ею не швыряться.
И, добровольно устранившись от каких-либо притязаний на ее счет, он решил всеми силами поддержать ее в этих шагах к задуманному обновлению. Не сознание своей виновности согнуло его перед ней, но он склонился перед Лариной нрав-ственной новизной, попутно открывши, что за истекшее деся¬тилетие переменилось все вокруг, — не те теперь слова, не тот воздух, не те грехи и добродетели, не те дела и люди.
3
Паша Антипов, или «студент Антипов», как значился он в уни¬верситете, был на виду у товарищей и на хорошем счету у про¬фессоров. Вдруг ни с того ни с сего он с середины выпускного года забросил занятия. Не вдаваясь в причины этой перемены, товарищи, среди которых он слыл до сих пор «красной деви¬цей», научили пить его.
Антипов с понятным потрясением переносил все случив¬шееся. Лара по неизвестной ему причине навела оружие на человека, который по всем Пашиным понятиям должен был бы быть безразличным ей, а потом та же неведомая причина бро¬сила ее в руки того, в кого она целилась. Теперь ее здоровье бы¬ло в опасности. Чужие окружали ее. Пашу не пускали к ней. Все в нем страдало, все было задето, его доверие и привязанность к ней, его глубоко запрятанное, им самим несознаваемое са-молюбие.
Когда Лара начала выздоравливать, она его вызвала. Пош¬ли бурные и тяжелые объяснения. Лара убеждала его порвать с ней. Она говорила:
— Я плохая. Ты не знаешь, я когда-нибудь расскажу тебе. Хотя сейчас я ни в чем не виновата и моя совесть чиста перед тобой, но дело не в этом. Мои осложнения в жизни никогда не кончатся и всегда будут обостряться. А они не вяжутся с твоей цельностью и нравственной чистотой. Я должна снять с тебя это унизительное бремя. Оставь и забудь меня.
Паша уходил от Лары заплаканный. Когда он в таком виде попадался на глаза Войтковской (она его и Комаровского име¬новала «жиличкиными поклонниками»), Войтковская презри¬тельно поджимала губы и, быстро пройдя к себе, принималась громко разговаривать с собой и хохотать.
Паша не верил ни одному из Лариных самооговоров, но каждый из ее обиняков наводил его на еще худшие подозрения. Он ревновал Лару ко всему на свете: не только к ее прошлому и ее снам и мыслям, но к ее самостоятельному существованию и к ее болезни, сидящей в самой Ларе, более близко связанной с ней, чем он, и потому как бы его сопернице.
Лара видела, что ее уговоры не помогают, и, чтобы добить¬ся цели, солгала Паше, что она по собственной воле против бра¬ка с ним, что она его не любит. Паша был раздавлен, ушел ничего не сказавши ей и больше не показывался. Прошло несколько дней. Посыпались письма от него, одно другого безумнее. Хотя в них ни одной строчкой не говорилось о самоубийстве, все они дышали этою близкою угрозой. Лара написала ему, чтобы он выкинул из головы эти глупости и ради нее сохранил себя до более хороших дней. Она просила его потерпеть до лета и, на¬значая ему свидание на Петра и Павла, обещала, что в день его именин они вновь все обсудят и, может быть, еще все наладит¬ся. Но для этого она ставила условием, чтобы он взялся за ум, хорошо подготовился к государственным и успешно сдал их, потому что в противном случае все расстроится, она не пойдет за неуча.
Письмо Лары подействовало окрыляюще на Антипова. Он с головой ушел в работу.
Ларе тоже хотелось отгородиться ото всего на свете и, об¬ложившись книгами, приняться за предэкзаменационное повто¬рение перезабытого и прохождение пропущенного. Но у Войт¬ковской это не удавалось. Недоброжелательство квартирной хозяйки проникало сквозь стены и лишало Лару необходимого покоя. У нее стала мелькать мысль о перемене комнаты. В раз¬гар ее занятий Виктор Ипполитович подыскал ей по газетной публикации своеобразное пристанище недалеко от ее нынеш-него, в районе Смоленского рынка.
Это был род однокомнатной квартиры, мастерская художни¬ка, удобно им оборудованная наверху двухэтажного каменного дома старой стройки. За выездом в далекое путешествие худож¬ник сдавал помещение вместе с прилегающею к нему кухнею, спаленкой, прочими подсобными закоулками и всею обстановкой.
Лара ничего не переставляла у художника и даже не имела времени толком приглядеться к меблировке, так поглощена она была подготовкой к испытаниям. Едва разложив вещи, она тотчас же засела за зубрежку, и недолгие месяцы, которые она тут прове¬ла, пролетели еще того незаметнее вследствие ее учебной горячки.
Ее широкое окно выходило на обширный, мощенный бу¬лыжником двор с конюшнями и амбарами торговых складов. В доме жили ломовые извощики и конский барышник. Двор был постоянно покрыт рассыпанным овсом и сеном. По двору рас¬судительною воркующею стаей похаживали голуби и также дружно взлетали на крышу, когда из-под порога запертого са¬рая табунком пробегали к лужам под конской водопойною коло¬дой крысы.
Неудобством помещения был избыток солнца в мастерской, отчего весною и летом, несмотря на затеняющий потолочный тент, бывало жарко. В комнате было светло, как в стеклянной теплице цветочной лавки. По случайности излишек света не прекращался и ночью. На дворе как раз против Лариного окна стоял фонарь на столбе и пялил свои резкие лучи сквозь узкий просвет между расходящимися занавесками.
