землянку Ливерий Аверкиевич делил с доктором. — Не вошедший в окончательный текст отрывок из разговоров Ли верия в при¬сутствии Живаго сохранился на листке из первонач. рукописи: «»Гале-евские казачьи разъезды». — Разъезды генерала Галиуллина, — недоволь¬но поправлял Ливерий, ты нарочно перевираешь, Гошка, для форсу, что¬бы вышло понароднее. Ну, и дальше что? — Опять зашептал что-то Кле-вяной, из чего доктор не уловил ни слова. — Я и это знаю, — с прежним раздражением продолжал товарищ Лесных, — за меня не бойся. Я-то знал, удивительно, что ты об этом проведал. Все известно, все преду¬смотрено. Сколько раз говорено было, что днем я ваш, ваш и ночью, когда требуется, а когда я сам знаю, что не нужен, и отдав приказания, ухожу к себе, я перестаю существовать для вас и тогда прошу меня не беспо<коить>».
…сходка на буйвище. — На открытом возвышенном месте.
С. 336. Опять вы не были на вчерашних занятиях. — Этот вопрос Л и-верия к Живаго появился в одном их ранних набросков 1953 г., в кото¬ром зафиксированы основные композиционные моменты и общая тен¬денция партизанских глав: «§ 1. Ужасы. Зверства, семьи двинулись, еще не было случаев неповиновения, но уже началось митинговое обсужде¬ние и критика решений и приказов. § 2. Микулицын не был единствен¬ным командующим всех чрезвычайно размножившихся партизанских объединений, действовавших совместно на огромном протяжении. Тре¬бовали подчинения всех одному. Конференция руководителей отрядов. § 3. Доктор: Все это важно, все это я понимаю. Я бы не хотел, чтобы вы попали в беду. Я желал бы, чтобы вы вышли сухим из воды и расхле¬бали кашу, которую заварили. Но все остальное вздор — я не люблю… § 4. Отчего вы не были на вчерашнем собрании. Жизнь народа, творче¬ство государственных форм: Что повестку… § 5. Егоров — семья его едет к нему. Я его ненавижу…» (Егоров — фамилия взята из «Записок парти¬зана» В. Г. Яковенко, реальный прототип Панфила Палых).
…это ведь почти то же, что сложило духоборческую общину… — ре¬лигиозную секту, возникшую в конце XVIII в. и распространившуюся, главным образом, среди крестьян. Духоборы отвергали обряды и таин¬ства, руководствуясь словами Христа о служении Богу «в духе и исти¬не». В конце XIX в. за неподчинение властям и отказ служить в армии духоборы подвергались жестоким гонениям. Чтобы помочь им эмигри¬ровать в Канаду, Л. Толстой и его последователи собрали необходимые для этого деньги.
Она сама… непрерывно себя обновляющее… — после этих слов в ру¬кописи вычеркнут вариант: «в форму все более захватывающей гени¬альности переходящее начало, куда выше наших с вами тупоумных тео¬рий, вечно перерабатывающая, вечно переделывающая себя сила, сти¬хия и источник всех перемен и превращений». Среди заготовительных материалов к роману имеется набросок диалога Живаго с партизанским вождем: «Юр. Андр. — Ливерию Микулицыну (?).
Погодите, погодите. Борьба классов. Я в этом не судья, но у меня такое впечатление, что под этою борьбой первоначально разумелась форма сосуществования различных составных частей общества в исто¬рическом процессе. Ответ на этот вопрос излагался в том смысле, что форма их совместности есть взаимосопротивление, как в составных ча¬стях какого-нибудь механизма. Разве сразу исторический материализм стал призывом к резне и избиениям и теорией разбоя?
Уши вянут слушать вас, батенька. Ни бе ни ме, ни вынтараты. Ни¬чего вы в марксизме не смыслите. Стыдно в наш век быть таким невеж¬дой в общественных науках.
Милый человек. Занятия прошли недурственно. Что же вы не при¬шли».
