был с самого начала совершенно ясен, и Пастернак рассчитывал закончить его в полгода. «Я начал большую прозу, в которую хочу вложить самое главное, из-за чего у меня «сыр-бор» в жизни загорелся, и тороплюсь, чтобы ее кончить к твое мул етне¬му приезду и тогда прочесть», — писал он О. М. Фрейденберг 1 февр. 1946 г. Но планы и реальные возможности резко разошлись. Работу приходилось часто прерывать, необходимость заработка заставляла за¬ниматься переводами, замысел романа по мере писания разрастался и видоизменялся. Пастернак читал друзьям отдельные главы, выслуши¬вал замечания, сохранились его записи с претензиями читателей и от¬меченными им самим «недостатками романа». Неоднократные передел¬ки текста отразились в рукописях и черновых набросках.
Первая глава «Пятичасовой скорый» читалась 3 авг. 1946 г. в Пере¬делкине. Приглашенный на чтение К. А. Федин записал: «Роман «Маль¬чики и девочки» с эпиграфом из Блока; 1-я глава относится к 1903 году: Приволжско-центральная Россия» (собр. Н. К. Фединой). Эта запись дает основание считать, что первоначальная редакция главы сильно от¬личалась от сохранившейся в карандашной рукописи, близкой к окон¬чательному тексту, но содержащей множество наклеек и зачеркиваний. В рукописи нет эпиграфа из стихотворения Блока «Вербочки», первая строка которого с заменой союза «да» на «и» была взята Пастернаком для названия романа и соотносила его атмосферу с Вербной субботой, открывающей семидневный цикл Страстной недели.
Сохранились три обложки с записанными карандашом и последо¬вательно вычеркнутыми названиями романа; одна озаглавлена «Маль¬чики и девочки», другая — «Смерти не будет» с эпиграфом: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. Откровение Св. И. Бог. гл. 21 ст. 4». На третьей — зачеркнутое название «Рыньва» (по реке, на которой стоит Юрятин) заменено яркой метафорой человеческой души: «Свеча горела. Роман» с эпиграфом: «Aime tes croix et tes plaies / Il est saint que tu les aies» («Люби свой крест и свои язвы, иметь их — святость») из стихотворения Верлена 1891 г. «О, j’ai froid d’un froid de glace…» («Я мерзну от ледяного холода…») из книги «Bonheur» («Счастье»). На полях обложки наброски рабочих вариантов названий: «Нормы нового благородства», «Путями несчастий», «Несчастными путями», «Земно-родные», «Земной воздух». Появление названия «Свеча горела» можно датировать зимой 1946-1947 г., временем, когда было написано стихо¬творение «Зимняя ночь», из которого взяты эти слова.
Вложенный в эти обложки карандашный автограф I—III глав (час¬тей) и начала IV содержит 177 больших, сшитых в тетрадь страниц ав¬торской нумерации. Вторая часть «Девочка из другого круга» была окон¬чена через месяц после первой и 9 сент. 1946 г. читалась в кругу друзей в Переделкине, затем обе вместе — в Москве 27 дек. у М. К. Баранович и 6 февр. у М. В. Юдиной. Приглашенными на чтения в Москве были друзья хозяек, и Пастернака особенно интересовало их понимание «атмосферы вещи», то есть, как он признавался О. М. Фрейденберг, — «моего христианства, в своей широте немного иного, чем квакерское и толстовское, идущего от других сторон Евангелия в придачу к нравст¬венным» (13 окт. 1946).
Начавшаяся работа над следующей, третьей частью была останов¬лена; по советам слушателей автор решил «усилить и детализовать ре¬волюционный фон изложения, стоявший на заднем плане» (письмо к С. Чиковани. Декабрь 1946). В первоначальной рукописи главы, посвященные разгону демонстрации, были вычеркнуты (см. «Другие редакции и черновые наброски». С. 553) и вместо них вклеены страни¬цы с текстом, близким окончательному. В это же время 23 янв. 1947 г. Пастернак заключил договор с «Новым миром» на написание романа в 10 авт. листов под названием «Иннокентий Дудоров. (Мальчики и девочки)». Срок сдачи по договору — август 1947 г.