4
Был конец жаркого летнего дня и, наверное, канун какого-то большого праздника, потому что звонили в церквах и было мно¬голюдно в лавках. Малые из мясных и булочных поливали тро¬туары перед своими порогами кружками из ведер, зеленщики кропили мокрыми веничками сомлевшую ботву, разложенную на лотках у спуска в их овощные погребки. В дальнем конце улицы, перед тем как зайти, низко висело кирпичного цвета апоплексическое солнце, осматриваясь и как бы обдумывая, где бы ему сесть поудобнее, как роет лапками ямку несущаяся на¬седка, перед тем как опуститься на теплую разрыхленную зем¬лю. А в противоположном конце в столбах оранжевой пыли бронзовый закат зажигал наудачу то кожаное крыло катящейся коляски, то чьи-нибудь глаза или смуглое лицо, то внутренность чьей-нибудь комнаты с бордовыми или кофейными обоями где-нибудь высоко под крышей.
Три окончившие курсистки, Лара, Ира Лагодина и Туся Чепурко, шли по улице, возвращаясь из канцелярии курсов, куда они ходили за своими письменными работами и бумагами. В их школьных сумках лежали выпускные свидетельства. Они были по-мальчишески веселы, зашли в кондитерскую, накупили кренделей, слоеных пирожков и всякой всячины, и теперь ша¬гали по улице, чавкая на ходу и громко переговариваясь, и хо¬хотали до слез и друг от друга отмахивались, поперхнувшись жирными крошками сухого хвороста.
Опять, как давно когда-то, зрительный калейдоскоп жиз¬ни, двигавшейся под предпраздничный трезвон, оглушал, а не ослеплял Лару. Но какая это была разница! Тогда эта музыка города зачаровывала ее тем, что пугала и порабощала. А теперь Лара шла победительницей, выигравшей житейское состязание со страшной и таинственной столицей. В звонком гуле улично¬го движения Ларе слышался тот же мальчишеский задор, кото¬рый ликовал сейчас в ее душе. И хрустя витым и пригорелым дном плюшки с тающей облупливающей глазурью, она, как таким же лакомством, упивалась бешеным потоком звуков и красок, который несся по улице, словно вместе с садящимся солнцем и звоном к вечерне этот дождь жизни сыпали с крыш и колоколен, как из рога изобилия.
— Ну так только на минуту, — сказала она подругам на углу, где их пути расходились. — Переоденетесь, и сейчас же ко мне.
Когда Лара осталась одна, она мгновенно сообразила, за¬чем звонят и по какому случаю такое оживление в магазинах. «Ну как же! Ведь завтра Петров день и, чуть не забыла, Паша именинник». И в следующую же минуту она вспомнила, как зимою она уславливалась поговорить с ним именно в этот день об их общей будущей участи.
Теперь все это было лишнее. Разрывы, трагедии, гадания насчет будущего, — все это было позади. И за плечами были бес¬сонные ночи разучивания бесконечной программы, волнения перед столом комиссии, билеты, всегда предательски лежащие не так, как их хотелось бы вынуть, каверзные вопросы экзаме¬наторов, не предусмотренные курсом.
Оба они кончили с дипломом первой степени, оба теперь вольные птицы, и Лара — жена Паши и носит его фамилию. Сегодня дома она прощается с друзьями, школьными товарка¬ми, московскими воспоминаниями и со всей Москвой. Сегодня у нее на Смоленском друзья устраивают ей проводы, а завтра с Казанского вокзала (хотя знакомые установили наверняка, что с Казанского, но надо бы еще проверить, не с Рязанского ли) — а завтра с Казанского они с Пашей уезжают на два месяца отды¬ха и потом на службу, уже обеспеченную им, в Ларин родной город на Урале.
Но чего все это Ларе стоило, их совместное окончание уче¬ния в дни как раз разыгравшихся Пашиных страстей!
Паша подобно Иванову Павлу в оперетте, как раз тогда да¬вавшейся, не хотел учиться, а хотел жениться, и все торопил Лару со свадьбою. У них даже одно время было в проекте венчаться на Красную горку, но согласие на это Лара дала, только чтобы отвязаться, и с приближением срока свадьбу отложили до кон¬ца экзаменационной сессии, когда остаются последние экзаме¬ны, самые легкие, все решающее уже определилось, и профес¬сора, торопящиеся на дачу, спрашивают спустя рукава.
Они венчались в Духов день, на второй день Троицы. Под жарким солнцем почти до золотого блеска горел свежий песок на бульварах и везде, где им было посыпано для пущей торже¬ственности и ради праздника, и в глазах рябило от его летней предобеденной желтизны. Кроме их свадьбы в этот день совер¬шались и другие, но все же не в таком множестве, как думалось Ларе, которой все раскрасневшиеся девушки в светлом казались невестами в подвенечном и все напомаженные молодые люди и приказчики с каплями пота на лице представлялись шафера¬ми и женихами и у которой от духоты, волнения и от тройного хмеля — влюбленного, взволнованно-благочестивого и водоч¬ного немного кружилась голова и стиралась грань между флер-доранжем на кушаках и в прическах венчающихся и живыми цветами и наколками в волосах гуляющих и искусственными цветами и ветками березы по бокам папертей и на церковных оградах с вянущею и свернувшеюся со вчерашнего дня листвой.
5
Пройдя в ворота своего дома, Лара по дороге зашла в дворниц¬кую за веревками для увязки отправляемых вещей и багажною корзиной, которую она утром отдала дворнику в починку. Двор¬ничиха сказала, что муж ушел, а корзина и веревки давно у Лары на квартире. Лара расплатилась с дворничихой и, подымаясь к себе наверх, через открытые окна слышала гудение, смех и го¬вор собравшихся.
Как она рассчитывала и как было уговорено, у нее уже было много народу. Кроме подруг, с которыми она недавно расста¬лась, и двух-трех
