городу, что¬бы не засиживать ноги, ничего не делаю и изредка пишу тебе пус¬тые и бессодержательные, ничего тебе не говорящие записки.

За мое короткое отсутствие наверное накопятся горы доро¬гих мне писем, часть которых будет нуждаться в ответе. То при¬вычное и знакомое, что составляло мою жизнь и доставляло мне радость будет, если позволит Бог, продолжаться, но кое в чем этот обиход изменится. Надо будет упорядочить денежное хозяйство, твое и наше, и попробовать действительно, как говорил тебе Д<митрий> А<лексеевич>3 (я уже об этом писал) жить нетороп¬ливее, мыслью о будущем, более далеком. Я ужасно, как всегда, люблю тебя и уверен, что ты этого не чувствуешь, считаешь недо¬казанным и не замечаешь. Что касается меня, то если бы можно было надеяться, что все останется так, как было до наших после¬дних объяснений4, я был бы на верху блаженства. Фантазировать сверх этого немыслимо и неисполнимо. Мне мерещится что-то очень, очень хорошее впереди, неопределимое и незаслуженное, часть которого я сейчас предвосхищаю, мысленно крепко обни¬мая и целуя тебя.

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Емель¬яновой). Факсимиле: Каталог Кристи. С. 58.

1 Ивинская уехала в Ленинград, не дав Пастернаку своего адреса (см. письмо № 1571).

2 Пастернак получил в подарок от Ж. де Пруайяр 5 томов цикла М. Пруста «В поисках утраченного времени» (Bibliotheque de la Pleiade, Callimard) и теперь, уже не страшась стилистической близости и влияния ав¬тора, которые мешали ему в 1920-е гг. дочитать его (письма № 425,555 и др.), взял последний том «Обретенное время» с собой в Тбилиси.

3 Д. А. Поликарпов. О разговоре с Поликарповым, который потребо¬вал от Пастернака, чтобы он покинул Переделкино на две недели, см. ком¬мент. 3 к письму № 1571. По воспоминаниям Ивинской, Поликарпов был недоволен ее ссорой с Пастернаком, поскольку она была единственной, кто мог воздействовать на него в нужном направлении. Она записала свой разговор с ним по телефону в аналогичной ситуации: «Вы поссорились? — спросил раздраженно Поликарпов. — Нашли время… Поезжайте, миритесь с ним, всеми силами удержите его от новых безумств» (Ивинская. В плену времени. С. 318-319).

4 Объяснения касались вопроса о легализации отношений Пастерна¬ка и Ивинской, чему должна была способствовать совместная поездка к Паустовскому.

1574. О. В. ИВИНСКОЙ

26 февраля 1959, Тбилиси

26 февр. Олюша, дорогая моя, моя золотая, родная Олюша! Как я по тебе соскучился! Как грустно мне вообще по утрам той знакомою беспричинною грустью, которую я так хорошо знаю с детства! Струя свежего чистого воздуха, пахнущего весною, чи¬риканье птиц за окном, голоса детей, и эта щемящая, томящая грусть уже налицо. Отчего она? Что-то нужно понять, что-то сде¬лать. — Как странно, положение мое никогда не было так спор¬но и ненадежно, будущее никогда не было так неясно. И поче¬му-то никогда не был я так ясен и спокоен, точно ты и все мы и наши домй, и дети, и работы и здоровье — обеспечены и им ни¬чего не грозит, точно впереди ждет меня что-то очень хорошее. Никогда забота о доведении до конца каких-то мыслей, жела¬ние попасть домой и сосредоточиться не были так велики и не казались таким главным, никогда вера в то, что ничего не поме¬шает удовлетворению этой потребности не была так тверда. Олю¬ша любушка, золотая моя и мой ангел, я пишу тебе такие бес¬смысленные послания, прости меня. Мне нечего тебе расска¬зать. Что я тут делаю? Главным образом — скрываюсь1. Эти прят¬ки наполнены чтением Пруста, пешими прогулками, чтобы не отсидеть ноги, едою и сном. Н<ина> А<лександровна> окру¬жает заботою каждый мой шаг, свинство этим пользоваться, я ни от кого, ни у кого, менее всего у нее это заслужил. Здесь ниг¬де нет врагов тебе. Больше мы с нею ни о чем серьезном не го¬ворили2. Но мне кажется, многие без всякого основания любят меня, и, любя меня, любят тебя. Эта атмосфера молчаливого допущения и согласия исходит даже от Зины. Обнимаю тебя крепко, крепко. Не могу дождаться, чтобы перерыв этой живот¬ной праздности окончился поскорее, и мы вернулись. Как было бы хорошо, если бы ты была в Москве и Ирочке не приходилось пересылать писем.