Третья часть «Елка у Свентицких» (в первоначальной редакции) была написана к апрелю 1947 г. Три части читались в нескольких домах: у П. А. Кузько 5 апр., у H. М. Любимова 20 апр., у П. П. Кончаловского и у Серовых 11,18 мая 1947 г. Последнее чтение проходило в память недавно скончавшейся дочери художника, О. В. Серовой, сверстницы и подруги детства Пастернака, в том самом доме на углу Серебряного и Большой Молчановки, где с Юрием Живаго происходили неожи¬данные события, в частности застигшее его именно здесь известие об установлении советской власти и встреча со своим братом Евграфом, определившая судьбу героя и изменившая первоначальный план рома¬на. Дом и встреча описаны в шестой части «Московское становище».
К весне 1947 г. было написано шесть стихотворений в тетрадь Юрия Живаго, которые Пастернак читал друзьям, рассылал в письмах, они были перепечатаны на машинке и сшиты в небольшие тетрадки. Посы¬лая стихиМ.П. Громовубапр. 1948 г., Пастернак так описывал план ра¬боты: «…вложу в это письмо последние мои стихи, входящие главою в мой роман в прозе, который я пишу сейчас. Там описывается жизнь од¬ного московского круга (но захватывается также и Урал). Первая книга обнимает время от 1903 года до конца войны 1914 г. Во второй, которую я надеюсь довести до Отечественной войны, примерно так году в 1929-м должен будет умереть главный герой, врач по профессии, но с очень сильным вторым творческим планом, как у врача А. П. Чехова. Когда его сводный брат, о котором он знает только понаслышке и всю жизнь считает своим заклятым врагом, приведет в порядок бумаги покойного, среди них окажется много заметок, имеющих философский интерес, и целая книга стихов, которую этот сводный брат выпустит в свет и кото¬рая составит отдельную, сплошь стихотворную главу во второй книге романа. Этот герой должен будет представлять нечто среднее между мной, Блоком, Есениным и Маяковским, и когда я теперь пишу стихи, я их всегда пишу в тетрадь этому человеку Юрию Живаго».
Стихи к роману отразили новую стихотворную манеру Пастерна¬ка. Написанные от лица его героя, они по большей части лишены той откровенно личной, биографической основы, какая характеризовала его прежнюю лирику, но прозаические главы, посвященные юности героя, насыщены реминисценциями душевных переживаний автора времени окончания университета, выбора пути и первых литературных опытов.
После весенних чтений работу над романом пришлось прервать, Пастернак срочно взялся за переводы, дававшие ему возможность оку¬пить писание прозы. Две с половиной тысячи рифмованных строк ли¬рики Петефи были переведены в месяц с неделей, «Король Лир» — за полтора месяца. «Это лето (в смысле работы) — это первые шаги на моем новом пути (это очень трудно, и это первая вещь, которою бы я стал гордиться в жизни): жить и работать в двух планах: часть года (очень спешно) для обеспечения всего года, а другую часть по-настоящему, для себя», — писал он 8 сент. 1947 г. О. М. Фрейденберг.
Продолжение романа задерживалось чтением книг о войне 1914 г., которые раздражали Пастернака своей ложью. «Мой роман представ¬ляется мне, — говорил он Л. К. Чуковской, — одной из форм протеста против них» (Воспоминания. С. 415). В новую сшитую большую тет¬радь объемом в 170 страниц старой хорошей бумаги (подарок Н. Табидзе) были набело переписаны чернилами все четыре части, переработанная «Елка у Свентицких» и восемь глав четвертой части — в этой редакции названной «Годы совершеннолетия и встречи на войне». (Этоттекст, как и текст начала первой редакции под названием «Годы в промежутке», см. в разделе «Другие редакции и черновые наброски». С. 577.) На об¬ложку тетради было перенесено название «Свеча горела», написанное на наклейке, под которой имеются три последовательно отвергнутые за¬главия, говорящие о продолжавшихся колебаниях автора: «Живые и мертвые, воскресающие», «Из архивов семьи Живаго», «Опыт русского Фауста (Из неопубликованных бумаг семьи Живаго)».
