.

Галина Евгеньевна Николаева — советская писательница. На заседа¬нии президиума правления Союза писателей, состоявшемся 27 окт. 1958 г., Николаева, «характеризуя предательские действия Пастернака, заявила: «Я считаю, что перед нами власовец». Касаясь вопроса о мерах по отно¬шению к Пастернаку, она сказала: «Для меня мало исключить его из Со¬юза, — этот человек не должен жить на советской земле»» (Пастернак и власть. С. 158).

1 Сохранились два письма Николаевой Пастернаку, в первом 10 нояб. 1958, на 12 страницах, она писала, что любила его стихи и не понимает, как он может «принять премию из рук врага»: «Слезы соленые лить над вами? Пулю загнать в затылок предателю? Я женщина, много видевшая горя, не злая и не жестокая, но такое предательство… Рука не дрогнула бы… Вам пишет не писательница… Вам пишет женщина, у которой муж был расстрелян в 37 году и отец сослан тогда же… и у которой одна цель в жизни — служить всей душой, всеми силами делу коммунизма и своему народу. Это не слова. Это в сердце…» (Материалы ГМГЛ. С. 72). Переда¬вая свое письмо на усмотрение Ивинской, Пастернак спрашивал: «Олю¬ша, надо ли отвечать Галине Николаевой? Прочти и подумай. Если не надо, уничтожь письмо. Целую тебя. Если бы не плечо и лопатка, я был бы на верху блаженства. А ты?» (Ивинская. В плену времени. С. 292).