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Еме¬льяновой). Факсимиле: Каталог Кристи. С. 60.

1 Во избежание нежелательных встреч с писателями, которым было вменено из Москвы организовать «осуждение антисоветского поступка» Пастернака.

2 Между Пастернаком и Н. Табидзе произошла размолвка по поводу его отношений с Ивинской, которая настойчиво требовала его ухода от Зинаиды Николаевны. Пастернак пытался объясниться; 28 янв. 1959 он писал Н. Табидзе: «Дорогая Нина, мне жалко, что я причинил Вам страда¬нье, от которого Вы даже упали в беспамятстве.<...> Никто ничего не со¬бирается разрушать, дело совсем не в этом. Все настоящее и важное лежит совсем в другом плане, в другой плоскости, и Вы должны успокоиться, все оно целиком только на моих плечах и не задевает ничьих интересов. Ничего между нами не произошло и нас не разделило. Простите, что я Вас огорчил» («Дружба народов», 1996, JNfe 7. С. 215).

1575. О. В. ИВИНСКОЙ

27 февраля 1959, Тбилиси

27 февр. 1959. Олюша, так грустно почему-то в минуту про¬буждения, по утрам! Я в полном неведении о том, где ты и что с тобою, а также насчет того, что ждет меня по возвращении, в каком положении мои дела. Когда я хожу по городу, в эти серые, холод¬ные дни, которые сейчас тут стоят, один, мне так печально-спокой¬но, и так все ясно. Теплится какая-то вера, что ничего дурного но¬вого против меня не предпримут, и что тайна Инюрчасти позволит мне поправить мои и твои денежные дела1. Если меня и моих заня¬тий не постигнет какая-нибудь катастрофа, равносильная концу, позволь мне верить, что жизнь моя будет продолжаться по-прежне¬му, что ты меня не оставишь и от меня не отвернешься. Никакого спора ведь ни с кем не происходит. Ты была неправа, когда, как тебе казалось, ты ставила «вопрос ребром» и требовала выбора от меня и твердого решения2. Все это у нас по-другому, а посторонние тут так же не судьи, как трудно им судить и о моем месте в современной жизни, таком болезненно скромном и незаметном, таком един¬ственном и приносящем горе и счастье такой свободы. Никакой драмы и трагедии у нас нет, моя дорогая девочка, — я дышу и этого достаточно, чтобы я всегда думал о своем и любил тебя, а вспоми¬нать и привлекать к обсуждению попутные и сопровождающие об¬стоятельства, в нашем случае — ложно и искусственно. Крепко об¬нимаю тебя. Не сердись на меня. Мне грустно и страшно без тебя.

Моя жизнь с тобой протекает совсем не в той области, в кото¬рую ты перенесла в последнее время свои требования и обвинения, но в области, которая вся целиком так посвящена самому высокому и светлому, что никакие несчастия не могут ее уничтожить и обесце¬нить, потому что она сама побеждает все препятствия и несчастья.