В конце мая 1948 г. Пастернак читал написанное А. А. Ахматовой в квартире Ардовых, где она останавливалась. «Я так ее уморил, — рас¬сказывал он А. К. Гладкову, иронизируя над своей увлеченностью, — что у нее чуть не начался приступ грудной жабы…» (Встречи с Пастернаком. М., 2002. С. 197). Через две недели он отдал рукопись в перепечатку, последняя часть приобрела окончательную редакцию и название «На¬зревшие неизбежности». Она была переписана вновь карандашом в отдельную тетрадь, внизу последнего листа которой значится «Конец первой книги». Тогда же установилось название романа «Доктор Жива¬го» с подзаголовком «Картины полувекового обихода».
Последовавший вслед за тем перевод первой части «Фауста» на¬долго оторвал Пастернака от продолжения работы над прозой. С августа 1948 по февраль 1949 г. было переведено 4700 стихотворных риф¬мованных строк Гете. С окончанием перевода торопили следовавшие из «Нового мира» одно за другим требования о взыскании аванса за не предоставленный в срок роман «Иннокентий Дудоров»; одновременно с передачей дела в суд рукопись «Фауста» была сдана в издательство, и гонорар за него пошел на уплату истраченного аванса.
Написанные в ноябре-декабре 1949 г. семь стихотворений в тетрадь Юрия Живаго отразили тоску и боль неотвратимого конца, вызванные возобновившейся с новой силой волной арестов, и в первую очередь близкого друга Пастернака последи их двух лет О. В. Ивинской («Осень», «Дурные дни», «Магдалина», «Свиданье», «Гефсиманский сад»).
Части, посвященные революции 1917 г., пятая и шестая, «Проща¬ние со старым» и «Московское становище» были дописаны только в ав¬густе — октябре 1950 г., после перевода трагедии Шекспира «Макбет». В пятой части отразились впечатления от поездок Пастернака летом 1917 г. в Тамбовскую и Саратовскую губернии. В процессе переписки набело первоначальная карандашная рукопись, писавшаяся на оборот¬ной стороне машинописи военных стихов, была уничтожена, остались отдельные страницы (см. «Другие редакции и черновые наброски». С. 603). Соглашаясь с упреками друзей, увидевших в последних частях «упадок» и «уход в ординарность» нелегко давшейся ему «простоты», Пастернак писал: «Что же, не горе и это. Если есть где-то страдание, отчего не пострадать моему искусству и мне вместе с ним? Может быть, друзья мои правы, а может быть, и не правы. Может и очень может быть, я прошел только немного дальше по пути их собственных судеб в ува¬жении к человеческому страданию и готовности разделить его» (пись¬мо к Р. К. Микадзе 18 нояб. 1950).
Много душевных сил и времени было отдано на перевод второй части «Фауста», который был сдан в издательство в середине августа 1951 г. В письмах этого времени сквозит утомление, звучат жалобы на плохое самочувствие.
Черновые подготовительные заметки к седьмой части «В дороге» были переписаны в апреле-мае 1952 г., и 2 июня состоялось чтение но¬вой части в кругу друзей, собравшихся у Пастернака в Лаврушинском переулке. Среди слушателей были Ахматова, Д. Н. Журавлев с женой, Е. А. Скрябина. Характер дальнейшей работы ярко передает сохранив¬шаяся записка, относящаяся к этому времени: «19 июля начать с пере¬писывания набело куска «В