С. 337. Юпитер, ты сердишься <... > «кто сказал а, должен сказать бе», «Мор сделал свое дело. Мор может уйти»… — латинская и немецкие пословицы; последняя — цитата из пьесы Ф. Шиллера «Заговор Фиес-ко в Генуе» (Моог — мавр, нем.). О неприемлемости для Живаго подоб¬ной «мудрости» записано в наброске, относящемся к замыслу одиннад¬цатой части и озаглавленном: «План «партизанской» части»:
«а) яркое, внешнее, пестро импрессионистическое изображение, как репинское письмо турецкому султану.
б) разбор пружин в разговоре доктора с Ливерием. Не любит «кто сказал а, должен сказать б» ил и » Мор сделал свое дело. Мор может уйти», все эти вещи давно отмечены народною мудростью в поговорках «чу¬жими руками жар загребать» и т. д. Так же как с интеллигенцией, боль-шевицкая головка путем обмана воспользуется силами крестьянства в партизанском движении. А потом разоружит и будет преследовать и даже, как стали выражаться, «ликвидировать».
в) С самого начала характеристику убийцы семьи. И его лицо знако¬мо Юр. Анд., но не может вспомнить. Дети и жена любят его и боятся. Он мстительный и тупой. Ливерий спорит с ним, считается и тоже боится.
г) Какие-нибудь «занятия»Ливерия с партизанами. Все высокое и чистое по книжкам. Юр. Андр. ничуть не спорит, но «давай вам Бог, а я-то при чем, мне надо домой».
д) Зимой Ливерий узнает, что родители его исчезли, семьи доктора тоже нет в Варыкине, но ничего этого не скажет Юр. Анд., а только что у стариков что-то неладно и что он его отпустит. А когда?
О поражении Колчака узнает во время бегства и пешего скита¬ния».
С. 339. Осень уже резко обозначила в лесу границу хвойного и лист¬венного мира. — В рукописи дан вариант этого отрывка: «Осень уже рез¬ко обособила хвойные породы заречного бора от лиственных. Первые сумрачною, почти черною стеною щетинились в глубине, вторые вин-ноогненными пятнами светились между ними точно златоверхие тере¬ма какого-то древнего, из этого леса и в середине его срубленного поса¬да с княжеским детинцем».
В черновых набросках к роману имеются два первонач. варианта этого осеннего этюда: «Осень — красноносая пьяная шлюха, горькая пьяница плачет пьяными слезами, бац, как бряцанье литавр. Винноог-ненная светозарная меднобряцающая. Огромный тихий безмолвный простор, чуть начавшая желтеть зелень. Только в редких местах вдруг лисьешкурная огненная оранжевость (бурой лисицы). Среди нежной побурелости резкость, как появление зверя среди растений. Сырой и горьковатый горелый запах осени, запах водой залитого пожарища. Коричнево-кожистый, коричне-зелено-кожий, оливковый, как бы на¬стриженный лист ивы, забивающий сухую и затвердевшую грязь дорог того же коричнево-кожистого цвета.
У Павленки в саду огненные клены, темно-оливковые груши, тем¬но-бордовые деревья того же оттенка темноты, как груши. Цвет выде¬ланной кожи». (Имеется в виду сад на даче П. А. Павленко в Передел¬кине, через одну от пастернаковской.)
Другой вариант предваряется словами, написанными на верхнем поле страницы: «Голод, холод терпим / под молотосерпьем». Далее: «В партизанской главе обязательно старое наблюдение. Пожар огнен-нолистных берез, осин и ясеней среди темно-зеленого мрака седого мо¬крого и игольчатого сырого хвойного леса с сизым лоском от слоистой сырости смолистых игл. Высятся крытые золотом терема с вышками какого-то сказочного городка». Набросок содержит дополнительные, выписанные отдельно, цветовые оттенки осенней листвы: «имбирные, огненновинные, огненнолимонные, винноогненные и киноварные». Ссылка на старое наблюдение объясняется ранней попыткой записать это яркое впечатление в «Записках Патрика» (1936): «Тогда дружная обо¬собленность лиственного леса в хвойном, главное чудо осени, броси¬лась мне в глаза чуть ли не впервые. Расписным и золоченым городом стоял первый во втором, и его улицы, колокольни и кровли дождевым небом облегала черная, дымом ввысь уходившая хвоя».