Мне нельзя менять своей жизни не только из-за боязни при¬чинить страдание окружающим, но из-за боязни неестественнос¬ти, которую принесла бы с собой эта ненужная и резкая перемена. Мое и твое положение в нынешнем привычном мире и без того полно игры с огнем и дерзкого вызова. Потяни за ниточку и по¬ползет и уничтожится вся ткань3.

Сегодня первый день за весь этот год, когда я с некоторым правдоподобием могу уверовать и пообещать тебе что, как мне кажется, по возвращении домой я примусь за большую и долгую новую работу, вроде «Доктора Живаго», за роман, какою-то час-тицею являющийся его продолжением.

Крепко, крепко обнимаю тебя и прерываю письмо, ко мне сейчас придут.

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Еме¬льяновой). Факсимиле: Каталог Кристи. С. 61.

1 Перед отъездом из Москвы Пастернак получил извещение из Инюр-коллегии от А. Ф. Волчкова (11 февр. 1959) с просьбой прийти для перего¬воров по «касающемуся Ваших интересов делу в удобное для Вас время» (РГАЛИ, ф. 379, без шифра). Об этом см. также в письме № 1589.

2 Слова «вопрос ребром» относятся к «последним объяснениям», о которых шла речь в письме № 1573 и коммент. 3 к нему.

3 Чтобы снять болезненную для Ивинской определенность и прояв¬ленную твердость в этом вопросе, Пастернак на следующий день писал ей ласковое письмо: «28 февр. 1959. Олюша, золотая моя девочка, я крепко целую тебя. Я связан с тобою жизнью, солнышком, светящим в окно, чув¬ством сожаления и грусти, сознанием своей вины (о, не пред тобою, конеч¬но), а перед всеми, сознанием своей слабости и недостаточности сделанно¬го мною до сих пор, уверенностью в том, что нужно напрячься и сдвинуть горы, чтобы не обмануть друзей и не оказаться самозванцем. И чем лучше нас с тобой все остальные вокруг меня, и чем бережнее я к ним и чем они мне милее, тем больше и глубже я тебя люблю, тем виноватее и печальнее. Я те¬бя обнимаю страшно, страшно крепко, и почти падаю от нежности и почти плачу» (Ивинская. В плену времени. С. 402; Факсимиле: Каталог Кристи. С. 62).

1576. О. В. ИВИНСКОЙ

1 марта 1959, Тбилиси

1 марта 1959. Дорогая Олюша, все десять дней, что мы здесь, стояли пасмурные ветреные дни и холода, сегодня в первый раз на дворе тепло и солнце. Прошло только десять дней и мне так же труд¬но вообразить, что мне может быть дано будет услышать твой голос и тебя увидеть, как трудно себе представить на его месте Переделкин¬ский дом. Мысль о том, что моя налаженная жизнь и привычное те¬чение рабочего дня будут продолжаться, что я к ним вернусь, буду получать письма и отвечать на них, советоваться с тобой и обмени¬ваться с тобою тем новым, что будет приходить тебе и мне в голову и с твоею помощью устраивать наши общие дела, мысль, что идущее от тебя счастье, сосредоточенность и работа в достижимой скорости ждут меня, кажутся мне дерзкою, незаслуженной и несбыточной меч¬той. О как я люблю тебя и скольким я тебе навсегда, навсегда обязан!

Впервые: Ивинская. В плену времени. — Автограф (собр. И. И. Емель¬яновой). Факсимиле: Каталог Кристи. С. 63.

1577.0. В. ИВИНСКОЙ

2 марта 1959, Тбилиси

2 марта 1959. Дорогая Олюша, меня никогда не пускают гу¬лять одного, со мной всегда ходит дочь Н<ины> А<лександров-ны>, Нита и по дороге рассказывает мне историю домов и мест, мимо которых мы проходим, и своих знакомых, которые в боль¬шом числе встречаются нам. Это целые повести о нравственных подвижниках и золотых сердцах, много помогавших друг другу в страшные годы несчастий и