С. 340. И всегда меня отталкивал. Ладно. Я займусь им. — Среди чер¬новых набросков и планов романа сохранилась записка, озаглавленная «В будущую отделку, для памяти». В ней дается характеристика Памфи¬ла Палых, еще не получившего своего имени: «Зарезавший семью, что¬бы избавить ее от мести белых, в прошлом легко, играючи шлепал и при¬калывал офицеров. Один из убийц Гинца. Приобрел навык преступни¬ка и обладал бы в другое время соответствующим сознанием, но клич поверни штык и грабь награбленное превращал эти задатки в заслугу. До¬блесть отупелости и толстокожести».
Видно, что Пастернак с самого начала четко обозначал характер и роль Памфила Палых как убийцы Гинца, а затем и своей собственной семьи, что придает фигуре этого персонажа символический смысл оли¬цетворения жестокой и самоубийственной тупости большевистской по¬литики. Если Гинц предстает в романе типическим лицом, воплотив¬шим романтические идеалы и реальные слабости Временного прави¬тельства, то его убийство солдатами, распропагандированными боль¬шевиками, стало проявлением «из войны родившейся, кровавой, ни с чем не считающейся солдатской революции», задушившей чаяния и надежды Февральской революции и уничтожившей и самих участни¬ков октябрьского переворота, и их детей, и их семьи.
С. 344. Очень скоро излишняя сила… — вместо этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «Очень скоро именно обостренная жажда сна и по¬вышенная потребность в нем, — особенности крайнего переутомления, как бы ударили в виски и разбудили его».
…путь выработки и рождения сознания. — После этих слов в руко¬писи вычеркнуто: «Бабочка не сознательно подделывается под сосну и солнце, но суммы этой умышленности достигает успешная эволюция вида». Описанное здесь явление мимикрии, то есть «внешнего приспо¬собления организмов к окраске окружающей среды», — как объясняет это Юрий Живаго позже, — которое часто спасает животное от гибели, была для Пастернака одним из существенных аспектов его художест-венного понимания жизни. Спящий Живаго, скрытый «пестротой сол¬нечных пятен», стал невидимым для заговорщиков, что спасло ему жизнь. «Я помешан на вопросе о мимикрии, — рассказывал Живаго Ларе о темах своих лекций в Юрятине. — <...>Тут, в этом цветовом подлажи¬вании скрыт удивительный переход внутреннего во внешнее». См. Су-сана Витт. Мимикрия в романе «Доктор Живаго» // В кругу Живаго. «Пастернаковский сборник». Stanford, 2000. С. 114.
С. 346. Я его выманю на елань. — На лесную прогалину.
С. 349. То прежде, а то теперь, большая разница. — После этих слов в рукописи вычеркнуто: «Нешто я маленький, не понимаю, чем дело пахнет? Беда нам, партизанам, неминучий конец».
Я не все тебе сказал. Не сказал главного. — После этих слов в руко.-писи вычеркнуто: «Боюсь, на родименьких моих, на болезных, на бед¬неньких моих отольются мне слезы ваших вдов и мамаш офицерских. Ну, ладно, слушай мою правду горькую, не взыщи…»
С. 351. Возвышенность эта, род шихана… —см. описание уральского шихана из письма родителям 20 июня 1916 г.: «В стороне от дороги на Ивакинский завод… или не так начать нужно: — берешь в сторону от дороги дремучейшим лесом, делаешь примерно полверсты и, житель равнин, бессознательно думаешь, что все будет в порядке — лес, лес или луг, в крайнем случае. Делаешь еще шагов десять, лес не редея — обры¬вается — ночь становится сразу тяжело облачным днем, перед тобой вырастает каменная гряда, похожая на цепь бойниц с каменной пло¬щадкой вдоль брустверов. Влезаешь, ничего еще не зная — на площадку и заглядываешь через край — гладкая каменная стена спускается отвес¬но, вышиной с 20-ти этажный дом, — на дне — речка и долина, видная верст на тридцать кругом, поросшая лесом — никому не ведомая, как кажется, доступ
